Такэда глянул на руку, на пальце которой красовался замысловатой
формы перстень: в глубине черного камня горел рубиновый шестиугольник.
- О Сусаноо!... Иди домой, Кит, потом поговорим. Кое-что мне здорово
не нравится.
- Но ты видел? Гроза будет, что ли?
- Не знаю. Пока. - Инженер бесшумно растворился в ночи.
Никита иногда шутил, что ходит он, как ниндзя, но в этой шутке была
большая доля правды: Толя занимался айки-дзюцу с младенческого возраста,
сначала с дедом Сокаку Такэда, который сохранил технику сосредоточения
жизненной энергии школы Дайторю, а потом под руководством отца, и к своим
тридцати двум годам, овладев тайнами восточных единоборств, стал мэнкё -
мастером высшего класса. Что не мешало ему заниматься философией и
работать в институте электроники.
Никита улыбнулся своим мыслям и, не спеша, направился по боковой
аллее парка к выходу на стоянку, где стояла его машина, не придав значения
необычным звукам и вспышкам. С этого момента колесо его бытия сдвинулось с
наезженной колеи, увлекая к событиям странным, таинственным и страшным, к
котороым он абсолютно не был подготовлен.
Он успел пройти лишь треть аллеи, отметив почти полное отсутствие
фонарей, как вдруг впереди и слева, за кустами черемухи, раздался вскрик,
за ним глухие удары, возня, еще один вскрик и долгий мучительный стон.
Затем все стихло.
Покрывшийся мурашками Никита в нерешительности остановился,
вглядываясь в темноту. Свет фонаря, горевшего сзади метрах в десяти, сюда
почти не доставал, и разглядеть, что делается в кустах, было невозможно.
Сухов по натуре не был трусом, но и на рожон лезть не любил, предпочитая
разумный компромисс открытому бою, хотя физически одарен был великолепно.
Однако он занимался тем видом спорта, который не поднимает в человеке
чувства неприязни и желания победить соперника насилием, в акробатике и
гимнастике человек, по сути, борется с собой и лишь потом - опосредованно
- с противником. Еще ни разу в жизни Никита не сталкивался с ситуацией,
заставившей бы его драться за жизнь, хотя мелких стычек было достаточно, и
все же судьба его хранила. Но кто знает наверняка, когда надо быть
осторожным, а когда бросаться вперед, сломя голову?
Из-за кустов раздались шорохи, треск ветвей, затем шаги нескольких
человек, и на асфальтовую дорожку вышли четверо мужчин в одинаковых
пятнистых комбинезонах, с какими-то палками в руках и дипломатами, замки
на которых и металлические углы светились голубым призрачным светом.
Увидев Сухова, они остановились, потом один из них, огромный, широкий, как
шкаф, ростом с Никиту, если не выше, тяжелой поступью двинулся к нему.
То, что Сухов принял за палку, оказалось коротким копьем со
светящимся, длинным и острым, как жало, наконечником.
Бежать было поздно, да и вид четверых был так необычен, что первой
пришла мысль: десантники! Выбросили их здесь для тренировки, вот и все. В
здравом уме никто не станет разгуливать по парку в маскировочных костюмах.
А быть может это артисты, снимают какой-то экзотический боевик, пришла
другая мысль, не менее успокаивающая. Тоже вариант не исключен.
- Вы не слышали? - поинтересовался Никита, на всякий случай принимая
стойку. - Кто-то кричал недалеко.
Гигант подошел вплотную, наконечник его копья уперся в грудь Сухова,
засветился сильней.
- Осторожнее, - недовольно буркнул танцор, отодвигаясь, - что за
шутки в такое позднее... - Он не договорил, только теперь разглядев лицо
незнакомца.
Оно было неестественно бледным, вернее, совершенно белым!
Белки глаз светились, а зрачки, огромные, как отверстия пистолетного
дула, источали угрозу и странную сосущую тоску. Губы, прямые и узкие,
казались черными, а нос больше походил на треугольный клапан и мелко
подрагивал, будто незнакомец принюхивался.
- Иди назад! - шелестящим голосом, без интонаций, но тяжело и угрюмо
сказал "десантник". - Шагай.
Никита сглотнул, с трудом отводя взгляд от гипнотизирующих глаз
незнакомца. Возмутился:
- С какой стати я должен шагать назад? Я иду домой, так короче. В чем
дело?
Жало копья прокололо рубашку, вонзилось в кожу. Никита вскрикнул,
отступил, в изумлении осознавая, что все это не сон и что странный
десантник вовсе не собирается шутить.
- Сказано: иди назад. Быстро. Тихо. Понял?
- Понял. - Гнев поднялся в душе крутой волной. Сухов не привык, чтобы
с ним разговаривали в таком тоне.
Он схватил копье возле наконечника, собираясь вырвать его у
шкафоподобного верзилы, и вскрикнул еще раз - от неожиданности, получив
болезненный электрический разряд. Однако он был довольно упрям и не
останавливался на полпути, да и вспыхнувшая злость требовала выхода, хотя
странное лицо незнакомца продолжало гипнотизировать, заставляло искать
объяснений.
Копье нашло Никиту, оцарапало грудь, но он уже ушел влево, поднырнул
под удар дипломатом - "десантник" бил наотмашь, - схватил копье и...
кубарем покатился по дорожке, не успев сгруппироваться, получив оглушающий
удар током. Гигант медленно шагнул к нему, и в это время из-за кустов
вывалился и скрючился на дорожке пятый незнакомец.
Никита сел, опираясь на бордюр, потрогал гудящую голову, попытался
сфокусировать зрение.
Новое действующее лицо оказалось седым стариком, одетым в нечто
напоминающее изодранный окровавленный плащ неопределенного цвета. Он
заскреб пальцами по асфальту, вывернул голову к Никите, Глаза у него были
выколоты, по темному лицу текли слезы и кэовь, рот давился немым криком,
потому что язык в нем отсутствовал. "Десантник" оглянулся на товарищей,
молча и неподвижно стоявших неподалеку, не спеша подошел к старику и так
же молча, не остана сливаясь, проткнул его своей пикой насквозь.
- Что вы делаете?! - вскрикнул Сухов, вскакивая.
Верзила нанес еще один удар. Старик растянулся на асфальте, затих.
Никита бросился к "десантнику" и в прыжке нанес ему прямой удар в
голову, одновременно отбивая сумкой выпад копья. Некоторое время они
танцевали странный танец: Никита уворачивался от выпадов копья и ударов
дипломата, стараясь в свою очередь достать незнакомца ногой или рукой, а
тот уходил от его ударов с какой-то ленивой небрежной грацией, необычной
для такого массивного и громоздкого тела, пока не задел плечо Сухова жалом
копья и снова не парализовал его разрядом электричества. Впрочем, вряд ли
это можно было назвать электрическим разрядом: от него тело сжималось в
тугой комок напряженных, но не действующих мышц, а вокруг точки укола
разливалась волна холода.
Никита упал, с бессильной яростью сквозь набежавшие слезы впиваясь
взглядом в страшные зрачки "десантника".
Копье приблизилось к его глазам, поиграло возле сердца, снова
уставилось в глаз, в другой, словно белолицый "нелюдь" не знал, с какого
глаза начать. И тут один из троих его напарников предупреждающе пролаял
что-то на неизвестном языке: по боковой аллее справа кто-то бежал.
Копье замерло. Исчезло. "Десантник" наклонился к Никите:
- Слабый. Не для Пути. Умрешь.
Голос был глухой, невыразительный, равнодушный, но полный скрытой
силы и угрозы. Он давил, повелевал, предупреждал.
И не принадлежал человеку. Это открытие доконало Сухова.
Кто-то тронул его за плечо, приподнял голову. Он открыл глаза и
увидел лицо Такэды.
- Толя?!
- Жив, однако! Куда они пошли?
Никита вцепился в его руку, с трудом поднялся.
- Не ходи за ними, это... дьяволы, а не люди.
- Как они выглядели?
- Высокие, широкие... белолицые. В пятнистых комбинезонах... с такими
короткими странными копьями...
- С копьями?! - Такэда побледнел, несмотря на всю свою выдержку.
Сухов никогда прежде не видел, чтобы инженер так открыто выражал свои
чувства.
- Аматэрасу! Это был отряд СС! А может быть, и ЧК!
Никита невольно засмеялся, закашлялся.
- Эсэсовцы ходили в мундирах, а чекисты - в кожаных куртках, а не в
современных десант-костюмах.
- Я и не говорю, что это ЧК времен революции. ЧК значит - "черные
коммандос". А СС - "свита Сатаны".
- Чепуха какая-то! Давай посмотрим, жив ли тот старик. Они его
проткнули копьем.
- Я бы не советовал тебе вмешиваться. Старику уже не поможешь, а
неприятности нажить...
Не отвечая, Никита подошел к лежащему ничком седоголовому мужчине,
перевернул его на спину. Плащ на груди незнакомца распахнулся, и Никита
невольно отшатнулся. Не раны на груди и животе человека потрясли его, а
глаза! Два нормальных человеческих глаза, разве что без ресниц, на месте
сосков на груди, и два под ребрами! Три из них были мутными, слепыми,
полузакрытыми, неживыми, а четвертый, полный муки и боли, смотрел на
Сухова пристально, изучающе и скорбно.
- Катакиути! - проговорил за спиной Такэда и добавил еще несколько
слов по-японски.
Никита оглянулся и снова, как зачарованный, уставился в глаз на груди
старика. Впрочем, стариком этого человека назвать было нельзя, несмотря на
седину и худобу, ему от силы исполнилось лет сорок, если не тридцать. И он
был еще жив, хотя и получил страшные раны.
Рука его шевельнулась, согнулись и разогнулись пальцы. Хриплый
клокочущий вздох выгнул грудь. Страшное лицо повернулось к людям,
исказилось гримасой боли, напряглось в натуге что-то сказать, но у старика
не было языка. Никита убедился в этом окончательно.
Рука незнакомца снова шевельнулась, приподнялась, словно он искал
опору, и вдруг затвердела, перестала дрожать, повернулась ладонью вверх.
Казалось, вся жизнь чужака, еще теплившаяся в теле, сосредоточилась сейчас
в его руке. И в глазу на груди.
В центре ладони разгорелась звездочка, сияние волнами пошло от нее к
пальцам и запястью. Рука приобрела оранжево-прозрачный цвет, словно
выточенная из раскаленного стекла. Звезда в центре ладони стала бледнеть,
превратилась в облачко свечения, начала формироваться в какой-то
геометрический знак: сначала это был круг, затем в нем проявился
треугольник, круг преобразовался в" квадрат, и наконец две эти фигуры
слились в одну - пятиконечную звезду, выпуклую, светящуюся, словно лед под
луной.
Незнакомец замычал, протягивая руку Сухову. Тот нерешительно глянул
на озабоченного товарища.
- Что ему надо?
Седой снова замычал, обреченно, тоскливо, жутко. Глаз на груди его
заполнился влагой, он умолял, он просил, он требовал чего-то: то ли
принять дар, то ли помочь встать.
Никита решился, осторожно берясь за ладонь незнакомца.
И получил знакомый леденяще-электрический удар, так что свело руку и
подогнулись ноги. Вскрикнув, он выдернул руку из горячей ладони старика,
отступил на шаг, хватая воздух ртом.
Рука седого упала безвольно, погасла. Знака в виде звезды на ее
ладони уже не было. На лице незнакомца проступило нечто вроде улыбки,
затем черты его разгладились, по лицу разлилась бледность. Глаз несколько
мгновений вглядывался в людей, потом внутри него словно отключили свет -
стал пустым и бледным.
- Умер! - констатировал Такэда, озабоченно поддержал Никиту под
локоть. - Что с тобой?
- Не знаю, - прохрипел танцор. - Такое впечатление, будто меня
трахнуло током... причем уже второй раз! Эти, которые его убили, тоже
имели разрядники... копья. О господи! Башка раскалывается! И рука болит...
Он разжал кулак и взглянул на ладонь. Точно посередине линии судьбы
виднелась черная отметина в виде пятиконечной звезды, словно кожа в этом
месте была сожжена. Такэда хмыкнул, рассматривая ладонь друга.
- Любопытно. В эзотерике пятиконечная звезда - символ вечности и
