- Хочу. И чего-нибудь поесть.
Он не ел прошлой ночью, потому что не хотел, но сейчас испытывал голод.
Девушка повернулась и вышла. Он никак не мог разглядеть ее лицо, но голос
ее был приятным. То, что она говорила через нос, показалось ему знакомым.
Но почему это знакомо ему? Это мучило его, пока он не понял, что это был
один из звуков, которыми пользовались ийланы. АРМУН. Он произнес это
вслух, тоже через нос, потом повторил еще раз.
Он не говорил по-ийлански уже так долго, что сейчас постарался
отбросить непрошеные воспоминания об Альпесаке.
Вернувшись с водой, девушка принесла немного копченого мяса на плетеном
подносе, и все это поставила перед ним.
С полными руками она не могла закрывать лицо, и он увидел ее вблизи,
когда она наклонилась. Сжав кулаки, она ждала смеха, но его не было.
Ничего не понимая, Армун смотрела, как он жует мясо. Если бы она могла
сейчас прочесть его мысли, то она не поверила бы им.
"Нет, - думал Керрик, - я никогда не видел ее раньше. Почему я удивился?
Я бы обязательно запомнил ее. Может, сказать, что напомнил мне ее голос?
Впрочем, лучше не надо, она может разозлиться за сравнение с мургу. Но она
произносит звуки так же, как ийланы, кроме того, ее рот устроен так же, как
у них. Возможно, это из-за раздвоенной верхней губы. Инлену была немного
похожа на нее лицом, но, конечно, пошире и потолще".
Армун сидела перед Керриком и недоумевала. Наверное, его мучает боль,
иначе бы он уже рассмеялся или задал вопрос о ее лице. Мальчики никогда не
оставляли ее в покое. Однажды пятеро из них захватили ее среди деревьев,
когда она была одна. Она сопротивлялась, но они крепко держали ее и,
смеясь, тыкали в губу и нос, пока она не расплакалась. Это было не больно,
но очень обидно. Она так отличалась от других девушек, что они даже не
пытались сорвать с нее одежду, как делали с другими, когда заставали их
одних, а только тыкали в ее лицо. Она была для них всего лишь забавным
животным.
Эти мысли так захватили Армун, что она не сразу заметила, что Керрик
повернулся и смотрит на нее. Она быстро закрыла лицо волосами.
- Так вот почему я не узнал тебя, - удовлетворенно сказал он,- ты
всегда закрываешь лицо волосами.
Она напряглась, ожидая смеха. Вместо этого, он с трудом сел, затем
повернулся к ней, завернувшись в шкуры, потому что утро было сырое и
туманное.
- Ты дочь Ульфадана? Я видел тебя у его костра.
- Нет. Мои отец и мать умерли. Меррит заставляет меня помогать ей.
- Мараг набросился на Ульфадана и ударил его о землю. Мы закололи его, но
было слишком поздно: он сломал Ульфадану шею. Это был сильный зверь: один
удар его хвоста переломил мне ногу. Нам нужно было брать больше
смертоносных палок с собой. Это единствеююе, что остановило безобразную
тварь.
Он не мог винить себя. Действительно, это было его распоряжение, чтобы
каждый отряд охотников имел с собой смертоносные палки для предотвращения
подобных случаев. Но в лесу одной было мало. Теперь охотники будут носить
с собой, по крайней мере, два хесотсана.
Но все мысли об охоте и мургу тут же исчезли, когда Армун подошла к нему
поближе. Ее волосы коснулись его плеча, когда она наклонилась, чтобы
забрать чашку из-под воды, при этом он почувствовал сладковатый запах
женского тела. Никогда прежде он не был рядом с девушкой, и возбуждение
охватило его. Вернулись незваные воспоминания: Вайнти над ним, рядом... Это
было отвратительно, и он прогнал мысли прочь.
Однако они не уходили, мучая его. Когда Армуя снова наклонилась, чтобы
взять поднос, он коснулся ее обнаженной руки. Она была теплая, а не
холодная. И мягкая. Армун замерла, вся дрожа, не зная, что делать. Не
задумываясь, она повернулась к нему. Их лица оказались совсем рядом, а он
не засмеялся и не отпрянул. И в это мгновение голоса снаружи нарушили
молчание.
- Как там Керрик? - спросил Херилак.
- Я как раз иду к нему, - ответил Фракен.
Странный момент кончился. Керрик убрал руку, а Армун заторопилась
прочь, унося поднос. Фракен вошел в палатку, и Херилак последовал за ним.
Шаман дернул кожаный ремень, крепивший на ноге Керрика деревянное
сооружение, и счастливо улыбнулся.
- Все, как должно быть. Скоро нога будет здорова. Если эти ремни жмут,
подложи под них сухой травы. А я пойду петь об Ульфадане.
Керрику хотелось быть там, когда старик будет петь. Большинство
охотников пойдет туда. Когда отпевание закончится, тело Ульфадана завернут
в мягкую траву и повесят высоко на дерево, высыхать на ветру. Тело уже не
нуждается ни в чем, если дух уже покинул его. Кроме того, это делалось,
чтобы пожиратели падали не нашли его.
- Я хотел бы пойти с тобой, - сказал Керрик.
- Это понятно, - ответил Хералак, но невозможно из-за твоей больной
ноги.
Когда они ушли, Армун вышла из задней части палатки и нерешительно
остановилась. Когда он повернулся к ней, она быстро потянулась за
волосами, но затем опустила руку, потому что на его лице не было смеха.
- Я слушала тебя, когда ты рассказывал о жизни мургу, - она говорила
быстро, стараясь скрыть свое смущение. - Тебе было страшно там, в плену,
одному среди иих?
- Страшно? Сначала, да. Но я не был один, со мной вместе захватили
девушку, я забыл ее имя. Правда, потом они убили ее.
Воспомиваше об этом было еще очетливым, ярким и сильным...
Мургу с окровавленным лицом, склонившийся к нему... Вайнги...
- Да, я был испуган, очень испуган. Мне нужно было молчать, но я
заговорил с мургу. Меня убили бы, не начни я разговаривать с ними, и я
сделал это, потому что очень испугался. Но мне не следовало говорить.
- Почему, если разговор спас твою жизнь?
И в самом деле почему? Сейчас он понял, что в его поступке не было
ничего постыдного. Это спасло ему жизнь и привело сюда, к Армун, которая
понимала его.
- Я думаю, что ты вел себя храбро, как охотник, хотя и был только
мальчиком.
Неизвестно почему, эти слова потрясли его. Без всякой причины он
почувствовал, что глаза его наполиились слезами, и отвернулся от девушки.
Слезы сейчас, у охотника?! Без причины? Впрочем, причина была - он не
пролил их тогда, когда был маленьким мальчиком, попавшим к мургу. Однако
это все в прошлом, а он уже не маленький мальчик. Он взглянул на Армун и
неожиданно ддя себя взял ее за руки. Она не вырывалась.
Керрика смущало то, что он чувствовал сейчас, он не знал, что это
значит: правда, это напоминало ему происходившее, когда он оставался
наедине с Вайнти и та хватала его... Ему не хотелось думать сейчас о
Вайнти и вообще об ийланах. Не сознавая того, он все сильнее сжимал руку
девушке, делая ей больно, но она не вырывалась. Что-то важное происходило
с ним, но он не знал, что это.
Совсем иначе дело обстояло с Армун: она знала. Она часто слушала
разговоры молодых женщин, слышала и более взрослых, имевших детей, когда
они говорили о том, что происходило ночью в палатках, когда они оставались
наедине с охотниками. Она знала, что происходит сейчас, и хотела этого,
открывая себя для переполнявших ее чувств. Может, это было потому, что она
почти не надеялась на это. Если бы только сейчас была ночь и они были
одни! Женщины были предельно откровенны, описывая то, что происходило, но
сейчас был день, а не ночь. И все же вокруг было так тихо, а она была так
близко к нему сейчас... Когда она мягко отстранилась, Керрик разжал руку.
Она отодвинулась от него, встала, и, провожаемая его взглядом, направилась
к выходу.
Армун вышла из палатки и огляделась вокруг. Рядом никого не было: даже
дети молчали. Что все это значит?
Ну, конечно, отпевание! Поняв это, она вдруг подумала о том, что Ульфадан
был саммадаром и они должны быть на его отпевании, все до одного человека.
Они с Керриком были сейчас одни.
Двигаясь осторожно и неторопливо, она повернулась и вошла в палатку,
уверенно зашнуровав за собой клапан. Потом также уверенно расшнуровала
шнурки своей одеязды, встала на колени, откинула в сторону шкуры и
опустилась на Керрика.
Когда он обнял девушку, тепло ее плоти зажгло его. Воспоминания о
холодном теле начали ускользать прочь. Армун была все ближе, и у нее не
было твердых ребер, а только теплое тело, округлое и крепкое. Он стиснул
руки, прижимая ее голову к себе, а та, прижавшись губами к его уху, что-то
говорила без слов.
Снаружи утреннее солнце светило сквозь туман и поднималось все выше, а
в палатке под теплыми шкурами жар их тел растопил воспоминания о холодном
и грубом теле. Воспоминания о другой жизни ушли прочь, сменившись гораздо
более важной действительностью.
Глава тринадцатая
Альпесак буквально кипел от рассвета до заката. Где по широким улицам
города двигались когда-то несколько фарг, теперь маршировали и двигались в
паланкинах ийланы, фарги в одиночку и группами тащили какие-то грузы, и
даже встречались хорошо охраняемые группы самцов, смотревших на
непрерывное движение. Гавань была значительно расширена, и все же не
вмещала всех прибывающих, поэтому темные тела урукето, приходивших из
океана, останавливались в реке, прижимаясь к берегу, ожидая своего часа.
Когда их ставили в док, толпы фарги бросались разгружать их, и пассажирам,
стремившимся ступить на твердую землю после долгого путешествия,
приходилось расталкивать их.
Вайнти смотрела на всю эту суматоху с гордостью, выражавшейся в каждой
линии ее напрягшегося тела. Ее желание исполнилось: Инегбан наконец-то
пришел в Альпесак. Союз этих двух городов приводил ее в возбуждение,
которому невозможно было сопротивляться. Молодость и неопытность Альпесака
были смягчены возрастом и мудростью Инегбана.
Этот союз образовал соединение, которое казалось, более жизнеспособным,
чем каждый из них в одиночку. Мир рождался заново, и все в нем было
возможно.
Была только одна тень на всем этом солнечном настоящем и будущем, но
пока Вайнти гнала ее прочь: этим можно было заняться попозже. Сейчас она
хотела только греться под солнцем в свое удовольствие на этом берегу
успехов. Ее большие пальцы крепко сжимали твердую ветвь балюстрады, причем
возбуждение было так велико, что она не замечала того, переступая с ноги
на ногу в своем одиноком марше победы.
Издалека кто-то окликнул ее и, неохотно повернувшись, Вайнти увидела,
что это Малсас зовет ее к себе на верхнюю платформу.
- Да, Эйстаи, - сказала Вайнти, выражая гордость каждым движением
своего тела. - Зима не придет в Инегбан, а сам он явится сюда, в
бесконечное лето, царящее в сердце Энтобана. Отныне наш город будет расти
и процветать.
- Ты права, Вайнти. Когда мы были разделены, наши два сердца бились
вразнобой, а наши города жили каждый по-своему. Сейчас мы объединились. Я,
как и ты, чувствую, что наша мощь безгранична, что мы можем сделать все. И
мы сделаем. Ты еще не надумала сесть рядом со мной и помогать мне? Я
уверена, что Сталлан может повести фарги и очистить от проклятых устозоу
северные земли.
- Возможно, она сможет это. Но я ЗНАЮ, что могу и буду это делать, -
Вайнти быстро провела большими пальцами между глаз. - Сейчас, когда
здоровье вернулось, ненависть переполняет меня. Твердый клубок ненависти
растет во мне с каждым днем. Сталлан, конечно, может уничтожить устозоу, но
мне нужно разбить камень, который лежит у меня на сердце. Когда все они
умрут, когда существо, которое я приблизила к себе и воспитала, будет
мертво, только тогда этот камень исчезнет. После этого я буду рада сесть
рядом с тобой и делать все, что ты прикажешь. Но сначала должна совершиться
моя месть.
Малсас охотно согласилась.
- Ты нужна мне, но не такая, как сейчас. Уничтожь устозоу и этот камень в
своем сердце. У Альпесака впереди большое будущее.
Вайнти жестом выразила свою благодарность.
- Сейчас мы собираем все наши силы и будем готовы к удару, когда на
севере станет тепло. Холод, который держит нас в Альпесаке, гонит их на
юг. Но здесь зимний холод будет нашим союзником. Устозоу охотятся сейчас в
местах, где мы можем легко добраться до них: они уже выслежены. Когда
