бы?.. Вопросец! Дальше предстоит деликатное - о месте захоронения Кизе. "К
сожалению, могила вашего дяди не сохранилась. Умиравших военнопленных
хоронили на участке поля, примыкавшем к еврейскому кладбищу, разрушенному
немецкими оккупационными властями. Впоследствии на месте этого кладбища и
захоронений были построены заводские корпуса". Что ж, вполне.
Имелась еще одна деталь, занимавшая Левина. Прояснить ее, как он
понимал, уже не удастся: не слишком ли высока цена, которую уплатили
бывшему директору коммерческого училища Францу Тюнену - покупка дома и
счет в банке - за предоставление крова Алоизу Кизе и за две-три поездки,
когда тот болел, в Москву с пакетами от Иегупова? Может быть, Франц Тюнен
оказывал еще какие-нибудь услуги? А Клеффер, да и сам Кизе в своем
дневнике умолчали об этом? Ведь не случайно две важных странички дневника
были вырваны и хранились отдельно... Но гадать уже бессмысленно...
39
В субботу Левин пришел к профессору Нироду, с порога начал
извиняться, что задержал книгу.
Старик только кивал, выслушивая извинения, и когда уселись в кресла в
мрачноватом кабинете, спросил:
- Интересно?
- Да, очень.
- Всю книгу прочитали или только то, что вас интересовало?
- Всю.
- А что вас конкретно интересовало?
- Очерк "Старорецкие убийства".
- Что-нибудь извлекли для себя полезное?
- Почти все, что хотел.
- Почему "почти"?
Левин подробно напомнил старику содержание очерка.
- Так что вам еще не ясно? - спросил Нирод.
- За какими бумагами охотился Иегупов, - и Левин пересказал те
странички дневника Кизе, которые тот когда-то вырвал и хранил отдельно.
Старик слушал, шевеля губами, словно повторял слова Левина или что-то
читал по складам, затем задумался, долго молчал, наконец произнес:
- Жертвы Иегупова - бывшие промышленники, крупные коммерсанты, купцы,
акционеры, - он сделал паузу. - Случай похожий... По Брестскому мирному
договору Советское правительство взяло обязательство оплачивать все
русские ценные бумаги, предъявляемые Германией. - Он подошел к книжным
полкам, поискал глазами. - Возьмите стремянку, полезайте, слева вторая
полка сверху. Там книга с салатовым корешком. Видите? Достаньте ее.
Левин вскарабкался, вытащил книгу, подал Нироду. Тот, полистав, нашел
нужное ему и стал читать вслух:
"Используя это положение Брестского мирного договора, агенты
германского посла в Москве Мирбаха скупали за бесценок акции
национализированных Советской властью предприятий, с тем, чтобы предъявить
их затем Советскому правительству к оплате. Так, например, братья
Череп-Спиридовичи, являвшиеся крупными акционерами и членами правления
Веселянских рудников, были задержаны при попытке продать германскому
представительству акции национализированных рудников на сумму пять
миллионов рублей. За это преступление братья и их комиссионер, биржевый
маклер, 31-го мая 1918 года были расстреляны", - Нирод захлопнул книгу. -
Годится такая версия?
- Пожалуй.
- Криминалистам не худо бы хоть самую малость быть историками...
Поставьте, пожалуйста, книгу на место...
Левин пробыл у профессора Нирода еще около получаса. На прощание
старик сказал, словно упрекнул кого-то:
- Видите, от меня еще прок есть. - И как в прошлый раз, когда Левин
покидал его квартиру, как-то просяще, словно его грыз голод одиночества,
добавил: - Если что-то понадобится, заходите...
Это чувство одиночества старости как бы ссутулило Левина. Спускаясь
по долгим крутым лестничным маршам, он думал о себе и жене: "А разве мы не
одиноки? Даже вдвоем. Скажи я об этом сыну и невестке, - возмутятся, мол,
разве мы не вместе, разве мы не сидим-едим дружно за одним столом?.. Они
понимают одиночество, как арифметическую категорию. Можно ли на них за это
обижаться?.. Их одиночество еще может случиться задолго до старости, когда
сын их Сашенька перестанет довольствоваться словами. Только дух может
восстановить все порушенное пафосом пустых слов... Боже мой, сколько мы с
женой произнесли за всю жизнь этих пустых слов, обращаясь к сыну?!"
Трамвая не было. Наконец подошел. Левин с трудом втиснулся, недавние
мысли его отлетели прочь, когда начался скандал: кто-то кому-то случайно
наступил на ногу. "Господи, всего-то на ногу", - подумал Левин. Прижатый
грудью к кабине водителя, он ухватился за поручень и прикрыл глаза,
вслушиваясь в слова людей, поносивших друг друга...
1989 г.
