Керрика удивили две вещи: ряды растений и охотники, работающие среди
них, выполняющие работу женщин. Это было достаточно необычно. Но ийланы
сажали поля вокруг своего города, так почему бы тану не делать этого,
почему мужчинам не делать работу, которую выполняют женщины? Керрик повел
взглядом вдоль зеленых рядов растений к каменным стенам вдали и темным
отверстиям среди камней.
Они миновали группу женщин, завернутых в мягкое белое вещество, которые
указывали на небо и щебетали своими высокими голосами. Керрик подумал, что
должен испытывать страх в этой долине среди темных незнакомцев, но его
небыло.
Если они хотели убить его, то могли сделать это гораздо раньше.
Впрочем, опасность еще могла быть, но любопытство сильнее страха. Впереди
поднимались трубы костров, бегали дети, а утесы все приближались, и вдруг
Керрик остановился, пораженный внезапной мыслью.
- Город тану! - произнес он вслух. - Город тану, а не ийлан.
Охотник, за которым он шел, остановился и ждал, пока он осмотрится.
Деревянные балки с зарубками, вероятно, сделанные из целых стволов
деревьев, поднимались к отверстиям в стенах утесов. В них он видел лица,
смотревшие вниз, на него; как в городе ийлан, всюду были движение и
суматоха и люди занимались делами, которых он не мог понять. Затем он
заметил, что охотник, первым встретившийся с ним, подзывает его к себе, к
длинному темному отверстию у подножия утеса. Керрик подошел к нему и
взглянул на каменную стену, немного отклоненную назад. Оказавшись в
темноте, он заморгал, не в силах разобрать какие-либо детали внутренностей.
Охотник указал на каменную стену наверху.
- Валискис, - сказал он, повторяя то же слово, которое говорил, когда
показывал на чашу с водой.
Керрик поглядел туда внимательно и постепенно начал понимать, что
сказал ему охотник.
Там были различные животные, в цвете изображенные на камне. Многих из
них Керрик узнал. На почетном месте, над всеми ними, почти в натуральную
величину был изображен мастодонт.
- Валискис, - снова сказал охотник и наклонил голову к изображению
огромного животного. - Валискис.
Керрик согласно кивнул, хотя и не понимал значения этой живописи. Это
был точный портрет, так же как и черный мастодонт на чаше. Все картины
были весьма реалистичны. Керрик вынул руку и коснулся оленя, говоря
одновременно "олень". Однако темноволосого это ровным счетом не
интересовало. Он шагнул назад, на солнце, и сделал Керрику знак следовать
за ним.
Керрику хотелось остаться и осмотреть все это место, но охотник
торопливо вел его к одному из бревен с зарубками, которое доставало до
склона утеса. Вскарабкавшись по нему, он подождал Керрика. Подъем оказался
довольно легким. За краем оказалось темное отверстие, приведшее их в
комнату, и, чтобы войти в нее, пришлось согнуться. На каменном полу там
стояли горшки и другие предметы, а в углу были свалены шкуры. Одетый в
белое охотник заговорил, и из кучи мехов ему ответил тонкий голос.
Взглянув на кучу вблизи, Керрик заметил, что там что-то есть, какая-то
фигура, лежавшая так, что была видна только голова. Губы на морщинистом
лице шевельнулись, и беззубый рот прошептал:
- Откуда ты пришел? Как твое имя?
Глава двадцать первая
Когда глаза его привыкли к темноте комнаты, Керрик увидел, что кожа
существа, хотя и темная от возраста, была подобна его коже, а глаза
голубые. Волосы, которые когда-то были светлыми, стали сейчас редкими.
Когда тонкий голос вновь заговорил, он услышал и понял большинство слов.
Это был не марбак, который он знал, больше это походило на язык Хар-Хаволы,
который пришел из-за гор.
- Твое имя, твое имя! - снова сказал голос.
- Керрик. Я пришел из-за гор.
- Я знаю это, да, знаю... твои волосы такие светлые. Подойди ближе, чтобы
Хаунита могла увидеть тебя. Да, ты - тану. Смотри, Саноне, разве я не
говорила, что еще могу говорить, как они?
Слабый голос сухо рассмеялся.
Керрик и Хаунита начали разговор, а Саноне, так назвали темнокожего
охотника, слушал и довольно кивал, хотя и не понимал слов. Керрик не
удивился, обнаружив, что Хаунита была женщиной, захваченной в плен еще в
молодости. Все, что она говорила, было довольно бессвязно. Много раз за
время разговора она засыпала, а проснувшись, заговаривала с ним на языке
саску, как называли себя темнокожие охотники, и очень злилась, когда он
ничего не понимал. Затем она захотела поесть и накормить Керрика. Был уже
вечер, когда Керрик опомнился.
- Скажи Саноне. что я должен вернуться в свою саммад, но я приду сюда
утром. Скажи ему это.
Однако Хаунита как раз заснула, храпя и что-то говоря, и разбудить ее
было непросто. Правда, Саноне, казалось, понял, что хотел сказать Керрик,
потому что вывел его обратно к каменному барьеру, а затем окликнул двух
мужчин с копьями, стоявшими на посту.
Едва миновав барьер, Керрик бросился бежать в лагерь у реки, стараясь
добраться до палаток до темноты. Херилака беспокоило долгое отсутствие
Керрика, и он задал много нетерпеливых вопросов. Однако Керрик молчал,
пока не добрался до палатки и не напился холодной воды. Херилак, Фракен и
саммадары сели рядом с ним, остальные окружили их плотным кольцом.
- Сначала вы должны знать вот что, - сказал Керрик. - Эти темнокожие тану
называют себя саску и не собираются сражаться с нами или прогонять нас
прочь. Они хотят помочь и даже дадут нам пищу, и мне кажется, что это из-за
мастодонтов.
Послышалось удивленное ворчание, и он подождал, пока все успокоятся,
прежде чем заговорить снова.
- Я был так же изумлен, как и вы, и совершенно не понимаю их. У них
есть старая женщина, которая говорит так, что ее можно понять, но слова ее
не всегда ясны для меня. У саску нет мастодонтов, но они знают о них, вы
видели мастодонтов на их чаше, а в пещере на каменной стене у них есть
большие рисунки мастодонта и других животных. Значение этого не совсем
ясно, но что-то в мастодонтах очень важно для них, хотя они и не имеют ни
одного. Увидев наших животных, увидев то, что они слушаются нас, саску
решили помогать нам всем, чем смогут. Они не хотят причинять нам вреда. У
них есть множество других вещей, вроде этой чаши, но я не могу вспомнить
их все сразу. Завтра утром я вернусь к ним с Херилаком и мы поговорим с
ними и с их саммадарами. Я не знаю точно, что будет дальше, но в одном я
уверен: мы нашли безопасное место для зимовки.
Это было больше, чем просто убежище для зимовки: это обещало
безопасность от неприятностей мира, которые засасывали их. Ийланы никогда
не были здесь, саску даже не слышали о них, и, когда старая женщина
засыпала, забывая переводить такие сложные мысли, они мало понимали из
того, что произошло с охотниками. Самым важным было их желание, чтобы
незнакомцы оставались радом с ними. Это было как-то связано с харванами, с
темнокожими охотниками с севера, которые постоянно беспокоили их своими
набегами. Барьер на реке возник сначала как естественный оползень, но
саску поднимали рычагами валуны, передвигая их, и за годы создали стену,
которая теперь закрывала доступ в долину с севера. И все же, несмотря на
эту преграду, харваны продолжали их беспокоить, проникая в долину там, где
обрывы были ниже. Все это окажется в прошлом, если саммад станут лагерем
где-нибудь поблизости. Харваны будут держаться на расстоянии от них.
Саску были счастливы поделиться с ними своими запасами пищи. Такой порядок
вещей устраивал всех.
Саммад поставили свой лагерь у реки, где были хорошие пастбища и
поросшие лесом холмы. Охота здесь была плохой, и им угрожал бы голод, если
бы не саску. Они ничего не просили взамен, хотя после удачной охоты с
благодарностью принимали мясо. Единственное, о чем они просили, это
посмотреть на мастодонтов, подойти к ним поближе, и как крайнюю милость
принимали разрешение коснуться их морщинистой кожи, поросшей волосами.
Керрик был доволен не меньше их, находя каждую деталь жизни саску
крайне увлекательной. Другие охотники совсем не проявляли к саску интереса
и даже смеялись над мужчинами, которые, как женщины, копались в грязи.
Керрик лучше понимал саску, видя связь между их работой на полях и выпасом
животных ийланами, отлично улавливая безопасность от голода, гарантируемую
запасами пищи, которая не зависела от времени года.
Поскольку вокруг было больше охотников, чем дичи, охотники саммад были
очень довольны, что они так много времени проводят среди саску. Многие
ночи проводили они в высеченных среди камней комнатах. В конце концов,
Керрик вместе с Армун и всеми своими вещами перебрались в одну из них.
Встретили их приветливо, женщины и дети собрались вокруг них,
восхищенно глядя на нее и неуверенно касаясь рассыпавщихся по плечам волос.
Армун оказалась весьма прилежной в изучении языка, на котором говорили
саску. Керрик часто уходил к старой Хауните и узнал от нее несколько слов
из языка племени и то, как они говорят. Армун тоже не терпелось выучить
его, и она стала практиковаться с другими женщинами, когда Керрик уходил.
Они смеялись, когда она начинала говорить, и Армун улыбалась в ответ,
потому что в смехе их не было злобы. Когда они наконец понимали, что она
пыталась сказать, они говорили слова правильно, произнося их снова и
снова, как будто она была ребенком, и она повторяла за ними. Вскоре она
уже сама начала учить Керрика, и он перестал зависеть от Хуаниты и ее
старческих капризов.
Когда Армун всерьез занялась изучением языка, Керрик смог посвятить все
свое время исследованию удивительных ремесел саску. Он обнаружил, что
твердые чаши в действительности сделаны из мягкой глины, залегающей
тонкими пластами в некоторых холмах. Глина эта хорошо мялась, пока была
влажной, а затем помещалась в печь для сушки, сделанную из камней и той же
глины. День и ночь в ней горели дрова, и жара превращала глину в камень.
Еще интереснее были волокна и шкуры, из которых делались веревки,
которые потом сплетались в одежду. Их получали из небольших зеленых
растений, называвшихся харадис.
Семена их годились в пищу, а когда их давили и мяли, получалось масло.
Однако самым ценным были стебли растений.
Стебли харадиса помещали в мелкий пруд и придавливали тяжелыми камнями,
чтобы они оказались под водой. Через некоторое время серые стебли
извлекали и сушили на солнце, а затем разбивали на каменных плитах.
Специальные деревянные инструменты с зубьями использовались, чтобы
разровнять их и отделить волокна, которые женщины потом скручивали и пряли
крепкие нити. Множество таких нитей, соединенных вместе, образовывали
веревки, из которых потом вязались сети для рыбалки и ловли животных.
Лучшие из них тонкие нити натягивали на деревянные рамы и соединяли
вместе. Затем женщины переплетали их вместе с другими нитями, и в
результате получалась ткань, так восхитившая Армун. Вскоре она отказалась
от своих мехов и, как другие женщины, переоделась в мягкую одежду из
волокон харадиса.
Армун была счастлива среди саску, счастливее, чем когда-либо прежде, ее
ребенок должен был вскоре родиться, и она радовалась, что живет в тепле и
удобстве, а не встречает зиму в холодной палатке. Ей вовсе не хотелось в
своем теперешнем состоянии подниматься на завал и возвращаться к саммад у
реки. Но это была не главная причина, ее саммад была здесь, и Керрик был ее
саммадаром. Она считала начало своей настоящей жизни с того момента, когда
он впервые взглянул на нее и не рассмеялся. Саску тоже не смеялись над ней,
не замечая ее раздвоенной губы, а лишь восхищались ее кожей и бледными, как
харадис, волосами. Они говорили, что ее волосы почти так же белы, как и ее
одежда. Она чувствовала себя среди них дома, легко говорила на их языке,
научилась прясть и готовить растения, которые они выращивали. Да, ребенок
должен родиться здесь.
Керрик не подвергал сомнению это решение и был доволен им. Чистота
каменных пещер, мягкость и роскошь тканой одежды были гораздо лучше
продуваемых ветром палаток и кишевших паразитами мехов. Жизнь среди саску
