ет постыдные и мучительные условия его жизни.
Затем я бы сказал о человеке так: это самое загадочное существо из
всех населяющих землю, существо, одаренное безграничной силою воображе-
ния, неутомимой жаждой творчества, дерзкой страстью к разрушению содеян-
ного им, замечательной способностью всесторонне осмеивать самого себя и
неуменьем удивляться себе самому. Вероятно, мудрецы, которые предпочита-
ют видеть человека в звериной шкуре, скажут, что я украсил его хвостом
павлина.
* * *
Кроме смертных грехов, часть которых только украшает его, человек, -
как это известно, - испачкан и засорен множеством мелких, дрянненьких
грешков.
Но я не моралист, это ясно из сказанного выше, копаться в хламе дрян-
неньких грешков я не стану, считая такое занятие крайне вредным. Вред-
ным, - потому что пристальное рассматривание и подчеркивание маленьких
человеческих слабостей как раз и устанавливает удобный для строгих судей
мира, но унижающий человека "бытовой" взгляд на него, как на ничтожество
по природе. Взгляд этот очень приятен любителям "духовной чистоты", кро-
тости и покорности некоторым, издревле "господствующим идеям", на коих и
основано "общество", ныне изгнившее до корней своих.
Этот взгляд разрешает относиться к человеку, как, примерно, к сырью
или - в лучшем случае - "полуфабрикату". Попирая человека "под нози
своя", моралисты монументально возвышаются над ним, и это их вполне
удовлетворяет.
Разумеется, я не буду спорить против того, что человек иногда охотно
оправдывает звание ничтожества, я сам нередко видел и вижу его таковым.
Но я твердо знаю, что, по силе условий "социального воспитания", челове-
ку очень легко быть "плохим", и что у него слишком мало причин быть "хо-
рошим", а если он все-таки хорош, так это - его личная заслуга. Со сто-
роны своей "плоховатости" человек мало интересен и не этим он удивите-
лен.
Для меня человек по природе его - великомученик, у которого нет жела-
ния сделаться святым, и, погрузясь в дела мира сего, он стал просто ве-
ликим человеком. Де Фоэ, Ломоносов, Руссо, Пушкин, Байрон, Менделеев,
Лессепс и сотни подобных - вот что есть человек по природе своей. Наде-
юсь, я никого не обижу, напомнив, что некоторые из названных мною гени-
альных людей были людьми весьма "сомнительной нравственности".
Отсюда, конечно, не следует, что, почувствовав приступы гениальности,
необходимо скандалить, как это делали и делают некоторые из современных
молодых литераторов на Руси. В возрасте между пятнадцатью и двадцатью
пятью годами почти все люди чувствуют себя гениями, но в большинстве
случаев это нечто подобное ложной беременности: симптомы те же самые,
как и при настоящей, а внутри - пусто.
Мне кажется, что было бы очень полезно смотреть на жизнь "пессимисти-
чески", а к человеку относиться со всем возможным оптимизмом.
Противоречие? Нет, почему же? Жизнь все еще, покамест, неудачная ра-
бота прекрасных мастеров.
Такой взгляд на человека уже не разрешает рассматривать его, как нич-
тожество, как материал для построения чьего-то благополучия - и вместе с
тем этот взгляд способствует росту чувства неудовлетворенности человека
своею работой. Жизнь будет всегда достаточно плоха для того, чтоб жела-
ние лучшего не угасало в человеке.
* * *
В начале девятнадцатого века было сказано:
- "Государства создаются того ради, чтоб обуздывать своеволие людей и
пресекать дерзостные фантазии разума их".
Очень хорошо сказано в смысле искренности, прескверно по существу.
Но вот, десять лет тому назад, в России возникла новая форма госу-
дарства, и цель его, как я понимаю, дать свободу творческим силам всей
массы народа. Этот народ особенно нуждается в изменении привычной, глу-
боко вкоренившейся в нем оценки человека, как ничтожества. Фантастичес-
кая работа, которая начата у нас, напряжение, с каким она творится, на-
конец те результаты, которые эта работа уже дает, все это как нельзя
лучше говорит в пользу взгляда, что человек вообще лучше того, как о нем
привыкли думать.
Вероятно - спросят:
- Но почему же все человек, человек, когда нужно говорить о творчест-
ве масс? Нет ли тут индивидуализма?
Я думаю, есть некоторая доза, но нет никаких причин опасаться ее,
ибо, как известно, в небольших дозах яды полезны организму. Фосфор - яд,
но без него не проживешь. Бесспорно, что масса - радиоактивное вещество,
но необходим ряд условий для того, чтоб извлечь из нее чистый радий.
В Советской республике условия эти частью уже созданы и продолжают
непрерывно развиваться. Культурный рост рабочего и крестьянина - факт
неоспоримый. Следует сказать, что еще не было и нет государственной ор-
ганизации, которая заботилась бы о культурном воспитании народа так уме-
ло и усердно, как это делается в России. Я говорю об этом не только по-
тому, что знаком с такими отличными изданиями, каковы "Крестьянская" и
"Рабочая" газеты, еженедельники "Работница", "Крестьянка", превосходный
журнал "Хочу все знать", "Сам себе агроном" и десятки других изданий, в
высшей степени заботливо и умело обслуживающих культурные запросы трудя-
щихся на земле и на фабриках; говорю не потому, что внимательно, пос-
кольку могу, - слежу за работою селькоров и рабкоров и личным - интел-
лектуальным ростом этих, поистине, "новых" людей, - нет, не только это,
известное и помимо меня, дает мне смелость говорить уверенно о культур-
ном росте трудовой массы.
Гораздо большее значение имеют письма ко мне различных молодых и по-
жилых людей деревни и города, письма, из которых совершенно ясно видишь,
как растет и углубляется интерес русского человека к своей стране и, во-
обще, к миру, к науке, к литературе и ко всему, что есть жизнь. Показа-
телен и количественный рост "изобретателей" в области техники и особенно
любопытен тот факт, что в этой области начинают работать женщины. Кста-
ти: "Нижегородский астрономический календарь" - единственный в России,
издающийся уже тридцать девять лет, отметил работу двух женщин астроно-
мов, Богуславскую и Ушакову, как "ловцов комет", указывая, что это "пер-
вый случай". Вообще быстрый рост общественной активности среди женщин -
явление огромной важности, а особенно изумительна эта активность среди
женщин-мусульманок.
Что Россия живет в тяжелых условиях - это так же неоспоримо, как и
то, что над созданием и укреплением этих условий усердно трудятся прави-
тельства высококультурных стран Европы, чему отнюдь не мешает мудрая
инертность и немота европейских социалистов, тоже весьма культурных.
Но, несмотря на тяжесть условий жизни и вопреки им, творческая мощь
России быстро растет. Об этом говорит, например, тот факт, что - как за-
явлено было в Москве, на съезде физиков - в то время как раньше в евро-
пейских журналах печаталось за год двадцать-тридцать докладов русских
ученых, ныне печатается до ста и свыше ста докладов. При царизме ежегод-
но ресурсы геологического комитета не превышали нескольких сот тысяч
рублей. Сейчас бюджет комитета поднялся до шести миллионов рублей в год,
а в культурных государствах Запада после войны ассигновки научным учреж-
дениям значительно сокращены. Обилие научных открытий, широкое развитие
краеведчества, рост количества научных экспедиций, ряд новых научных уч-
реждений, институтов, наконец успешность по электрификации страны, все
это и еще многое должно бы убедить и слепых и глухих, что Россия,
действительно, начала жить новой жизнью, и что человек ее стал более
значительным человеком, чем он был десять лет тому назад.
Но у меня нет желания убеждать в чем-либо людей, "униженных и оскорб-
ленных" собственным их бессилием.
* * *
Попутно расскажу о том, как иногда забавно "выявляется" чувство мести
"униженных и оскорбленных".
Хоронили Германа Лопатина, одного из талантливейших русских людей. В
стране культурно дисциплинированной такой даровитый человек сделал бы
карьеру ученого, художника, путешественника, у нас он двадцать лет, луч-
шие годы жизни, просидел в Шлиссельбургской тюрьме.
За гробом его по грязному снегу угрюмо шагали человек пятьдесят рево-
люционеров, обиженных революцией, и среди них качалась грузная фигура
одного из друзей умершего, - Герман Лопатин весьма щедро одарял людей
своею дружбой.
Грузный человек шел в глубоких желтого цвета галошах-ботинках; галоши
были настолько малы для ног слона, что он стоптал их, каблуки приходи-
лись почти на средину подошв; наверное ему было очень трудно и даже
больно нести свое большое тело на ногах, так неудобно обутых. Я вспом-
нил, что накануне видел его в черных, крепких ботинках, они были как раз
по ноге его. Должно быть, он продал и "проел" их. Но дня через два я
снова встретил его в знакомой мне крепкой и удобной обуви.
- А я думал, вы продали галоши?
- Почему?
Я объяснил.
- Нет, - сказал он и широко улыбнулся. - Но я хотел придать еще более
нищенский и постыдный вид похоронам одного из крупнейших русских револю-
ционеров. Пусть эта самочинная власть видит и поймет и устыдится...
Он сказал это торжественным тоном гражданина и борца.
Да, именно так.
А я подумал о человеке, галоши которого он, стоптав, непоправимо ис-
портил.
Потом подумал о жалком тщеславии "униженных и оскорбленных". Нигде
этот постыдный вид тщеславия не принимает таких и смешных и болезненных
форм, как у нас в России.
Напомню, что в те дни "самочинная" власть с величайшим напряжением
своей энергии работала над организацией защиты революции.
* * *
Никогда еще в России не было такого количества молодежи, пишущей сти-
хи и прозу; можно сказать, что страсть к литературе приняла характер
эпидемии. Зная, в каких ужасных условиях работают молодые литераторы, я,
разумеется, не позволю себе думать, что литература привлекает их только
как "легкий труд". Во-первых, это труд вовсе не легкий, а, во-вторых,
совершенно ясно видишь и чувствуешь, что молодежь понуждает писать ее
насыщенность "впечатлениями бытия". Я прочитал, вероятно, сотни две
книг, написанных молодыми литераторами, и полагаю, что это дает мне пра-
во говорить о них. Но я не принадлежу к тем людям, которые, не умея пла-
вать, пробуют учить других искусству плавания.
Меня занимает вопрос об отношении молодой литературы к герою всех
драм, романов и рассказов, к "хозяину жизни" - человеку, врагу природы,
окружающей его, создателю "второй природы" на основе познанных и порабо-
щенных им сил первой, врагу и "ветхого Адама" в себе самом. Мне кажется,
что "ветхий Адам" более понятен и более интересен молодой литературе,
чем Прометей, похититель небесного огня и враг богов. Во всех книгах
действует, - а чаще, бездействуя, только говорит - человечек вчерашнего
дня, засоренный и запачканный мелкими грешками, осколками великих и
дерзновенных смертных грехов.
Конечно, и маленький грешник - хороший материал для большого художни-
ка, если художник умеет преувеличить его ничтожество так, как умел де-
лать это Ф. М. Достоевский, который хорошо знал, что подлинное искусство
вообще и всегда более или менее преувеличивает действительность.
Для молодой литературы человек остается все еще ничтожеством, хотя
многие из авторов на протяжении десяти лет видели его героем, а некото-
рые и сами лично принимали участие в событиях героических. И все-таки
человек остался в их глазах человеком "для того, чтобы", а не человеком
"потому, что" он есть источник самой изумительной энергии, преодолеваю-
щей все сопротивления.
Приятно видеть, что как будто исчезла тема: правоверный, но наивный
сердцем коммунист и соблазняющая его на грешок прелестная, но буржуазная
барышня. Но, кажется, тема эта исчезла только потому, что за десять лет
барышня, несколько постарев, утратила необоримую соблазнительность свою.
