немного успокоить, пока его не хватил удар, и он не упал в обморок; тогда
получится, что в ходе судебного разбирательства были допущены нарушения
процессуальных норм, а это отнимет еще бог знает сколько времени.
- Прошу прощения, судья, - я опустил голову, чтобы скрыть едва
сдерживаемую улыбку. - Но я совершил проступок и должен понести наказание.
- Ну, вот, так-то лучше, Джимми. Ты всегда был смышленым парнем, и
мне просто не хотелось бы видеть, как пропадают зря все твои способности.
Ты отправишься в исправительную колонию для подростков сроком не более,
чем...
- Простите, ваша честь, - прервал его я. - Это невозможно. О, если бы
я совершил мои преступления на прошлой неделе или даже в прошлом месяце!
Закон очень строг в этом отношении, и мне не уйти от наказания. Сегодня
день моего рождения. Мне уже семнадцать.
Я здорово сумел осадить его. Охрана терпеливо ждала, пока он набивал
вопросы на своем терминале. Репортер местной газеты "Голос" в это время
тоже усердно работал над своим портативным терминалом, загоняя в
компьютер, наверное, целую историю. Судье не пришлось долго ждать ответов.
Он глубоко вздохнул.
- Да, действительно. Твои данные говорят о том, что тебе сегодня
семнадцать лет, ты достиг совершеннолетия. Теперь ты уже не малолетка и
должен отвечать за все, как взрослый. Это безусловно предполагает тюремное
заключение - если я не буду принимать во внимание смягчающие
обстоятельства. Преступление совершено подзащитным впервые, он еще слишком
молод и полностью осознает, что поступил неправильно. В наших силах
сделать небольшое исключение, смягчить приговор или ограничить срок.
Таково мое решение...
Меньше всего на свете мне хотелось бы сейчас услышать его решение.
Дело обернулось совсем не так, как я планировал, совсем не так. Необходимо
было что-то предпринять. И я предпринял. Мой вопль заглушил последние
слова судьи. Продолжая вопить, я нырнул со скамьи подсудимых и,
перекатываясь по полу, очутился на другом конце зала, прежде чем
ошарашенная аудитория двинулась со своих мест.
- Ты не будешь больше писать обо мне всякие непристойности, ты -
писака наемный, - закричал я. Затем я вырвал терминал из рук репортера и
грохнул его об пол. Топча ногами шестисотдолларовую машину, я превращал ее
в никому не нужный хлам. Я ловко уворачивался от него, прыгая вокруг, но
ему все же удалось меня схватить и отшвырнуть к двери. Стоявший там
полицейский попытался удержать меня - но тут же согнулся пополам, когда я
двинул ему ногой в живот. Я мог бы наверняка сбежать, но побег вовсе не
входил в мои планы. Я задержался у двери, неуклюже дергая ручку, пока
кто-то не сгреб меня, и продолжал сопротивляться до тех пор, пока не был
повален на пол. На этот раз на меня надели наручники, посадив на скамью
подсудимых, и судья больше не называл меня "Джимми, мой мальчик". Кто-то
нашел ему новый молоточек, и он размахивал им в моем направлении, словно
желая размозжить им мою голову. Я рычал и старался выглядеть очень грубым
и агрессивным.
- Джеймс Боливар ди Гриз, - нараспев произнес он. - Я приговариваю
вас к максимальному сроку за то преступление, которое вы совершили.
Исправительные работы в городской тюрьме до прибытия следующего корабля
Лиги, после чего вы будете отосланы в ближайший лагерь для коррекции
преступников. - Молоточек грохнул по столу. - Уведите!
Это мне понравилось больше. Я пытался вырваться из кандалов и изрыгал
на судью проклятия, чтобы он не дай бог не проявил слабость в самый
последний момент. Этого не случилось. Два дородных полицейских сгребли
меня и как есть выволокли из зала суда, не слишком нежно впихивая меня в
черный воронок. Только когда дверь за мною захлопнулась, я откинулся на
сиденье, расслабился и позволил себе наконец-то победно улыбнуться. Да,
победно, я это и имел в виду. Смысл всей операции как раз и заключался в
том, чтобы быть арестованным и помещенным в тюрьму. Мне необходима была
кое-какая профессиональная подготовка. В моем безрассудстве присутствовала
стройная система. Очень рано в своей жизни, может с тех самых пор, когда я
так успешно таскал из магазина сладкие плитки, я начал серьезно
задумываться о карьере преступника. По многим причинам - хотя немаловажно
было и то, что мне доставляло удовольствие быть преступником. Денежное
вознаграждение было достаточно велико: никакая другая работа не
оплачивалась так щедро за меньший труд. И, должен признаться, что я просто
наслаждался чувством превосходства, когда мне удавалось превратить всех
остальных окружающих меня людей в болванов. Кто-то скажет, что это все
мальчишеские эмоции. Возможно - но от этого они не становятся менее
приятными. В то же самое время передо мной стояли серьезные проблемы. Как
я должен был готовить себя для будущего? Существовало много кое-чего
получше шоколада с наполнителем, что можно было стащить. На некоторые
вопросы я видел ясные ответы. Деньги, вот что мне было нужно. Деньги
других людей. Деньги хранились взаперти, так что чем больше я узнаю о
замках и запорах, тем больше у меня появится возможностей добраться до
этих денег. Впервые в своей школьной жизни я энергично принялся за работу.
Мои отметки взлетели так высоко, что учителя стали подумывать, что я не
совсем безнадежен. Я делал такие успехи, что когда я выбрал профессию
слесаря, они не переставали радоваться. Курс был рассчитан на три года, но
я изучил все что нужно было знать, за три месяца. Я попросил разрешения
для сдачи итоговых экзаменов. И получил отказ. Так не делается, объяснили
мне. Я должен развиваться с такой же определенной последовательностью, как
и все остальные, и через два года и девять месяцев получу свой диплом,
покидая школу. И пополню ряды подневольных наемных работяг. Не очень-то
заманчиво. Я попытался сменить курс обучения, но мне сообщили, что это
невозможно. СЛЕСАРЬ - было высечено у меня на лбу, образно выражаясь, и
это клеймо останется на мне на всю жизнь. Так они думали. Тогда я начал
пропускать уроки и отсутствовал иногда по нескольку дней. Они ничего не
могли с этим поделать, несмотря на строгие выговоры администрации, потому
что я всегда появлялся на экзаменах и получал высшие отметки. Я просто
обязан был их получать, потому что большинство навыков я приобрел,
применяя их на практике. Моими заботами была охвачена довольно обширная
территория, поэтому благодушные жители города и не подозревали, что их
потихоньку обворовывают. Торговый автомат проглотит несколько серебряных
монет сегодня, завтра заест кассу на стоянке машин. Практическая
деятельность не только совершенствовала мои таланты, но и оплачивала мое
образование. Не школьное образование, конечно, - по закону я мог
оставаться здесь до семнадцати лет - я учился в свободное от занятий
время. Так как я не мог найти учебников, которые ввели бы меня в мир
преступлений, я изучал все, что могло пригодиться в работе. Я нашел в
словаре слово ПОДЛОГ, что подвигло меня на то, чтобы заняться фотографией
и печатанием. Так как искусство рукопашного боя уже сослужило мне хорошую
службу, я продолжал заниматься до тех пор, пока не заработал Черный Пояс.
Я не упускал из виду и техническую сторону выбранной мной профессии, и к
шестнадцати годам я уже знал все, что можно было узнать о компьютерах - к
тому времени я стал профессиональным инженером-микроэлектронщиком. Но все
это очень хорошо само по себе. Что же дальше? Я и в самом деле не знал.
Вот почему я решил преподнести себе на совершеннолетие небольшой
подарочек. Тюремный срок. Хитро? Хитрее не бывает! Мне нужно было найти
каких-нибудь уголовников - и где же их еще искать, как не в тюрьме?
Уважительная причина, скажете вы. Попасть в тюрьму - это все равно что
прийти домой, встретить наконец равных себе. Я буду слушать и учиться, а
когда почувствую, что узнал достаточно, отмычка, спрятанная у меня в
подметке, поможет мне выбраться оттуда. А сейчас я улыбался и ликовал от
радости.
Вот дурачок - это был совсем не тот путь, который был мне нужен.
Мне обрили волосы, вымыли в ванне с дезинфицирующим раствором, надели
на меня тюремную форму и ботинки - совершенно непрофессионально, потому
что у меня хватило времени переложить отмычку и запас монет - затем у меня
были взяты отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза, и я, наконец, был
отправлен в свою камеру. Смотрите-ка, к моей великой радости, у меня был
сосед. Теперь-то уж начнется мое образование. Это был первый день моей
криминальной карьеры.
- Добрый день, сэр, - сказал я. - Меня зовут Джим ди Гриз.
Он посмотрел на меня и сердито проворчал:
- Чтоб ты пропал, щенок, - он продолжал ковырять пальцы на ноге,
занятие, от которого я оторвал его своим приходом.
Это был мой первый урок. Вежливый обмен приветствиями, принятый
снаружи, не был в чести за этими стенами. Жизнь была слишком груба - таков
же был и язык. Мои губы искривились в усмешке, и я снова заговорил. Более
резко на этот раз.
- Чтоб тебе самому пропасть, болван. Меня кличут Джимом. А тебя?
Я не был уверен насчет сленга, я почерпнул из его старых и не очень
хороших видео, но тон я, очевидно, выбрал верно, потому что на этот раз он
все же обратил на меня внимание. Он медленно поднял глаза, они были полны
жгучей ненависти.
- Никто - говорю тебе еще раз, НИКТО - не разговаривает с Вилли
Клинком таким образом. Я тебя порежу за это, щенок, и порежу очень
здорово. Я вырежу свои инициалы на твоем лице. Выйдет прекрасная "V".
- Не "V", а "W", - поправил я, - Вилли пишется через "W".
Это еще больше вывело его из себя.
- Я знаю, как это пишется, я не идиот! - он просто закипел от ярости,
шаря рукой у себя под матрацем. Он извлек оттуда кусок слесарной ножовки,
и я успел заметить, что ее край был аккуратно заточен. Симпатичное орудие
убийства. Он несколько раз подбросил его в руке, усмехаясь прощальной
усмешкой, затем внезапно ринулся ко мне. Думаю, нет необходимости
напоминать, что это не самый лучший способ подойти к Черному Поясу. Я
отошел в сторону, поймал его за запястье, когда он пролетал мимо - затем
подхватил его лодыжку и подбросил его кверху, так что он полетел прямо
головой в стенку. Он потерял сознание. Когда же он пришел в себя, я сидел
на своей койке и чистил ногти его ножом.
- Мое имя Джим, - произнес я, скривив губы в мерзкой ухмылке. - А
теперь ты попробуй произнести его. Джим.
Он смотрел на меня, лицо его задергалось - и тут он вдруг заплакал! Я
просто ужаснулся. Могло ли это быть на самом деле?
- Мне всегда доставалось от других. И ты не лучше. Превратил меня в
посмешище. И отобрал у меня мой нож. Я целый месяц работал над этим ножом,
пришлось заплатить десять долларов за сломанное лезвие...
Вспомнив о всех своих бедах, он вновь принялся всхлипывать. И тогда я
увидел, что он старше меня на год-два, не больше - да к тому же намного
беззащитнее меня самого. Таким образом, мое вхождение в уголовный мир
началось с того, что я стал утешать его, подавать ему влажное полотенце,
чтобы он утер свое лицо, вернув ему его любимый нож - и даже дав ему
пятидолларовый золотой, чтобы он прекратил свое нытье. Я начал подумывать,
что преступный мир вовсе не такой, каким я его представлял себе.
Нетрудно было выудить историю его жизни, наоборот, практически
невозможно было заткнуть ему рот, когда он принялся изливать мне свою
душу. Его переполняла жалость к самому себе, и он наслаждался возможностью
раскрыться перед слушателем.