не является ли этот странный вызов без последствий отголоском "печати
зла"?!
Никита качнул головой, отгоняя наваждение, обозвал себя в душе
слабохарактерным и впечатлительным мистиком, и поспешил к метро. Через
полчаса он входил в мастерскую Ксении.
Сердце вдруг забилось часто и сильно, будто он бежал. А при виде
склонившейся над мольбертом художницы - она работала над пейзажем - пришло
странное двойственное ощущение: его ждали и не хотели видеть одновременно!
Чувство это все чаще приходило к Никите, и он даже как-то задумался о
причине этой странности, но мастерская Красновой не способствовала
самоанализу, мысли свернули в иное русло. - Он тихонько прошел за ее
спиной в угол, где стояли столик, два кожаных кресла и вешалка, сел в
кресло и принялся разглядывать профиль девушки.
На ее лицо в момент работы хотелось смотреть, не отрываясь, как на
огонь костра или дождь. Когда она работала, превращалась из феи
Приветливой доверчивости в фею милой сосредоточенности, и по лицу ее тихо
бродили отголоски мыслей и чувств, переживаемых ею в данный момент.
Наблюдая за ней, Никита терял счет времени, и был готов убить всякого, кто
посягнет на это существо, способное превращать безотрадное в красивое,
серость в яркую многоцветность...
Одета Ксения была в голубой комбинезон, не скрывающий блистательных
форм тела. Волосы она заплела в косу, которая тяжелой короной лежала на
голове, открывая длинную шею с серебряной цепочкой. В мочках ушей
поблескивали серебряные сережки с сердоликом в форме листочка березы. На
среднем пальце левой руки - перстень с таким же камнем. Неброско, просто,
но в этой простоте крылись изысканность и утонченность, подвластные только
истинному художнику - не в смысле профессии, в смысле свойств натуры.
- И долго ты намерен так сидеть? - раздался низкий голос девушки.
- А? Д-да... - промямлил застигнутый врасплох Никита.
Ксения огляйулась. В глазах улыбка, лукавые искры, приветливость, и
готовность выслушать любое предложение. Повинуясь зову интуиции, Никита
подошел к ней и молча поцеловал в полураскрытие пунцовые губы, ответившие
на поцелуй с неожиданной нежной силой. Минута длилась долго, а тишина в
мастерской была такая, что слышалось кипение крови, собравшейся в губах,
сердце и руках, сжимавших девичьи плечи. Затем, снова повинуясь властному
зову интуиции, Никита разжал объятия, оторвался от Ксении и отступил на
шаг. Девушка смотрела на него без улыбки.
Глаза ее стали огромными, глубокими, и радость в них боролась с
сомнениями.
Никита стиснул зубы, отступил еще на шаг. Снова это загадочное
сомнение, что и в глазах Толи Такэды. Ах, друзья мои, приятели, в чем же
вы сомневаетесь? Что вы такого видите во мне, что позволяет вам
сомневаться?
- Надо же, - все тем же спокойным низким голосом произнесла девушка,
- на двадцать седьмой день знакомства ты наконец соизволил поцеловать
меня. Я думала, ты смелей.
- Ну что ты, я такой неуклюжий и робкий, - пробормотал Никита.
Девушка засмеялась, и напряжение схлынуло, разрядившись смехом. Но
вкус поцелуя остался на губах и в памяти. Сравнить его было не с чем,
ничего подобного Никита не переживал никогда, хотя и целовал девушек
прежде. Как сказал бы Толя Такэда: счастье, выпадает тому, кто его не
ждет.
- Я пришел жаловаться, - продолжал танцор, с жадной радостью впитывая
смех девушки и свет, исходивший от ее лица. - Понимаешь, вокруг меня
что-то происходит, какие-то скрытые силы жонглируют событиями, а я лишь
изредка ощущаю их присутствие.
Плюс вот это. - Танцор кивнул на руку, закатав рукав рубашки над
локтем, где красовалась звезда. - Подарок судьбы. Весть, как выражается
Толя.
- Болит, мешает?
- Не мешает, но... действует на нервы. - Никита вспомнил реакцию
звезды. - А стоит на нее надавить и...
Знакомый холодный разряд проколол руку от звезды до шеи, вонзился в
затылок, растекся парализующим холодом по всему телу, заставил дрожать
пальцы и губы. Чей-то грохочуще-гулкий голос раздался, показалось, в
костях тела, позвоночника, в черепе, произнес фразу на тарабарском языке,
стих. И все прошло. Осталась только слабость в коленях и затихающий звон в
голове.
- Что с тобой? - Никита увидел у лица испуганные глаза Ксении и
обнаружил, что сидит в кресле. - Тебе плохо?
- Н-нет... все нормально... сейчас пройдет.
Ксения упорхнула куда-то и тут же принесла чашку холодного кофе.
- Пей, это взбодрит. - Посмотрела, как он пьет, отобрала чашку,
положила одну ладонь на его затылок, вторую на лоб. - Теперь сиди тихо и
думай о приятном.
Ладони у нее были мягкие, ласковые и в то же время сильные.
От них исходила какая-то успокаивающая, живая прохлада и приятная
бодрость. Через несколько минут Никита почувствовал себя полностью
окрепшим, восстановленным, отдохнувшим. Легкая нервная дрожь вокруг пятна
звезды - словно по коже бродила "гусиная пупырчатость" - прошла. Страх в
душе почти растаял, хотя Сухов знал, что он еще вернется. Загадка звезды
угнетала, снова родилась идея сходить ,к косметологу и срезать участок
кожи вместе со звездой. Если ты только была гарантия, что это поможет.
- К врачу не обращался? - поинтересовалась Ксения.
Танцор отрицательно качнул головой, криво улыбнулся.
- Тебе Толя рассказывал, как она появилась?
Ксения опустила глаза, потом прямо посмотрела на него.
- Рассказывал.
- И что ты об этом думаешь?
Девушка отвернулась, прошлась по мастерской, остановилась у мольберта
с пейзажем. Сказала, не глядя на гостя:
- Ник, ты попал под колесо истории, хочешь ты этого или не хочешь. С
появлением Вестника мир вокруг изменился и... и многое зависит от тебя
лично. Многое, - подчеркнула она, искоса глянув на Никиту, - если не все.
Если захочешь, в свое время ты узнаешь подробности. Но возврата к прежней
жизни не будет. И ты - в большой опасности, в очень, большой.
- Значит, ты все знаешь? - задумчиво проговорил Сухов, чувствуя, как
впереди разверзается бездна.
- Не все, только то, что сказала. Тебе предстоит пройти Путь, вернее,
три Пути...
- Целых три? - Никита постарался, чтобы в тоне вопроса было как можно
больше иронии, но Ксения не прореагировала на это.
- Путь Меча, Путь Мысли и Путь Духа. Если только... - она помолчала,
- если тебе хватит...
- Смелости? Ну что ты, я трус.
- Великодушия, - закончила девушка.
Чувствуя, как запылали щеки, Никита встал и, не попрощавшись, вышел
из мастерской. Он был взбешен, раздосадован и обижен, словно ему отвесили
пощечину, хотя в глубине души сознавал, что Ксения не хотела его обижать.
И все же было чертовски обидно, что в нем, таком положительном во всех
отношениях, имевшем сотню великолепных качеств, наццш вдруг изъян.
Великодушия, видите ли, ему не достает! Откуда это видно? И зачем оно для
того Пути, или трех Путей? Путнику больше требуются сила и выносливость, а
не великодушие... если, конечно, он вообще собирается куда-то идти...
Никита пожал плечами. Никуда идти он не собирался. Но от этого на
душе не становилось спокойнее. Ксения знала, что он не из
путешественников, вот почему во взгляде ее сквозило сомнение.
Знала она и то, что он откажется от Пути, вернее, от трех Путей.
Отсюда печаль и дистанция, которую она установила сама; поцелуй не в
счет. Или как раз наоборот, поцелуй - шаг вперед?
Путь Меча...
Никита нахмурился.
Пахнет кровью. Путь Меча, Путь Мысли и Путь Духа. Но звучит!
Как это влекуще и жутко звучит... упаси меня Боже от соблазна!
Целых два дня он общался только с соседями, с мамой и приятелями на
тренировках. В театр пошел лишь затем, чтобы сообщить Кореневу
окончательное решение: он переходит в балетную труппу Малого
академического.
Так как и ему никто из друзей не досаждал, Никита, разозлившись,
решил устройте себе отдых и уехать в Подмосковье, на турбазу, минимум на
неделю. А поскольку для этого нужны были деньги, пришлось идти в банк и
снимать со счета.
Машина стояла в ремонте на станции техобслуживания, поэтому все вояжи
приходилось выполнять или на такси, или общественным транспортом.
Сухов, вообще говоря, особых трудностей в жизни не испытывал,
воспитывался в основном дедом и бабушкой и жил в достатке.
Денег он никогда не считал, ни в детстве, ни во время учебы, ни
потом, устроившись на работу, поэтому был в известной мере избалован,
чтобы почти никогда и ни в чем себе не отказывать. В такси он сел, не
задумываясь, хотя на троллейбусе до районного сбербанка можно было
добраться за двадцать минут. А когда подошло время расплачиваться (пятьсот
рублей за пять км?!), обнаружилось, что танцор забыл деньги дома: злую
шутку сыграла привычка ездить на машине.
Водитель, угрюмый здоровяк с лысиной на полчерепа, шутки этой не
понял.
- Крутой? - буркнул он сипло. - Тогда плати штуку, я тоже крутой. - И
он взялся за монтировку.
Напрасно Никита клялся, что забыл портмоне, просил подождать, пока он
получит в банке деньги, предлагал в залог часы: водитель только
отфыркивался и выжидательно глядел исподлобья.
Наконец Сухов выдохся и прошипел, сдерживая бешенство:
- Вези обратно, олух!
- Я тебе ща отвезу, - пообещал водитель, разворачиваясь. - Я тебя в
милицию отвезу.
При слове "милиция" в мозгу танцора что-то щелкнуло. Он вспомнил
вызов и разговор с инспектором, как две капли воды похожим на шофера
такси. Не есть ли это звенья одной цепи?
Не сработала ли снова "печать зла", усиливающая, по словам Толи,
вероятность неблагоприятного исхода любых действий Сухова.
- Стоп! - сказал он. - Я плачу.
Но водитель словно не расслышал, продолжал гнать машину в обратном
направлении. И тогда Никита что есть силы дернул вверх рукоятку ручного
тормоза. Машину занесло. Взвыв, заглох мотор. Шофер тупо глянул на тормоз,
на пассажира, брови его полезли вверх, но Никита не дал ему времени
опомниться: рванул ручку дверцы и выскочил из такси.
Квартал он бежал так, словно сдавал стометровку, ожидая криков и
ругани в спину, но все было тихо. Уехал ли таксист сразу или простоял час,
Никита так и не узнал. А, вбежав в здание банка, оказался свидетелем его
ограбления. "Печать зла", видимо, продолжал действовать.
Четверо молодых людей в масках из чулок в "лучших" традициях
голливудских боевиков уложили посетителей банка на пол и набивали деньгами
сумки. Судя по ярости их главаря, добыча не была стоящей. Вооружены они
были пистолетами, а черноволосый главарь - автоматом "узи", что превращало
любой акт сопротивления в акт самоубийства.
Никита еще ничего не успел сообразить, как получил по скуле рукоятью
пистолета и, оглушенный, упал на колени.
До этого он ни разу не встречался с вооруженными бандитами, не считая
случая в парке. Конечно, рэкетиры, мафия, воры в законе, коррумпированные
чиновники были на слуху, об их "успехах" не раз писали газеты, но для
танцора все это происходило как бы в других измерениях и его не касалось.
Но вот на карту судьбы ему поставили "печать зла", и неприятные открытия
посыпались, как из рога изобилия.
- Лечь! - услышал он над собой, получил удар по затылку, но продолжал
стоять на коленях, с усилием соображая, что делать дальше, и как он
оказался в таком беспомощном положении. Его ударили еще раз, и Сухов -
долго потом вспоминалось это со стыдом и горечью - вскрикнул от боли и
поспешно лег лицом вниз, хотя в момент удара - это он тоже осознал и
