торжественную церемонию встречи Ксении и кайф на берегу моря.
Первое произошло вечером, после похода Сухова в новый театр и
разговора с балетмейстером труппы Суходольским.
В хорошем расположении духа Никита принял дома душ, переоделся и
только собрался позвонить Ксении и пригласить ее в ресторан, как вдруг
ожил телефон. То есть по-настоящему ожил! Его трубка из голубого пластика
почернела, изогнулась, выпустив лапы с когтями, и уселась на так же
почерневший корпус телефона, глянув на остолбеневшего танцора бусинами
глаз. Взгляд ее был тяжел и злобен, он давил, угрожал, приказывал;
казалось, ожившая трубка вот-вот заговорит или, по крайней мере, каркнет,
как ворон Эдгара По. Никита даже замахнулся на нее:
- Кыш отсюда!
Трубка открыла пасть - таково было впечатление, хотя рта у нее не
было и не могло быть, - и зашипела.
Сухов отщатнулся, и в то же мгновение трубка прыгнула на него,
разматывая на лету шнур. Благодаря тому, что танцор опередил ее на
мгновение, трубка не долетела до лица и вцепилась лапами в предплечье, как
раз в том месте, где на коже сидела звезда, то есть Весть, если верить
Толе.
Никита получил сильнейший нервный укол в руку, обжигающая боль
ударила огненной спиралью через плечо, шею и ухо в голову, оглушила.
Вскрикнув, он смахнул с локтя озверевшую телефонную трубку и та, не
долетев до стены, взорвалась. Телефон вспыхнул, загорелся зеленым пламенем
и горел до тех пор, пока не рассыпался в прах. Тумбочка под ним при этом
даже не потемнела.
Оглушенный разрядом, парализовавшим правую руку, Никита дотащился до
кухни, открыл пластмассовую бутыль с колой, жадно припал к горлышку. Рука
дрожала, напиток проливался на воротник, шею, грудь, но он пил, пока не
осушил полуторалитровую бутыль. Не почувствовав вкуса.
С час сидел в гостиной на диване, прислушивался к руке, по которой
бегали тонюсенькие иголочки, и прикидывал, не позвонить ли Такэде от
соседей. Но рука наконец обрела чувствительность и подвижность, и Никита
решил никому ничего не говорить. Как объяснить случившееся, он не знал.
Галлюцинацией здесь не пахло, телефон действительно сгорел, а трубка
рассыпалась в пыль, это он видел собственными глазами. Доказательством
реальности происшествия был уцелевший телефонный шнур, однако вряд ли он
мог рассказать правду. Единственным объяснением, ничего, по сути, не
объяснявшим, было загадочное внедрение, о котором предупреждал Такэда.
Кто-то или что-то внедрялось в какую-нибудь вещь, причем - опасную вещь, и
та начинала вести себя самостоятельно, как живая.
Пахло колдовством, в которое Сухов не верил с детства, мистикой и
дьявольщиной, а также чем-то безмерно чужим и далеким, спрятанным в
глубинах причин и явлений, недоступных обыкновенному человеку. Пахло
жутковатой тайной, влияющей на судьбу рядового жителя Земли по имени
Никита Сухов. Пахло неведомой, нечеловеческой волей, управляющей
событиями, свидетелем которых он случайно оказался...
К вечеру Сухов пришел в себя настолько, что почти не верил в историю
с телефоном. Неизвестность перестала пугать его, а поскольку он был
человеком, который быстро забывал неприятное, то решил не обращать
внимания на всякие там "психоразведки", "печати зла" и "внедрения".
Как-никак его ждал отдых - тренировки на сборах не в счет, - море и
Ксения, и жизнь продолжалась.
Правда, в ресторан он не пошел.
Утром, забрав машину из ремонта, Никита принялся набивать ее
необходимыми вещами от одежды до палатки и спальника, заправился на
ближайшей станции бензозаправки, принадлежащей какой-то частной фирме, и
выехал за город. А уже через полчаса после съезда с кольцевой подоспело
второе происшествие, поставившее танцора перед дилеммой: рисковать ли и
ехать дальше или вернуться под опеку Такэды и всерьез заняться борьбой с
инструктором-грузчиком.
Сначала спустило правое заднее колесо.
Никита остановился у щита: "Кемпинг "Илья". 5 км.", снял колесо, но
поставить запасное в спокойной обстановке не успел.
С грохотом, ревом, воплями и песнями лихо подкатила кавалькада
рокеров и устроила привал. Вокруг в синих дымах закружились "хонды",
"блэндховеры", "харлеи", "дайхатсу" и "навахо", замелькали кожаные куртки,
штаны, юбки, металлические цепи, кресты, бляхи, молнии. На траву
посыпались банки из-под пива и кокаколы, бутылки, свертки, тряпки и другой
мусор. Одна из бутылок угодила в колесо машины Сухова, но он стерпел, тихо
зверея.
Лексикон гонщиков не претерпел изменений с момента появления на свет
этих любителей грохота и ветра, состоял он из трех-четырех десятков
нормальных слов, двух десятков стандартных жаргонных выражений, десяти
фонем и мата. Слушать их было мучением, но Сухов помнил наставления Такэды
и терпел, скрипя зубами. За любое из выражений, с которыми обращались
рокеры к своим подругам, он не задумываясь набил бы морду... если бы не
видел, что "герлам" это нравится. И все же он не сдержался.
- Смотри, куда кидаешь! - рявкнул он, когда о кузов "сотки" ударилась
пустая банка.
Тот, к кому он обращался, улыбаясь, швырнул в машину недопитую банку,
пиво потекло по стеклу, обрызгало Никиту. Он молча стряхнул брызги, шагнул
к детине - смуглое небритое лицо, тонкий горбатый нос, блестящие глаза,
даинные волосы, - сидевшему на высоком седле мотоцикла, и, перехватив
руку, готовую метнуть еще одну банку, сжал ее с такой силой, что ладонь
парня смяла банку в лепешку. Рокер взвыл тонким голосом, головы его
приятелей повернулись в их сторону.
- Извини, - сказал танцор, поворачиваясь спиной к парню, считая, что
инцидент исчерпан, но это было его ошибкой. Рокеры не знали, что такое
этика и честь, ими правили другие законы, законы стаи и толпы, и Сухова
ударили сзади - бутылкой по голове, причем сделала это юная "богиня",
цеплявшаяся за талию своего господина.
Пока танцор соображал, за что его ударили и кто, сосед длинноволосого
наехал на него сбоку и сбил, проехав колесом по ноге.
Что было потом, Никита помнил смутно. Кажется, он свалил мотоцикл с
наглецом, кого-то бил, кто-то бил его, сбивал с ног корпусом мотоцикла,
бросал в него бутылки, камни, банки. Один из "кожаных" бандитов даже обдил
его джинсы бензином, но поджечь не успел: рядом остановились сразу три
машины, из кабин выскочили крепкие ребята в спортивных костюмах, и в
мгновение ока все изменилось.
Троим рокерам, особенно рьяно избивавшим танцора, скрутили руки, а
остальные, повинуясь инстинкту, рванули за длинноволосым главарем.
Сухов не удивился, увидев подходящего Такэду. Сплюнув кровь - ему
разбили губу, - уселся на обочину дороги, рядом с машиной, у которой
уцелело только заднее стекло. Сказал хрипло, не поворачивая головы:
- Сгинь, нечистая сила!
- Чистая, - сказал Толя, усаживаясь рядом.
- Создается впечатление, что эти драки провоцируешь ты, чтобы
подтолкнуть меня на твой "путь"...
Такэда подтянул брюки, стряхнул с них пыль.
- Если бы все было так просто.
- Ну так объясни мне, чтобы я понял. Почему вся эта гадость случается
именно со мной? Почему я оказался в "круге устойчивого интереса"... так ты
говорил? Интереса кого? СС? То бишь "свиты Сатаны"? Что за "свита"? Что я
ей сделал, почему она устроила охоту на меня? Что за "весть" я получил и
почему эта звезда движется по коже? И куда? К голове? Зачем? Что будет,
когда она дойдет до цели?
- Ты задаешь слишком много вопросов. Кит.
- Но тебе придется ответить! Я хочу все знать!
- А поездка? Ты же собрался на юг.
- Откладывается. Уговори своего знакомого, Романа, чтобы он занялся
со мной немедленно. К черту все дела и отдых, если меня постоянно лупят. -
Никита оскалился в яростной усмешке. - Причем все время бьют в спину. Но
прежде ты все мне расскажешь.
Все! Понял?
- Рано, - упрямо сказал Такэда. - Пока все, что с тобой происходит -
лишь комплекс профилактических мер, предпринятых статистической службой
СС, а если я начну давать тебе опасную информацию, опасную не только ддя
тебя, но главным образом для них, вот тогда они возьмутся за тебя всерьез.
И не поможет никто, ни Бог, ни царь и не герой. В том числе и я. Ты этого
хочешь?
- Ерунда! - слабо отмахнулся Сухов, задирая штанину и созерцая
лиловый синяк на голени и содранную кожу. - Каким образом они узнают о
том, что ты мне расскажешь?
- Э-э, мой милый, слово не просто сотрясение воздуха, это еще и
сотрясение вакуума, которое передается мгновенно и на колоссальное
расстояние. Так что утаить в нашем мире какую-то важную информацию
практически нельзя.
Никита воззрился на Такэду в немом удивлении. Тот обозначил свою
обычную улыбку - уголком рта.
- Ладно, не пугайся, это я преувеличил. Хотя... кто знает?
Ты по-прежнему считаешь, что я обязан ответить на твои вопросы?
Учти, едва ли ты от этого станешь счастливее.
Сухов, не отвечая, стиснул голову руками, уставясь в землю.
Такэда сочувственно разглядывал его измученное лицо, по которому
бродили отзвуки борьбы с самим собой.
Помощники инженера, оказавшиеся сотрудниками спецгруппы по борьбе с
бандитскими формированиями, увезли задержанных и их мотоциклы. Наступила
тишина.
До вечера Никита не находил себе места.
Упрямый Такэда так и не начал объяснения, буркнув, что "все
образуется". А если нет - вот тогда и возникнет необходимость "ввода
танцора в реальность Веера Миров". Что он этим хотел сказать, Сухов не
понял, но, зная упорный характер Толи, не рассчитывал получить необходимые
сведения до окончания "информационного моратория", наложенного инженером.
Толя обещал прийти вечером и велел Никите сидеть и никуда не
выходить. Машину танцора он отправил на ремонт в автоцентр сам.
Если бы он знал, что Сухов уже был свидетелем внедрения, вряд ли
Такэда оставил бы его одного.
К восьми часам вечера у Никиты окончательно сформировалось ощущение,
что он дома не один, и за ним исподтишка наблюдают чьи-то глаза. Помня
случай с телефоном - он поставил запасной, старенький, без кнопок, -
Сухов, посмеиваясь в душе над своими страхами и одновременно ожидая
появления новых непрошеных гостей, внимательно оглядел гостиную, спальню,
кухню. Глаз он ничьих не обнаружил, но ощущение подглядывания от этого не
исчезло. Наоборот, оно крепло и усиливалось, пока непереросло в тихую
панику.
- Кто здесь? - позвал Никита вполголоса, покрываясь холодным потом, и
на всякий случай достал из шкафа нунчаки. Такэда подарил их почти год
назад, и Сухов владел ими с достаточной сноровкой.
На мгновение воздух комнаты остекленел, стал твердым. Никита
почувствовал себя муравьем, вплавленным в янтарь, инстинктивно дернулся:
воздух отпустил его, но движение получилось неловким, и правый нунчак
нечаянно задел плечо, куда уже сместилась звезда Вести.
Боль пронизала руку, шею, голову, в глазах потемнело, а в голове,
где-то в глубинах черепных костей, раздался знакомый гулкий бас:
- Элиф! Лам!! Мим!!!
- Что?! - пролепетал Никита.
Гул и голос в голове утихли, зато что-то произошло с глазами:
предметы в комнате обрели светящийся ореол всех оттенков желтого цвета, и
лишь один из них засиял тревожным алым светом - керамическая ваза для
цветов, стилизованная под древнегреческую амфору. Что-то сдвинулось в
сознании Сухова, словно упал занавес сцены, и он увидел то, что скрывалось
за плотным покрывалом. В следующее мгновение не реакция, инстинкт швырнул
