говорил, что они проходимы только в это время. У нас не будет забот о
пище, потому что мы сможем есть мясо, взятое у мургу, и дойдем до зеленых
холмов до наступления зимы. Я думаю, сейчас самое время грузить волокуши и
отправляться в путь.
Никому не хотелось уходить отсюда, но ни один не нашел причины, чтобы
остаться. Выбор был невелик: льды или мургу.
Они говорили большую часть ночи, но так и не нашли другой дороги,
открытой для них. Оставалось одно: горы.
Утром волокуши были собраны и старые постромки починены новой кожей.
Маленькие мальчики разворачивали комки меха, извергнутые совами, и по
костям, которые были у них, Фракен прочел будущее.
- Не сегодня, но завтра, - сказал он. - Мы выходим на рассвете,
поэтому, когда солнце выглянет из-за холмов и засияет на небе, оно не
увидит здесь ничего. Мы должны уходить.
В ту ночь, после того как они поели, Керрик сидел у огня, связывая
травинками длинные шипы с ягодных кустов. Запасы дротиков для хесотсанов
значительно уменьшились, а здесь не было деревьев, на которых они росли.
Впрочем, они и не требовались. Хесотсан мог выстрелить любую щепку того же
размера. Керрик затягивал узел, когда мимо него прошла Армун и подбросила
остатки дров в огонь, а затем принялась увязывать все свое имущество в
узел. Она делала это молча, и Керрик вдруг понял, что она вернулась к
своей старой привычке закрывать лицо волосами.
Когда она подошла ближе, он схватил ее за запястье и подтащил к себе,
но она снова отвернулась от него. Только когда он взял ее за подбородок и
повернул лицо к себе, то увидел слезы, переполнявшие ее глаза.
- У тебя что-то болит? - участливо спросил он. - В чем дело?
Она покачала головой и продолжала молчать, но он был встревожен и
заставил ее говорить. В конце концов, отвернувшись от него, закрывая лицо
волосами, она рассказала.
- У нас будет ребенок. Весной...
От возбуждения Керрик забыл о ее слезах и тревогах, привлек ее к себе и
громко засмеялся. Он знал теперь о детях, видел их рождение и гордость
родители и никак не мог понять, почему Армун плачет, вместо того, чтобы
радоваться. Она не хотела говорить с ним и продолжала отворачивать лицо.
Сначала он тревожился, затем начал злиться на ее молчание и наконец
встряхнул ее, когда она запричитала громче. Впрочем, он тут же устыдился
сделанного, вытер ее слезы и привлек к себе. Когда она успокоилась, то уже
знала, что ему рассказать.
- Ребенок будет девочкой, и лицо ее будет похоже на мое, - сказала она,
касаясь отверстия во рту.
- Это будет хорошо, ведь ты прекрасна.
Она слабо улыбнулась и ответила:
- Только для тебя. Когда я была маленькой, все указывали на меня и
смеялись, я я никогда не была счастлива, как другие дети.
- Но теперь над тобой никто не смеется.
- Это потому, что ты здесь. Но дети будут смеяться над нашей дочерью.
- Не будут. Вместо дочери может быть сын, и он будет похож на меня. У
твоей матери иди отца губа была такой же, как у тебя?
- Нет.
- Тогда почему это должно быть у нашего ребенка? Значит, ты одна имеешь
это, и я счастлив иметь женщину с таким лицом. Тебе незачем плакать.
- Я не буду, - она вытерла слезы. - Я больше не буду беспокоить тебя
своими слезами. Ты должен быть сильным и крепким, когда завтра мы
отправимся в горы. На той стороне действительно будет хорошая охота?
- Конечно. Мунан говорил об этом, а он там был.
- А будут там... мургу? Мургу со смертоносными палками?
- Нет. Мы оставий их здесь и уйдем туда, вде они никогда не появятся.
Он не упомянул о темных мыслях, которыми не хотел делиться ни с кем.
Вайнти была жива, а она ничего не забудет и не успокоится до тех пор, пока
все тану не будут мертвы.
Они могут уйти, но так же, как ночь следует за днем, она последует за
ними.
Глава восемнадцатая
На пятый день местность начала подниматься. Западный ветер стал
холодным и сухим. Охотники Хар-Хавола нюхали воздух и радостно смеялись,
ведь они хорошо знали эту часть мира. Они возбужденно переговаривались
между собой, указывая на знакомые ориентиры, и торопились вперед, подгоняя
медленно тащившихся мастодонтов. Херилак не разделял их радости, потому
что понимал, что охота здесь плохая. Несколько раз он видел, что этой
дорогой проходили другие тану, а однажды нашел остатки костра с еще теплым
пеплом. Правда, самих охотников он ни разу не видел: видимо, они избегали
приближаться к этой большой и хорошо вооруженной саммад.
Дорога, которой они шли, уходила все дальше и дальше в холмы, каждый из
которых был выше предыдущего.
Однажды утром Хар-Хавола радостно закричал и указал туда, где
поднимающееся солнце касалось высоких белых пиков. Это были покрытые
снегом горы, которые им предстояло пересечь.
День за днем дорога поднималась все выше и выше, пока горы, бывшие
сначала барьером впереди, не окружили их со всех сторов. Они казались
бесконечными и грозными. Только когда саммад подошли ближе, они увидели,
что из самого их сердца течет река. Вода была быстрой, холодной и серой.
Они шли вдоль нее, следуя всем ее изгибам и поворотам, пока предгорья не
исчезли из виду. Пейзаж тоже изменился: деревьев стало мокше, и болыпино-о
из них были вечнозелеными.
Однажды на склоне горы над ними появились белые рогатые животные,
прыгавшие по камням. Одно из них остановилось у края, и тут же стрела,
выпущенная Херилаком, сбросила существо вниз. Его мех был курчавым и
мягким, а мясо, поджаренное тем же вечером, восхитительно жирным.
Хар-Хавола облизал со своих пальцев жир и удовлетворенно хмыкнул.
- До сих пор я только однажды ел горного козла. Их очень тяжело добыть:
они живут только высоко в горах. Кстати, сейчас нам нужно подумать о корме
для мастодонтов и дровах для наших костров.
- А это зачем? - спросил Херилак.
- Мы идем выше. Скоро не будет деревьев и даже трава станет чахлой и
скудной.
- Значит, нам нужно взять все необходимое, - сказал Херилак. Без
палаток волокуши нагружены слабо. Мы загрузим их бревнами, а для животных
возьмем молодые побеги с листьями. Они не должны страдать от голода. А есть
ли там вода?
- Нет, но это неважно, мы можем растапливать снег.
Хотя дни были еще теплыми, по утрам уже начались заморозки, и
мастодонты недовольно ревели, выдыхая облачка пара. Хотя многие были
недовольны тем, что стало труднее дышать, Керрик радовался всему, что было
для него новым.
Прозрачность воздуха доставляла ему удовольствие так же, как и тишина
гор. Все это здорово отличалось от влажной жары, пота и насекомых юга. У
ийлан были болота и бесконечное лето, что вполне подходило для них. Ийланы
сочли бы жизнь здесь невозможной. Здесь был не их мир, так почему бы им не
оставить его тану?
Хотя Керрик то и дело поглядывал на небо, он не видел больше репторов
или других птиц, которые могли бы следить за их передвижениями. Возможно,
ийланы больше не преследовали их, и люди наконец-то избавились от своих
врагов.
Прошел еще один день непрерывных усилий, прежде чем они достигли
вершины перевала. Все очень устали и с трудом передвигали ноги. Когда
наступила ночь, саммад были еще на склоне, и им пришлось провести там
бессонную ночь рядом с животными, которые визжали от холода. Не имея
возможности развести огонь, люди кутались в меха и дрожали до рассвета. С
первыми лучами солнца они двинулись дальше, зная, что если не сделают
этого, то замерзнут. Когда они перевалили через гребень и стали
спускаться, это оказалось труднее, чем идти вверх. Но они не
останавливались. Пища кончилась, и мастодонты наверняка не пережили бы еще
одну ночь на снегу.
Саммад шли сквозь облака и к полудню достигли каменной осыпи. Идти по
ней было еще труднее, чем по снегу. Уже стемнело, когда они вышли из-за
облаков и почувствовали на своих лицах тепло заходящего солнца. Далеко
внизу виднелись долины, покрытые зеленой растительностью.
Стало темно, но люди остановились только для того, чтобы зажечь факелы.
В их мерцающем свете утомленные саммад двинулись дальше. Они шли до тех
пор, пока не почувствовали, что почва под ногами стала мягче. Люди поняли,
что тяжелое испытание кончилось. Все устало повалились на землю.
Мастодонты щипали траву. В ту ночь даже консервированное мясо мургу
показалось всем довольно приличным.
Худшее было позади. Очень скоро саммад вновь оказались среди деревьев,
где мастодонты жадно набросились на зеленые листья. Охотники были
счастливы. В тот день они нашли свежий помет горных козлов и поклялись,
что скоро у них будет свежее мясо. Но козлы были слишком осторожны и
исчезали до того, как охотники могли приблизиться к ним на расстояние
выстрела из лука. На следующий день охотники выследили стадо небольших
оленей и убили двух, прежде чем остальные удрали. Впрочем, здесь были не
только одени, сосны здесь оказались со сладкими орехами.
На следующий день ручей, по которому они шли, закончился небольшим
водоемом, на берегах которого было множество следов различных животных.
Выхода водоем не имел, видимо, вода уходила из него под землю.
- Здесь мы и остановимся, - сказал Херилак. - Здесь есть вода, пастбища
для животных и хорошая охота, если мы правильно читаем следы. Саммад
расположатся на этом месте, и охотники будут приносить свежее мясо. Кроме
того, здесь есть ягоды, съедобные грибы и корни. Нам не придется голодать.
А мы с Мунаном, который бывал здесь и раньше, посмотрим, что лежит
впереди. Керрик пойдет с нами.
- Дальше воды станет меньше, а в пустыне она вообще исчезнет, - сказал
Мунан.- Нам придется нести воду в шкурах.
- Так мы и сделаем, - согласился Херилак.
Перемены начались сразу же, как только трое охотников спустились с холма.
Чем ближе подходили они к предгорьям, тем реже становилась трава, и скоро
они уже шли по камням и кучам песка. Все растения были теперь колючими,
казались сухими и отстояли далеко друг от друга. Воздух был сух и
неподвижен.
- Это был долгий и трудный день, - сказал Херилак. - Остановимся здесь.
Это и есть пустыня, о которой ты говорил?
Мунан кивнул.
- Она вся похожа на это место, хотя кое-где может быть побольше песка,
а где-то камней. Здесь нет воды и ничего не растет, кроме этих колючек.
- Утром мы пойдем дальше. У пустыни должен быть конец.
Пустыня была горячей, сухой и, вопреки словам Херилака, казалась
бесконечной. Четыре дня они шли от рассвета до заката, отдыхая в середине
дня, когда становилось слишом жарко. На закате Херилак остановился на
небольшой возвышенности, прикрыл глаза рукой и посмотрел на запад.
- То же самое, - сказал он. - Ни холмов или гор и ничего зеленого. Только
пустыня.
Керрик коснулся шкуры с водой.
- Это - последняя.
- Знаю. Утром мы возвращаемся.
- А что мы будем делать, когда вернемся? - спросил Керрик, подбрасывая
в костер сухие колючки.
- Нужно подумать. Если охота будет хорошей, возможно, мы останемся
здесь. Посмотрим.
Ночью Керрик был разбужен внезапным близким криком совы. Это была всего
лишь сова. Они живут здесь, в пустыне питаясь ящерицами. Всего лишь сова...
Ийланы могут знать, что они здесь, но не смогут преследовать их через
покрытые снегом горные перевалы.
В туже ночь ему приснился Альпесак. Он снова был один среди суетящихся
фарги, и на другом конце поводка находилась Инлену.
Когда на рассвете Керрик проснулся, сон все еще был с ним, давил на
него. Это был всего лишь сон, убеждал он себя, но ощущение несчастья ее
покидало его, когда они шли назад.
Был уже вечер, когда они поднялись на последний гребень и с
удовольствием посмотрели на воду, появившуюся впереди.
Путь их пролегал через густой-перелесок, который трещал, когда они
продирались сквозь него. Дорогу прокладывал Херилак. Заметив, что
оторвался от остальных, он остановился.
Едва он сделал это, как мимо наго просвистела стрела. Херилак мгновенно
упал на землю, предупреждая остальных криком. Лежа за деревом, он вытащил
стрелу из собственного колчана и наложил стрелу на тетиву. Вдруг сверху его
