выживание любой нации как нации становится неважным. Каждый из
нас, кто принимает участие в этой войне, понимает, что выживание
любого является важностью второго порядка, когда противостоит
выживанию вида.
Он снова откинулся в кресле. Я ничего не сказал. Говорить
было нечего. Потом я подумал кой о чем: - Я понимаю, это ваша
позиция. А теперь, как оправдывается включение меня? Вспомните,
предполагалось, что я тоже буду убит, а не стану героем.
Фромкин не выглядел смущенным. Он сказал: - Это верно. И тебя
вообще не предполагалось спасать. Это сиделка, Динни - она иногда
может быть хорошей занозой в заднице - спасла твою жизнь. Она
отключила двух морских пехотинцев, которые пытались оттащить ее.
- Они пришли убить меня?
- Не совсем так. Это просто похоже на, э-э, политику не
спешить тебе на помощь. Но никто не сказал ей это. Когда они
попытались ее оттащить, она их покалечила. Одному разбила
коленную чашечку, другому сломала ключицу, руку и грудную кость.
Она оставалась с тобой все время, не подпуская близко никого,
кого не знала лично.
- А что произошло в операционной?
Фромкин поразился: - Ты и об этом знаешь?
Я кивнул.
- Старший офицер намекнул, что твоя операция должна быть...
отложена. Она предложила ему покинуть операционную. Он отказался.
Она дала ему выбор: или он уходит сам, или по-другому. Если
по-другому, она обещала, что ему не понравится. Она оказалась
права. Ему не понравилась. Сейчас она арестована...
- Что?
- Охранный арест. Пока кое-что не упорядочится. Я обещаю
тебе, что с ней все будет в порядке. Но вначале мне и тебе надо
было вот так немного поболтать.
Тогда до меня кое-что дошло: - Почему вы и я? Где дядя Айра?
Разве не с ним мне следовало поговорить?
Фромкин поколебался: - Сожалею. Полковник Валлачстейн погиб.
Он не выбрался из аудитории вовремя. - На его лице было
страдание.
- Нет!..., - закричал я. - Я не верю! - Я чувствовал, словно
мне в грудь ударил кирпич...
- Он пропустил вперед троих, вытолкал перед собой. Один из
них я. И вернулся еще за кем-то. Я ждал его у двери. Он не вышел.
- Я... я не знаю, что сказать. Я едва знал его. Я не знаю,
нравился ли ему, но я его уважал.
Фромкин отмел это: - Он тоже уважал тебя за то, что ты убил
четвертого кторра. Он говорил мне. И он подписал тебе премиальный
чек в субботу утром, прямо перед сессией.
- Премиальный чек?
- Ты не знаешь? Миллион кейси за каждого убитого кторра.
Десять миллионов - за живого. Ты теперь миллионер. Дважды. Я
подписал тебе второй чек. Теперь я взял некоторую ответственность
за агентство. Вот почему разговор вели ты и я.
- О! Теперь вы - мой командир?
- Скажем просто, что я твой, э-э, связник.
- С кем?
- Тебе нет необходимости знать имена. Это люди, которые
работали с дядей Айра.
- Люди, решившие, что я должен быть убит?
Фромкин выдохнул с тихой досадой. Он положил руки на колени и
собрался. Посмотрел мне в глаза и сказал: - Тебе надо кое-что
понять. Да, предполагалось, что ты умрешь. Люди, на которых ты
работал, приняли такое решение.
- Любезный народ, - сказал я.
- Ты был бы удивлен.
- Извините, но, похоже, это не те люди, на которых я хотел бы
работать. Может, я и дурак, но не до глупости.
- Это еще поглядим. - Фромкин спокойно продолжал: - До вечера
субботы, все, что можно было сказать о тебе - пассив. Никто не
думал, что ты завалишь кторра. Сознаюсь, я все еще удивлен, но
раз ты сделал это, ты перестал быть пассивом и начал быть героем.
Теперь ты актив, сынок. Субботние фотографии продемонстрировали,
что человеческое существо может остановить кторра. Миру
необходимо знать это. Ты стал весьма полезным орудием. Мы хотим
использовать тебя - если ты хочешь быть использованным. Ранее
принятое решение теперь недействительно. Можешь поблагодарить
Динни за это. Она предоставила тебе достаточно времени, чтобы мы
смогли прийти к такому выводу. Хм, - добавил он, - нам стоит
завербовать и ее.
Я не знал, чувствовать ли облегчение или гнев. Я сказал: - И
это все, что я есть? Орудие? Можете передать им, что я
благодарен. Надеюсь, что когда-нибудь сделаю для них то же самое.
Фромкин уловил сарказм. Кивнул раздраженно: - Хорошо. Ты
предпочитаешь быть правым. Ты предпочитаешь упражняться в своей
правоте.
- Я злюсь!, - закричал я. - Мы говорим о моей жизни! Для вас
это маловажно, но быть съеденным кторром могло бы испортить мне
целый день!
- Ты имеешь право на гнев, - спокойно сказал Фромкин. - На
самом деле, я бы встревожился, если бы ты не злился, но то, что
тебе надо получить с помощью гнева, не относится к делу. Твой
гнев - это твое дело. Для меня это ничего не значит. И как только
ты справишься с ним, то сможешь получить работу.
- Я не уверен, что хочу эту работу.
- Ты хочешь убивать кторров?
- Да! Я хочу убивать кторров!
- Хорошо! Мы тоже хотим, чтобы ты убивал кторров!
- Но я хочу доверять людям позади меня!
- Джим, перестань воспринимать это персонально! Любой из нас,
все мы, будем пущены в расход, если это приведет остальных ближе
к цели устранения заражения. Сегодня наша задача - сопротивление
каждой личности, которая не видит, что проблема кторров
перевешивает все, и особенно тем, кому вверена ответственность
справляться с обстоятельствами. Они стоят на нашем пути. И если
они загораживают нам путь, то будут устранены с него. Поэтому не
стой на пути. А если стоишь, не воспринимай персонально.
- Мне кажется, все это даже более ужасно, - сказал я. -
Чистейшее бездушие.
Но Фромкина это не произвело впечатления: - О, я понимаю,
твои идеалы важнее, чем победа в войне. Слишком плохо. Знаешь,
как кторры называют идеалиста? Ланч.
Я глянул не его форму: - И это - просвещенная позиция?
- Да, - ответил он. И не стал распространяться.
Я сказал: - Вы все еще не ответили на мой вопрос.
- Извини. На какой?
- Каково оправдание - желать моей смерти тоже?
Фромкин пожал плечами: - В то время это казалось хорошей
идеей.
- Прошу прощения?
- Ты был похож на пассив, вот и все. Говорю тебе, не
воспринимай персонально.
- И это все?
- У-гу, - кивнул он.
- Вы хотите сказать, что просто спокойно решили - пусть будет
так?
- Ага.
Я не мог поверить. Я начал возбужденно бормотать: - Вы хотите
сказать, что вы - и полковник Валлачстейн - и майор Тирелли -
просто спокойно уселись и решили послать меня на смерть?
Он ждал, пока я закончу. Пришлось ждать долго. Потом он
сказал: - Да, в точности так и было. Спокойно и без эмоций. - Он
встретил мой яростный взгляд без всякого стыда. - Та же спокойно
и без эмоций мы решили выпустить кторра в зале полном нашими
коллегами. Как спокойно и без эмоций Дюк решил управиться с
девочкой в коричневом платье. Да, об этом я знаю тоже. - Он
прибавил: - И так же спокойно и без эмоций ты решил управиться с
Шоти и четвертым кторром. Здесь нет разницы. Джим. Просто мы
отбрасываем истерию и драму. Но с другой стороны, нет разницы,
Джим, в том что делали мы, и в том что сделал ты.
Ты взял на себя ответственность, когда впервые взял в руки
огнемет. Истина в том, что вещи, которые мы делаем и которые тебе
не нравятся, на самом деле те же, которые делаешь ты и которые
тебе не нравятся. Правильно?
Мне пришлось признать это.
Я кивнул. Неохотно.
- Правильно. Так дай перерыв людям вокруг тебя. Здесь не
легче. Нам просто не нужны драматические вопросы. Поэтому можешь
избавить меня от своей проклятой правоты! Если б я хотел быть
побитым, я мог бы устроить это гораздо основательнее, чем ты! На
самом деле уже устроил. Я знаю аргументы и, наверное, получше
твоих! Думаешь, я сам не гулял несколько раз в тот лесочек?
- Я слышу, - сказал я. - Это просто... Ненавижу, как со мной
обращаются.
- Я уловил, - сказал Фромкин. - И это можно понять. Суть дела
в том, что агентство задолжало тебе несколько дюжин извинений, мы
должны тебе больше, чем сможем заплатить. Но разве от этого
что-нибудь меняется? Или дает нам время для решения более важных
проблем?
Я перестал подпитывать свой гнев на достаточно долгое время,
чтобы рассмотреть его вопрос. Нет, от этого ничего не менялось. Я
снова посмотрел на него: - Нет, не дает.
- Правильно. Что мы делаем - плохо. Ты знаешь это. Мы знаем
это. Мы думаем, что это необходимо, и суть дела в том, что мы не
ожидали нашего разговора. Но сейчас мы ведем его и я ответственен
за то, чтобы очистить наслоения, поэтому рассматривай, что я
сейчас скажу, как благодарность за вклад, который ты сделал.
Внимание! У меня есть для тебя работа.
- Что? - Я сел в посели. - Вы так благодарите меня?
- Именно. Вот так мы благодарим тебя. Мы даем тебе другую
работу.
- Большинство людей по меньшей мере сказали бы вначале:
молодчага, ты поступил хорошо!
- О, - сказал Фромкин, - хочешь, чтобы я вначале погладил
тебя и почесал за ушами?
- Ну, нет, но...
- ... но да. Слушай, у меня нет времени рассказывать, как ты
чудесен, потому что ты в это все равно не поверишь. Сейчас я
умерю твою чудесность, чтобы ты больше не волновался о ней.
Готов? В том, что ты сделал, есть ли разница для планеты? Вот
масштаб, которым измеряется твоя ценность. Понял?
Я кивнул.
- Хорошо. У нас есть для тебя работа. Агенство хочет послать
тебя работать. Это говорит тебе о чем-нибудь?
- Э-э, да. Говорит, - сказал я. Я поднял руку. Мне нужно было
время обдумать. Я хотел выразиться ясно. - Слушайте, мне кажется,
что один из нас должен быть дураком, а я знаю, что вы - не дурак.
И я не уверен, что хочу приглашения.
- Прошу прощения?, - вопросительно смотрел Фромкин.
- Как я узнаю, что когда-нибудь в будущем вы не найдете
меня... как это вы выразились? - расходуемым?
- Ты не узнаешь.
- Поэтому гарантии нет, не правда?
- Правильно. Гарантии нет. Тебе нужна работа?
- Нет. - Я даже на задумался над словом.
- Хорошо. - Он начал подниматься.
- Подождите!
- Ты изменил мнение?
- Нет! Но...
- Тогда нам не о чем больше говорить. - Он направился к двери.
- Вы даже не попробовали...
- Что? Убедить тебя? - Он выглядел искренно озадаченным. -
Почему я должен? Ты теперь большой мальчик. По меньшей мере, ты
хотел убедить нас в этом последние три дня. Ты можешь выбрать или
отказаться. Тебе не нужна реклама. И я ничего не продаю.
- По крайней мере не могли бы вы рассказать, что это?
- Нет. Пока не получу твое согласие.
- Согласие?
Он смотрел раздраженно: - Твое обязательство. На что мы можем
рассчитывать?
- Убивать кторров. Можете рассчитывать на это.
- Хорошо, - сказал он и вернулся в кресло. - А теперь
перестань быть дураком. Мы по одну сторону. Я хочу того же, что и
ты. Мертвых кторров. Я хочу послать тебя работать. Ты хочешь
работать? Или ты хочешь увиваться вокруг политиков, вроде наших
друзей из четвертого мира?
Я уставился на него. Мне это совсем не нравилось. Но я
сказал: - Я хочу работать.
- Хорошо. Тогда пойми - время для игр прошло. Это включает
твою правоту. Теперь я говорю тебе правду и ты можешь
рассчитывать, что я всегда буду говорить тебе правду. - Его глаза
сверкали. Выражение напряженное, но искреннее. Я чувствовал себя
нагим перед ним. Снова.
Я сказал: - Это очень трудно.
Он кивнул.
- Я не знаю, смогу я вам верить или нет.
- Поэтому не верь, - сказал Фромкин. - Твоя вера не имеет
значения. Истине все равно, веришь ты в нее или нет. Вопрос в
том, чем ты хочешь заняться?
