Допустим, вы не нашли того одного извозчика, который разок свозил убийцу.
Но ведь этих поездок было много. И не только по Старорецку, но и по
уездам. На какого-нибудь из извозчиков мы бы уже наткнулись. Однако... А
вот входил к жертвам убийца один. Входил, как их добрый знакомый.
Посторонних не брал с собой в комнаты, чтобы не вызвать подозрения хозяев.
Да и вспомните спокойное поведение собаки: она пустила "своего"...
Кажется, я убедил Титаренко. Он ушел от меня довольный и благодарный,
да и я был удовлетворен, что, слава Богу, развязался с ЧК, не предполагая,
что мне предстоит еще раз держать в руках тоненькую папочку с делом банды
Иегупова...
Шло время, постепенно я забывал обо всем этом. Два или три раза видел
Титаренко. Он рассказал, что подобные убийства вдруг прекратились, а
поиски Иегупова и его сподвижников безрезультатны. К концу следующего года
все это вообще заглохло. К тому времени я был уже приглашен работать
следователем в губсуде. Однажды заявился Титаренко и сообщил, что в поезде
на станции Боровичи при проверке документов патруль ЧК задержал человека в
полувоенной форме. Он пытался бежать, но был застрелен. При нем не
оказалось никаких документов. Нашли только фотографию, сделанную в
каком-то салоне в Хельсинки. На ней были запечатлены трое мужчин. На
обороте снимка, который Титаренко положил передо мной, было написано
"Борисъ".
- Вот этот, посередине, по-моему, - Иегупов, - сказал Титаренко и
выложил рядом ту групповую фотографию, которую я изъял у вдовы Мадера. -
Сравните.
Взяв лупу, я увеличил лица на обеих фотографиях. Сомнений не было: на
втором снимке тоже Иегупов Борис Николаевич. Слово "Борисъ" на обороте
подтверждало это, и, видимо, как и фотоснимок, служило паролем для того, к
кому от Иегупова шел в Старорецк застреленный на станции Боровичи.
Титаренко согласился с таким моим предположением.
- Значит, Иегупов в Финляндии? - спросил он.
- Похоже.
- К кому шел от него гонец, мы уже не узнаем...
Я пожал плечами.
- Что ж, закрываем дело? - неуверенно спросил он.
- Это уже ваша забота.
- Эх, если б она одна была, - вздохнул Титаренко. - Каждый день
что-нибудь новенькое. По уездам опять банда Маслюка гуляет. Двести сабель.
Ограблен банк. Сожжены три паровоза в депо. Ограблен и убит ювелир
Корсунский... Ладно, закрывайте, - махнул Титаренко рукой: он не видел
с_и_ю_м_и_н_у_т_н_ы_х_ реальных возможностей найти, задержать убийцу
Чернецкого, Мадера, Пирятинского и других; речь шла для него в конце
концов о каких-то похищенных бумагах, а тут - ограблен банк, сожжены
паровозы, у убитого ювелира унесены золото, драгоценности.
- Почему же мне закрывать? - спросил я.
- Все-таки вы начали, распутали. Надо соблюсти формальности.
- Как угодно. - Я открыл папку, там лежал кусочек оберточной бумаги.
На нем я написал: "Дело расследованием не закончено. Бесперспективно".
Поставил свою фамилию и возвратил папку Титаренко...
Через месяц он нелепо погиб: его на какой-то операции застрелил свой
же сотрудник..."
Закончив читать, Левин словно вынырнул из глубины, придавленной
толщей времени. И выйдя на поверхность, в сегодняшний день, преодолев
расстояние в семьдесят четыре года, он поймал себя на мысли, что, читая
повествование следователя губернского суда Агафонова, иногда непроизвольно
предугадывал слова и действия его почти безошибочно. И объяснение этому
было самое простое: и семьдесят лет назад, и сегодня тайное познавалось
той же логикой, обретшей необходимые профессиональные стереотипы.
Расследовал Левин за свою жизнь немало убийств. Чем отличались многие его
рассуждения, вопросы, поступки, выводы от агафоновских? В сути своей
ничем. Разве что в деталях, связанных с конкретными обстоятельствами, их
спецификой...
Итак - убийца - Иегупов. Агафонов доказал это. Но не закончив дело,
закрыл его, и как бы в наследство оставил Левину два вопроса: какие бумаги
похищал Иегупов, и что связывало его с Кизе, которого он убил спустя
тридцать лет? Нужно ли их выяснять? Они не входили в перечень услуг,
оплачиваемых Анертом. Однако...
34
Закончив вытаскивать вещи из чемодана и дорожной сумки, Локоток часть
их аккуратно разложил на полки шкафа, часть, которую надо постирать (а
стирал он сам, боясь, что в прачечной все перепортят, изорвут), затолкал в
плетеную ивовую корзину, стоявшую в ванной. Затем протер мягкой тончайшей
замшей фотокамеры, сложил пустые кассеты в специальный ящик, принял душ и
собрался ложиться отдыхать. Он устал. Самолет из Симферополя вылетел с
опозданием на шесть часов.
Он стал застилать постель свежим бельем, когда в дверь позвонили.
Локоток удивился: кто бы в такое позднее время? Глянул на часы. Половина
двенадцатого. Соседка? Локоток пошел к двери. Сбросил цепочку, открыл.
На пороге стоял Басик. Небритый, от его одежды пахнуло потом.
- Не ждал? - спросил Басик, входя и торопливо закрывая за собой
дверь.
- А ты думал, что я уже стол накрыл?
- От тебя дождешься. Ты всегда был жмотом, греб под себя.
- Мы ведь с тобой не родственники, Басик. И работаем, как говорят, в
разных весовых категориях.
- Смотри, какой ты чистый! А ведь когда-то и краденное скупал,
перепродавал, фарцевал. Тебе просто всю жизнь фарт шел.
- Что это ты в воспоминания ударился?
- А ты забыть хочешь?
- Уже давно забыл. Когда это было!.. Короче, что надо? Я спать хочу.
Только прилетел, устал.
- Ты когда-то приторговывал автозапчастями. Имел дело с оптовиками.
Помоги, пустяк нужен. Хорошо заплачу, ты ведь бабки любишь. Нужен трамблер
к "Ниве". Срочно.
- А на станции техообслуживания?
- Нет у них ни хрена. Да и ревизия там. Закрыты.
- Ох, сколько лет я тебя не видел, Басик, а ты все такой же
озабоченный.
- Так что с трамблером? Сделаешь?
- Ты что, тачкой обзавелся? Богато живешь.
- Это уже мои дела.
- Ладно, дам тебе один старый адресок. Скажешь, от меня. Но делаю это
для того, Басик, чтоб ты поставил трамблер, сел на эту "Ниву" и навсегда
исчез с моих глаз, а дорогу в этот дом забыл.
- Не залетай так высоко. Леня, - с угрозой сказал Басик. - Я ведь и
обидеться могу.
- В жопе ты у меня живешь, Басик. А я живу в этой хорошей квартире. Я
ведь могу и в челюсть завалить. Но я человек гостеприимный.
- Бугай ты здоровый, Леня. Но на всякого бугая есть мясник.
- Тебе трамблер нужен? Условия мои слышал? Теперь запоминай:
кооператив "Днестр". В Боровичах. Спросишь там дядю Веню. А "мочить" меня,
Басик, не пробуй, захлебнешься.
- В каких Боровичах?! Был я уже там! На станции техобслуживания! Нет
у них! Чего ж мне опять в Боровичи гнать?!
- Это уж твое дело.
- Ты думаешь, в этом кооперативе есть?
- Для тебя, может и нет, а для меня есть, хотя они делают только
рихтовочные работы.
- Ох, зараза! - вздохнул Басик. - Ну ладно, как фамилия этого Вени из
"Днестра"?
- Не нужна тебе его фамилия. Он там один Веня. Скажешь, от меня.
Получишь трамблер. Уплатишь, сколько потребуют. Все, Басик. Спокойной
ночи...
35
Когда-то в детстве отец купил Левину игрушку - мозаику. Запертые в
ней цветные стеклышки, когда крутил эту трубочку вокруг оси и осмотрел, с
помощью запресованного зеркальца складывались из хаотического разброса в
четкий симметричный витражный узор. Наверное, почти все дети мира
когда-нибудь да забавлялись такой игрушкой. То, чем занимался Левин
несколько последних недель, напоминало ему эти случайно брошенные
стеклышки. И сейчас он, как бы приставив к ним зеркальце, вертел эту
трубочку жизни, разглядывая складывавшиеся узоры. Если Тюнен убит, то кто
это сделал? В поле зрения трое. Он рассматривал каждого, как возможного
убийцу, делал допущения, умышленно отказавшись искать то, чем можно тут же
все опровергнуть.
Итак, первый - сын Тюнена, Александр. Мотивы: каким-то образом мог
узнать, что в Германии имеется приличное наследство, которое отец получать
не пожелал. На этой почве мог возникнуть конфликт, тем более, что во время
беседы Левина с Александром тот дал понять, что эмиграцию немцев он
воспринимает как нормальное явление, даже одобрительно.
Второй - Иегупов. С Тюненом его связывали многолетние отношения. Кто
знает, только ли хорошее тянулось оттуда. Не было ли чего-нибудь в прошлом
такого, что подтолкнуло Иегупова к желанию избавиться от Тюнена. О его
приезде в Старорецк никто не знал, нигде он, так сказать, не отметился,
явился на квартиру к Иегупову, где его никто не видел, исчез так же.
Иегупов, хоть и в возрасте, однако физически очень сильный. Левин помнил
его могучий торс и крепкие мускулистые руки. Иегупов и Тюнен могли
смертельно поссориться по очень давнему поводу, о котором знали только они
и о котором Левин никогда не узнает. Было, было что-то в поведении
Иегупова, что привлекло внимание: то ли настороженность, то ли испуг, то
ли подозрительность.
И, наконец, третий - Локоток. Телеграмму о нем от Михальченко Левин
получил утром, едва пришел на работу. Подозрения Левина о причастности
Локотка к исчезновению Тюнена иногда казались зыбкими. И билет, и плащ
могли попасть к Локотку самым неожиданным и относительно невинным путем. А
то, что он взял плащ ради денег - это нравственная сторона. Но и убийство
возможно. Зачем? Что могло быть у Тюнена такого, что прельстило Локотка.
Бессмысленное убийство. Левин знал немало таких случаев. После, на допросе
убийца говорил: "Бес попутал"...
Во всех этих рассуждениях не доставало самого главного - старика
Тюнена. Живого или мертвого. Левин чувствовал, что Михальченко настроен в
отношении Локотка решительней и определенней, и пытался внушить ему более
осторожную меру в оценках, хотя понимал, что чутье и опыт
Михальченко-оперативника тоже чего-то стоят. Но утренняя телеграмма вдруг
возбудила в Левине беспокойство, оно выпирало из телеграфных слов
Михальченко. Да еще совет его обратиться за помощью к Остапчуку. За какой
помощью? Задержать Локотка? Не станет Остапчук этого делать, нет у него
оснований, не пойдет он на это.
После долгих раздумий Левин все же решил позвонить Остапчуку,
попросить связаться с участковым, с которым Левину проще будет заявиться к
Локотку, хотя понимал, что в случае необходимости не сможет у Локотка даже
взять подписку о невыезде. Но выбора не было. Он набрал номер телефона
Остапчука. Ждал долго, никто не отвечал. Мог, конечно, позвонить
начальнику райотдела, кому-нибудь из замов, которых хорошо знал, но не
стал, что-то унизительное почувствовал в этом, в былые времена все
выглядело бы иначе. Он позвонил дежурному.
- Дежурный. Лейтенант Карпец, - ответил быстрый голос.
- Где капитан Остапчук? В кабинете телефон не отвечает.
- Кто спрашивает?
- Я от Ивана Михальченко.
- Остапчук срочно уехал.
Деваться было некуда, пришлось звонить начальнику райотдела.
- Сергей Фомич? Привет. Это Левин... Да... Тот самый. - И чтобы не
дать собеседнику втянуть его в разговор о жизни в качестве пенсионера, о
работе в бюро "След", о чем тот, конечно, знал, Левин быстро и кратко
изложил суть своей просьбы.
- Это можно, - сказал начальник райотдела. - Все участковые как раз
здесь, у нас оперативный инструктаж. По какому адресу проживает этот
Локоток? И ваш телефон, Ефим Захарович.
Левин назвал.
- Хорошо. Через пять минут участковый вам позвонит. Это старший
