Аммос Федорович (строит всех полукружием). Ради бога, господа, скорее
в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и
государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на
военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр
Иванович, станьте вот тут.
Оба Петра Ивановича забегают на цыпочках.
Артемий Филиппович. Воля ваша, Аммос Федорович, нам нужно бы кое-что
предпринять.
Аммос Федорович. А что именно?
Артемий Филиппович. Ну, известно что.
Аммос Федорович. Подсунуть?
Артемий Филиппович. Ну да, хоть и подсунуть.
Аммос Федорович. Опасно, черт возьми! раскричится: государственный
человек. А разве в виде приношенья со стороны дворянства на какой-нибудь
памятник?
Почтмейстер. Или же: "вот, мол, пришли по почте деньги, неизвестно
кому принадлежащие".
Артемий Филиппович. Смотрите, чтобы он вас по почте не отправил
куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела так не делаются в благоустроенном
государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно
поодиночке, да между четырех глаз и того... как там следует - чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос
Федорович, первый и начните.
Аммос Федорович. Так лучше ж вы: в вашем заведении высокий посетитель
вкусил хлеба.
Артемий Филиппович. Так уж лучше Луке Лукичу, как просветителю
юношества.
Лука Лукич. Не могу, не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан,
что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души
нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право увольте!
Артемий Филиппович. Да, Аммос Федорович, кроме вас, некому. У вас что
ни слово, то Цицерон с языка слетел.
Аммос Федорович. Что вы! что вы: Цицерон! Смотрите, что выдумали! Что
иной раз увлечешься, говоря о домашней своре или гончей ищейке...
Все (пристают к нему.) Нет, вы не только о собаках, вы и о
столпотворении... Нет, Аммос Федорович, не оставляйте нас, будьте отцом
нашим!.. Нет, Аммос Федорович!
Аммос Федорович. Отвяжитесь, господа!
В это время слышны шаги и откашливание в комнате Хлестакова. Все спешат
наперерыв к дверям, толпятся и стараются выйти, что происходит не без того,
чтобы не притиснули кое-кого.
Раздаются вполголоса восклицания:
Голос Бобчинского. Ой, Петр Иванович, Петр Иванович! наступили на
ногу!
Голос Земляники. Отпустите, господа, хоть душу на покаяние - совсем
прижали!
Выхватываются несколько восклицаний: "Ай! ай!" - наконец все выпираются, и
комната остается пуста.
Явление II
Хлестаков один, выходит с заспанными глазами.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин?
даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в
голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне
угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего
очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы... Нет, я не знаю, а
мне, право, нравится, такая жизнь.
Явление III
Хлестаков и Аммос Федорович.
Аммос Федорович (входя и останавливаясь, про себя.) Боже, боже! вынеси
благополучно; так вот коленки и ломает. (Вслух, вытянувшись и придерживая
рукой шпагу.) Имею честь представиться: судья здешнего уездного суда,
коллежский асессор Ляпкин-Тяпкин.
Хлестаков. Прошу садиться. Так вы здесь судья?
Аммос Федорович. С восемьсот шестнадцатого был избран на трехлетие по
воле дворянства и продолжал должность до сего времени.
Хлестаков. А выгодно, однако же, быть судьею?
Аммос Федорович. За три трехлетия представлен к Владимиру четвертой
степени с одобрения со стороны начальства. (В сторону.) А деньги в кулаке,
да кулак-то весь в огне.
Хлестаков. А мне нравится Владимир. Вот Анна третьей степени уже не
так.
Аммос Федорович (высовывая понемногу вперед сжатый кулак. В сторону.)
Господи боже! не знаю, где сижу. Точно горячие угли под тобою.
Хлестаков. Что это у вас в руке?
Аммос Федорович (потерявшись и роняя на пол ассигнации.) Ничего-с.
Хлестаков. Как ничего? Я вижу, деньги упали.
Аммос Федорович (дрожа всем телом.) Никак нет-с. (В сторону.) О боже,
вот я уже и под судом! и тележку подвезли схватить меня!
Хлестаков (подымая.) Да, это деньги.
Аммос Федорович (в сторону.) Ну, все кончено - пропал! пропал!
Хлестаков. Знаете ли что? дайте их мне взаймы.
Аммос Федорович (поспешно.) Как же-с, как же-с... с большим
удовольствием. (В сторону.) Ну, смелее, смелее! Вывози, пресвятая матерь!
Хлестаков. Я, знаете, в дороге издержался: то да се... Впрочем, я вам
из деревни сейчас их пришлю.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без этого такая честь...
Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству...
постараюсь заслужить... (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по
швам.) Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого
приказанья?
Хлестаков. Какого приказанья?
Аммос Федорович. Я разумею, не дадите ли какого приказанья здешнему
уездному суду?
Хлестаков. Зачем же? Ведь мне никакой нет теперь в нем надобности.
Аммос Федорович (раскланиваясь и уходя, в сторону.) Ну, город наш!
Хлестаков (по уходе его.) Судья - хороший человек.
Явление IV
Хлестаков и почтмейстер, входит вытянувшись, в мундире, придерживая шпагу.
Почтмейстер. Имею честь представиться: почтмейстер, надворный советник
Шпекин.
Хлестаков. А, милости просим. Я очень люблю приятное общество.
Садитесь. Вы ведь здесь всегда живете?
Почтмейстер. Так точно-с.
Хлестаков. А мне нравится здешний городок. Конечно, не так многолюдно
- ну что ж? Ведь это не столица. Не правда ли, ведь это не столица?
Почтмейстер. Совершенная правда.
Хлестаков. Ведь это только в столице бонтон и нет провинциальных
гусей. Как ваше мнение, не так ли?
Почтмейстер. Так точно-с. (В сторону.) А он, однако ж, ничуть не горд;
обо всем расспрашивает.
Хлестаков. А ведь, однако ж, признайтесь, ведь и в маленьком городке
можно прожить счастливо?
Почтмейстер. Так точно-с.
Хлестаков. По моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя
уважали, любили искренне, - не так ли?
Почтмейстер. Совершенно справедливо.
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня,
конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему,
говорит про себя.) А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)
Какой странный со мною случай: в дороге совершенно поиздержался. Не можете
ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Почтмейстер. Почему же? почту за величайшее счастие. Вот-с, извольте.
От души готов служить.
Хлестаков. Очень благодарен. А я, признаться, смерть не люблю
отказывать себе в дороге, да и к чему? Не так ли?
Почтмейстер. Так точно-с. (Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)
Не смея долее беспокоить своим присутствием... Не будет ли какого замечания
по части почтового управления?
Хлестаков. Нет, ничего.
Почтмейстер раскланивается и уходит.
(Раскуривая сигарку.) Почтмейстер, мне кажется, тоже очень хороший человек.
По крайней мере, услужлив. Я люблю таких людей.
Явление V
Хлестаков и Лука Лукич, который почти выталкивается из дверей. Сзади его
слышен голос почти вслух:
"Чего робеешь?"
Лука Лукич (вытягиваясь не без трепета.) Имею честь представиться:
смотритель училищ, титулярный советник Хлопов.
Хлестаков. А, милости просим! Садитесь, садитесь. Не хотите ли
сигарку? (Подает ему сигару.)
Лука Лукич (про себя, в нерешимости.) Вот тебе раз! Уж этого никак не
предполагал. Брать или не брать?
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно, не то,
что в Петербурге. Там, батюшка, я куривал сигарочки по двадцати пяти рублей
сотенка, просто ручки потом себе поцелуешь, как выкуришь. Вот огонь,
закурите. (Подает ему свечу.)
Лука Лукич пробует закурить и весь дрожит.
Да не с того конца!
Лука Лукич (от испуга выронил сигару, плюнул и, махнув рукою, про
себя.) Черт побери все! сгубила проклятая робость!
Хлестаков. Вы, как я вижу, не охотник до сигарок. А я признаюсь: это
моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак не могу быть равнодушен.
Как вы? Какие вам больше нравятся - брюнетки или блондинки?
Лука Лукич находится в совершенном недоумении, что сказать.
Нет, скажите откровенно: брюнетки или блондинки?
Лука Лукич. Не смею знать.
Хлестаков. Нет, нет, не отговаривайтесь! Мне хочется узнать непременно
ваш вкус.
Лука Лукич. Осмелюсь доложить... (В сторону.) Ну, и сам не знаю, что
говорю.
Хлестаков. А! а! не хотите сказать. Верно, уж какая-нибудь брюнетка
сделала вам маленькую загвоздочку. Признайтесь, сделала?
Лука Лукич молчит.
А! а! покраснели! Видите! видите! Отчего ж вы не говорите?
Лука Лукич. Оробел, ваше бла... преос... сият... (В сторону.) Продал
проклятый язык, продал!
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что
внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их
выдержать, не так ли?
Лука Лукич. Так точно-с.
Хлестаков. Вот со мной престранный случай: в дороге совсем издержался.
Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Лука Лукич (хватаясь за карманы, про себя). Вот те штука, если нет!
Есть, есть! (Вынимает и, подает, дрожа, ассигнации.)
Хлестаков. Покорнейше благодарю.
Лука Лукич (вытягиваясь и придерживая шпагу.) Не смею долее беспокоить
присутствием.
Хлестаков. Прощайте.
Лука Лукич (летит вон почти бегом и говорит в сторону.) Ну, слава
богу! авось не заглянет в классы!
Явление VI
Хлестаков и Артемий Филиппович, вытянувшись и придерживая шпагу.
Артемий Филиппович. Имею честь представиться: попечитель богоугодных
заведений, надворный советник Земляника.
Хлестаков. Здравствуйте, прошу покорно садиться.
Артемий Филиппович. Имел честь сопровождать вас и принимать лично во
вверенных моему смотрению богоугодных заведениях.
Хлестаков. А, да! помню. Вы очень хорошо угостили завтраком.
Артемий Филиппович. Рад стараться на службу отечеству.
Хлестаков. Я - признаюсь, это моя слабость, - люблю хорошую кухню.
Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже
ростом, не правда ли?
Артемий Филиппович. Очень может быть. (Помолчав.) Могу сказать, что не
жалею ничего и ревностно исполняю службу. (Придвигается ближе с своим
стулом и говорит вполголоса.) Вот здешний почтмейстер совершенно ничего не
делает: все дела в большом запущении, посылки задерживаются... извольте
сами нарочно разыскать. Судья тоже, который только что был перед моим
приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и
поведения, если признаться пред вами, - конечно, для пользы отечества я
должен это сделать, хотя он мне родня и приятель, - поведения самого
предосудительного. Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы
изволили видеть; и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из дому,
то он там уж и сидит у жены его, я присягнуть готов... И нарочно посмотрите
на детей: ни одно из них не похоже на Добчинского, но все, даже девочка
маленькая, как вылитый судья.
Хлестаков. Скажите пожалуйста! а я никак этого не думал.
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища... Я не знаю,
