-- Еще не кончили? -- поинтересовался Боггер, явившись внезапно, как
жуткое воспоминание.
-- Кончили. Он весь твой, Боггер. Забирай. Прижимая скомканную одежду к
груди, я зябко переступал босыми ногами по холодному полу, а он волок меня
за собой. Затем впихнул в камеру. Невзирая на слабое сопротивление, Боггер
отнял у меня одежду, вытряхнул содержимое из карманов, швырнул на кровать
грубую тюремную робу и пару шлепанцев.
-- Обед в шесть. Двери отпираются за минуту до этого. Опоздаешь --
останешься голодным.
Лязг захлопнувшейся двери оборвал его гнусный смешок.
Дрожа и поеживаясь, я присел на кровать и спрятал лицо в ладонях, являя
собой жалкое зрелище для наблюдателя, следившего за мной через
замаскированные объективы. Вот и пришел конец гордому, хоть и преступному
человеку. Я -- просто обреченный столетний старец, подошедший к последней
черте.
Чего они не могли разглядеть сквозь заслонившие лицо ладони -- так это
мимолетной счастливой и довольной усмешки. Я таки добился своего!
Но когда я поднял лицо, от ухмылки не осталось и следа, а губы мои
опять тряслись.
Пластиковое стеклышко моих дешевых часов было так исцарапано, что цифры
удавалось разглядеть лишь с большим трудом. Я поднес их к свету и принялся
вглядываться, пыхтя от усердия. Наконец, мне удалось разобрать, который час.
-- Обед в шесть, Боженьки мои! Надо выходить, как только дверь
откроется.
Прошаркав к двери, я сразу после щелчка замка распахнул ее и
заплетающейся походкой вывалился в коридор.
При первом же взгляде на шаркающую в одном направлении толпу одетых в
серое дряхлых развалин стало ясно, где находится столовая. Я влил свои шаги
в общий шелест, у входа получил поднос и подставил его для получения своей
доли казенного месива. По виду нипочем не догадаться, что это такое, а по
вкусу -- тем более. Ну, надеюсь, хоть какие-то питательные вещества там
есть. Трясущейся рукой я начал таскать эту жижу в рот, ложка за ложкой.
-- Впервые тебя вижу, -- с подозрением заметил сидевший рядом старец
лет восьмидесяти. -- Ты что, провокатор?
-- Я осужденный рецидивист.
-- Добро пожаловать в Чистило, хе-хе, -- хрюкнул он, радуясь новичку.
-- Тебе приходилось угонять корабли?
-- Пару раз.
-- А мне трижды. На третьем и попался -- корабль оказался приманкой. Но
я пристратился и, сам понимаешь, недостаток средств, возраст, да и глаза
стали подводить...
Его воспоминания текли ручьем, сливаясь в однообразное жужжание, и были
ничуть не интереснее последнего. Я позволил старику бубнить, а сам тем
временем старательно приканчивал свой навозбургер с почесухой. Едва я,
давясь, пропихнул в горло последний кус этой гадости, как до омерзения
знакомый голос перекрыл заполнившие столовую бряцанье ложек и хлюпанье
старческих ртов:
-- Ржавая Крыса! Я вижу, ты покончил с обедом. Так что давай,
быстренько волоки свои старые кости к доку.
-- А как я его найду?
-- По зеленым стрелкам на стене, ты, тупорылый! Зеленые стрелки с
красным крестиком. Пошел!
Я выкарабкался из-за стола и потащился куда сказано. Стены были усеяны
разноцветными стрелками, указывающими разные стороны. Я заморгал и подошел к
стене вплотную, чтобы разобраться, потом повлек свои стопы налево.
-- Входите, садитесь, отвечайте на мои вопросы. Недержанием страдаете?
Молодой доктор сидел как на иголках, будто куда-то спешил. Я поскреб в
затылке и пробормотал:
-- Уж и не знаю толком...
-- Вы не можете не знать!
-- Да откуда? Не знаю, что это такое.
-- Недержание мочи! Вы мочитесь по ночам в постель?
-- Только если пьян.
-- Здесь, диГриз, такая возможность вряд ли представится. Я смотрел
вашу медицинскую карточку. Вы просто развалина -- в легких затемнения, в
бедрах гвозди, череп на скобах...
-- У меня было тяжкое житье, док.
-- Это ясно с первого взгляда, не говоря уж о взбесившемся обмене
веществ. Сейчас я сделаю вам пару уколов, чтобы приостановить процесс
деградации, а потом будете принимать вот эти пилюли три раза в день.
Я взял банку и вытаращил глаза на пилюли величиной с ружейную пулю.
-- Чего-то великоваты.
-- А вы чего-то не слишком здоровы. Это специальная формула, которая
решит ваши многочисленные проблемы. Все время носите их при себе -- зуммер в
крышке сообщит, когда настало время принять очередную пилюлю. А теперь
закатайте рукав.
Он начал орудовать зазубренной иглой. Готов присягнуть, пару раз кончик
задел кость. Потирая саднящие плечи, я вывалился в коридор, в поисках своей
камеры заблудился, был наставлен на верный путь встречным тюремщиком и
наконец вернулся к себе. Как только дверь за мной захлопнулась, замок
щелкнул, а через несколько минут начал тускнеть свет. Я выпутался из робы,
натянул тошнотворно-оранжевую пижаму, рухнул на кровать и едва успел
натянуть одеяло, как свет потух окончательно.
Вот оно -- конец строки. Чистило, преддверие ада, чистилище у небесных
врат. Тут тебя кормят и лечат, чтобы продержать как можно дольше. Приговор с
одним-единственным исходом.
Угу-ага! -- мысленно воскликнул я и позволил себе широко ухмыльнуться
под одеялом. Кожа под полосками прозрачного пластика на спине зудела, и я с
наслаждением почесался. Пластик совершенно незаметен для глаза, зато покрыт
непрозрачным для рентгеновских лучей свинцово-сурьмяным сплавом. Я сделал
ставку на то, что здесь нет ни дорогостоящих томографов, ни чего-то в этом
роде -- и выиграл! На двухмерном экране рентгеновского аппарата полоски на
моих ногах выглядели, как скрепляющие кость металлические гвозди, а полоски
на черепе -- как скрепы. Пластик сделал свое дело, во время очередного мытья
он растворится и исчезнет.
Мне это удалось! Первая часть операции завершена. Труднее всего было
раздобыть информацию об этой тюрьме-богадельне. Пришлось с немалым риском
для себя долго рыться в планетарных правительственных картотеках, прежде чем
я нащупал след. Предприятие рискованное, зато увлекательное. Поначалу мы с
Анжелиной активно руководили полулегальной карьерой наших близнецов, но
теперь они устроились вполне благополучно (следует добавить, комфортно и
богато), так что можно насладиться -- как бы это выразиться? --
полуотставкой. Анжелину это вполне устроило, она без памяти кинулась в вихрь
увеселительных круизов и развлекательных планет. А мне, как вы прекрасно
понимаете, это было не по нутру. Если мне не дать очистить подвернувшийся
банк или угнать дорогостоящую космическую яхту, то в конце концов недолго и
свихнуться. Но это так, шуточки. И вдруг подвернулась грандиозная идея!
Крохотное сообщение в вечерних новостях. Я отпечатал его и показал Анжелине.
Она быстро прочитала и отложила листок в сторону.
-- Надо что-то делать, -- сказал я.
-- Нет, -- моментально отреагировала моя дорогая.
-- По-моему, мы кое-чем ему обязаны -- ты, во всяком случае.
-- Чепуха. Взрослый человек должен сам отвечать за себя.
-- Ну да, конечно. Но мне все-таки хочется знать, куда его засунули.
Когда я проследил его путь и раскрыл местонахождение Каторжной тюрьмы
последнего отбывания, то изложил свой план Анжелине. Слушая меня, она
прищурилась и помрачнела, но стоило мне договорить, как моя женушка
задумчиво кивнула.
-- Давай, Джим. Это опасно и очень смахивает на самоубийство -- но ты
единственный человек в Галактике, кому это по зубам. Разумеется, не без моей
помощи.
-- Разумеется. И первоочередная твоя задача -- найти лишенного
практики, но компетентного доктора.
-- Нет проблем! Ты хоть раз слыхал, чтобы доктор (или адвокат) -- лишен
он практики или нет -- выстоял под непрерывным дождем банкнот, сыплющихся на
стол перед его носом?
-- Ну да, после твоих слов я сообразил, что ни разу. Как там наш счет?
-- Немного поистончился, осталось всего несколько миллиончиков. Почему
бы тебе не колупнуть какой-нибудь солидный банк, пока я буду заниматься
медиком?
-- Твои слова -- как бальзам на душу. Но на приготовления ушел еще
целый год. Не тот случай, когда можно решать в спешке, нахрапом, строить
план на догадках или рассчитывать на везение; если каждый шаг не будет
выверен до последней цифры после запятой, мне придется ужасно долго отдыхать
за решеткой.
Приехавшая за мной в клинику Анжелина в ужасе отшатнулась.
-- Джим, ты жутко выглядишь!
-- Спасибо, ради того и старались. Потерять вес было достаточно легко,
так же как состарить кожу, перекрасить волосы -- ну, и прочий традиционный
набор. Больше всего мне недостает мышц.
-- Мне тоже. А твоя великолепная фигура...
-- При помощи ферментов сведена на нет -- альтернативы просто не было.
Если я хочу сойти за дохлую клячу, то должен выглядеть как дохлая кляча. Не
волнуйся, когда все будет позади, несколько месяцев бодибилдинга меня
восстановят, и я буду как новенький.
На глаза Анжелины навернулись слезы, и она нежно обняла меня.
-- Ты идешь на это ради меня.
-- Ну, конечно. Но ради него тоже -- а заодно и ради Джима диГриза.
Чтобы я вновь мог смотреть в зеркало без ужаса и отвращения, которые внушает
мне нынешнее отражение.
А потом было вот что. Провести неудачное ограбление ювелирного магазина
и попасться легко; единственное условие -- совершить преступление на
Гелиотропе-2, откуда исходила заметка, заварившая всю эту кашу.
И заварилось на славу! Здесь, в Чистиле, у меня была ровно неделя на
ознакомление с планировкой, сигнализацией и "жучками", затем операция должна
перейти во вторую фазу. Скучать не приходилось. Наутро за завтраком я обвел
взглядом лысые головы и серые балахоны своих коллег и сразу же заметил его,
но продолжая держаться поодаль. Времени для возобновления старого знакомства
вполне достаточно, так что дождемся подходящего момента. Прихлебывая лиловую
кашицу, я заканчивал осмотр узников и тут вздрогнул от удивления.
Неужели он? Да, поседел как лунь, лицо избороздили бесчисленные
морщины, но два месяца совместного пребывания в ледяной пещере... Словом,
есть вещи, которые не забываются. Когда мы сдали свои судки, я прошаркал за
ним в общий зал и сел рядом.
-- Давно ты здесь, Баррин? -- поинтересовался я. Он обернулся и
близоруко сощурился, потом лицо расплылось в широкой улыбке.
-- Клянусь жизнью и душой, это Джимми диГриз!
-- Весьма рад, что у тебя жизнь и душа на месте! Баррин Бах, ты же
лучший фальшивомонетчик в Галактике!
-- Спасибо на добром слове, Джимми. Раньше так и было, да только в
последние годы...
Улыбка померкла, и я торопливо обнял его за плечи.
-- У тебя по-прежнему мерзнут щиколотки?
-- Спрашиваешь! Ты же знаешь: я даже в выпивку лед не кладу, мне один
его вид противен.
-- Да, но в ледяной пещере была лишь икота...
-- Да уж, икота! Но тут ты прав, Джимми, парнишка. Когда мы спихнули
это дельце, мне не надо было работать лет десять. Ты был юн, но гениален.
Жаль видеть, что ты кончаешь как все. Никогда не думал, что тебя упекут.
-- И на старуху бывает проруха.
Я говорил, а моя спрятанная в горсти авторучка тем временем быстро
выписывала на ладони короткое сообщение. Потом я потер подбородок тыльной
стороной руки, дожидаясь, когда Баррин взглянет на текст. Тот увидел надпись
и сделал круглые глаза.
-- Ну, мне пора, -- сказал я, стирая сообщение смоченным слюной
пальцем. -- Увидимся.
Он только молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Винить его не за
что. Даю голову на отсечение, что с самой посадки Баррин и не надеялся
