лучше разглядеть. ОН не пережил этого нападения.
Наполеон поднял голову от стола и сел.
-- Не будьте идиотом, -- сказал он.
Не тратя времени на размышления, я постарался его убить. Но он был
наготове и выстрелил из трубкообразного оружия, спрятанного в ладони, раньше
меня. В лицо мне брызнул огонь, потом оно онемело, онемело все тело, я
потерял контроль над ним и рухнул лицом вниз на стол. Не чувствовал я и рук
Наполеона, когда он перевернул меня на спину. Он смотрел на меня сверху,
улыбаясь и победоносно хохоча. И в его смехе была значительная доля безумия.
Он глядел мне в лицо, в глаза, которыми я по-прежнему мог управлять, ожидая,
что они расширятся, когда я наконец пойму.
-- Поразительно! -- закричал ОН. -- Ты только сейчас сообразил
правильно. Он -- это Я. Ты проиграл. Ты сжег, уничтожил этого чудесного
андроида. Его единственное назначение было обмануть тебя, заставить
действовать именно так. Все здесь -- само существование этого мира, эта
петля времени нужны только как ловушка для тебя. Неужели ты забыл, что тело
-- просто скорлупа для меня, для вечного МЕНЯ? Мой мозг победил смерть и
живет вечно. Теперь он -- имитация безумного императора. Он никогда не знал,
что такое настоящее безумие.
Ты проиграл, а Я -- навеки победил!
ГЛАВА 15
Это была только временная неудача.
Полагаю, что в обычных условиях я чувствовал бы себя разбитым,
испуганным, разозленным, раздираемым множеством бесполезных эмоций. Теперь
же я просто ждал удобного случая снова убить ЕГО. Это стало уже утомительным
-- после двух попыток ОН по-прежнему жив. Я решил, что третья должна быть
окончательной.
Он наклонился и стал рвать мою одежду, обыскивая меня с грубой
тщательностью. Разрывая ее на мелкие кусочки, он собирал все снаряжение,
укрепленное на мне: нож с лодыжки, пистолет с пояса, гранаты из волос. Через
несколько секунд я лишился своего оружия. То немногое, что осталось, было
вне досягаемости. Очень тщательно обыскав, он бросил меня, швырнув мое
бессильное тело на стол, лицом вверх.
-- Я все подготовил для этого момента, все! -- Разговаривая, он пускал
пузыри, по подбородку текла слюна. Я услышал звон цепей, и он поднял мои
запястья и защелкнул на них тяжелые металлические обручи, соединенные
коротким отрезком массивной цепи. Когда кандалы замкнулись, сверкнула
короткая вспышка света, и их концы сплавились. Хотя я ничего не чувствовал,
но увидел, как под металлом моментально покраснела моя кожа. Не имеет
значения. Когда все это было сделано, он приложил к моему запястью иглу.
Чувствительность стала возвращаться, но сначала была дикая боль в
запястьях. Оказывается, возвращение чувствительности приносит острую боль. Я
не обращал на это внимания, хотя ее спазмы потрясали все тело. В конце
концов я даже непроизвольно скатился со стола и тяжело упал на пол. Он сразу
нагнулся и, подхватив меня, потащил через широкое пространство огромного
собора. Даже в этом маленьком теле его сила была чудовищной.
В то короткое мгновение, что я лежал на полу, мои пальцы успели что-то
ухватить. Не знаю, что это было, что-то маленькое, металлическое, но я
крепко сжимал найденное в кулаке.
Примерно в пяти метрах от приборов управления темпоральной спиралью
стояла крепкая металлическая колонна, достигавшая мне до пояса. Она тоже
дожидалась меня. Он широко развел мои руки и вложил соединявшую их цепь в
канавку на вершине колонны. Еще одна вспышка, и цепь срослась с
металлическим монолитом. Он отпустил меня, я качнулся, но не упал. Мое тело
вновь обретало чувствительность, и я снова овладел им, пока он пошел к
приборам и произвел какие-то манипуляции. В громадном соборе царила тишина.
-- Я победил! -- завизжал он неожиданно, слегка пританцовывая и брызжа
слюной. -- Понимаешь ли, что теперь ты в петле времени, которого не
существует, которое я создал, чтобы заманить тебя, которое исчезнет, как
только я его покину?
-- Я это подозревал. В наших учебниках Наполеон проиграл.
-- Здесь он победил. Я дал ему оружие и помощников, чтобы завоевать
мир. Потом, когда было готово мое новое тело, я убил его. Петля во времени
появилась, когда я сделал это. И ее существование воздвигло временной
барьер, который исчезнет вместе с ней. Это случится, когда я уйду, но не
моментально, -- это было бы слишком легким для тебя. Мне будет приятно
думать, что ты торчишь здесь один, понимая, что проиграл, и что твое будущее
никогда не будет существовать. В этом здании есть фиксатор времени. Оно
будет здесь и когда Лондон исчезнет со всем остальным миром, даже дольше чем
ты. Раньше чем он выключится, ты можешь умереть от жажды. Можешь и не
умереть. Я победил!
Последние слова он выкрикнул, снова поворачиваясь к пульту. Я разжал
кулак, чтобы посмотреть, какое же оружие, лежащее у меня в ладони, поможет
разбить его в последний момент.
Это был маленький латунный цилиндр, весивший всего несколько граммов. В
одном его конце были проделаны маленькие дырки, и когда я перевернул его,
оттуда посыпался мелкий белый песок. Песочница, применявшаяся для просушки
чернил при письме. Можно желать и большего, ко придется довольствоваться
этим.
-- Я ухожу, -- сказал Он, включая механизм.
-- А как же эти ваши люди? -- спросил я, выгадывая время для
размышлений.
-- Безумные рабы. Они исчезнут вместе с тобой, сослужив мне службу.
Меня ожидает целый мир таких, как они. Скоро таких миров будет много. Скоро
все будет моим.
К этому нечего было добавить. Он прошел по каменным плитам, чудовище в
образе маленького человека, коснулся ручек сверкающего конца темпоральной
спирали и был мгновенно охвачен ее сверкающим зеленым пламенем.
-- Все мое! -- сказал он, и в его глазах горел такой же зеленый огонь.
-- Я так не думаю.
Я несколько раз подбросил на руке песочницу, испытывая ее вес и
оценивая расстояние до пульта: добросить я смогу запросто. Регулировка
временной шкалы представляла из себя ряды клавиш, очень похожих на клавиши
музыкального инструмента. Теперь некоторые из них были вжаты. Если мне
удастся нажать хотя бы еще одну из них, регулировка изменится. Он прибудет в
другое место и время, а может быть, и не прибудет вовсе. Я медленно
замахнулся, оценивая расстояние и траекторию, по которой должен пролететь
крохотный цилиндрик, чтобы попасть в нужное место.
Должно быть, он увидел, что я собираюсь сделать, потому что стал
завывать от бешенства, пытаясь вырваться из временного поля, которое
аккуратненько приковывало его к концу спирали. Я хладнокровно прицелился,
пока не убедился, что все правильно.
-- Вот так, -- сказал я и запустил песочницу к пульту по высокой дуге.
Она взлетела вверх, ярко блеснула в столбе солнечного света,
врывавшегося сквозь затемненное окно, и упала вниз.
Она ударила по рядам клавиш и, гремя, упала на пол.
Темпоральная спираль освободилась, его яростные крики оборвались, и он
исчез из виду. В тот же самый момент свет переменился, стал сумеречным. За
окнами все стало серо. Я уже видел такое в самом начале, во время
темпоральной атаки на Корпус. Лондон, весь мир снаружи больше не
существовал. Не существовал в этой точке пространства и времени, был только
кафедральный собор, кратковременно удерживаемый фиксатором времени.
Он победил? Я почувствовал первый признак тревоги, должно быть,
проходит действие наркотика. Я внимательно вглядывался, но в полутьме было
почти невозможно разглядеть показаний индикаторов. Изменились ли показания
одного из них перед включением спирали? Я не был уверен. Да это и не имело
значения, по крайней мере, здесь, для меня.
А каким будет будущее -- адом или раем, -- мне было все равно. С
возвращением эмоций мне стало интересно, будет ли существовать мир, появится
ли Спецкорпус и родится ли однажды моя Анжела? Мне этого не узнать. Я резко
дернул за цепи, но они держали крепко.
Это конец, конец всему. Возвращающиеся ко мне эмоции были самыми
угнетающими, но я ничего не мог поделать. Конец.
ГЛАВА 16
Оказывались ли вы когда-нибудь запертым в кафедральном соборе Святого
Павла в 1807 году от Рождества Христова, когда весь остальной мир снаружи
провалился в небытие, в полном одиночестве, прикованным к стальной колонне,
в ожидании собственного уничтожения? Не многие могут утвердительно ответить
на такой вопрос. Я могу, но, честно говоря, это необычное отличие не
доставляет мне никакого удовольствия.
Могу свободно признать, что чувствовал себя несколько подавленно. Я
немножко подергал за металлические обручи, удерживающие мои запястья... Они
были слишком прочны и надежны, и я понял, что как раз такие безнадежные
попытки вырваться доставили бы ЕМУ большее удовольствие, удовольствие
безумца.
Впервые в жизни я испытал полное и абсолютное поражение. Оно произвело
на мои мысли ошеломляющее и отупляющее действие -- как будто я уже стоял
одной ногой в могиле. Исчезло всякое желание бороться, и я постепенно пришел
к выводу, что легче всего будет просто ждать, когда занавес упадет. Ощущение
катастрофы было столь сильно, что подавляло всякое недовольство таким
безвременным концом. Мне следовало бы бороться, обдумывать путь к спасению,
но мне не хотелось даже пробовать. Такое поведение изумило меня самого.
Покуда я был погружен в созерцание собственного пупка, возник звук. Это
было едва слышимое гудение, такое слабое, что я ни за что не услышал бы его,
если бы не абсолютная тишина небытия, охватившая мой гроб-собор.
Звук рос и рос, надоедливый, как жужжание насекомого, и в конце концов
я обратил на него внимание, хотя и помимо воли, потому что в этот момент я
знать ничего не хотел, кроме ощущения своего чудовищного положения. Наконец
он стал достаточно громким, и стало ясно, что он исходит откуда-то из-под
купола. Я все же поглядел вверх, и как раз в этот момент раздался громкий
хлопок.
Вверху, в темноте, появилась фигура человека в скафандре. На нем был
гравитатор, судя по тому, как медленно он спускался ко мне. Я был так
ошарашен, что готов был к чему угодно, но не к этому. Он открыл щиток своего
скафандра, но это был не он, а она.
-- Сбрасывай эти глупые цепи, -- сказала Анжела. -- Стоит оставить тебя
одного, и ты всегда впутаешься в какую-нибудь историю. Отправишься сейчас же
со мной, и все тут.
Даже если бы я не обомлел от изумления, говорить было особенно нечего.
Так что я просто по-идиотски разинул рот и немножко потряс цепями, пока она,
легкая, как осенний лист, скользила по полу. В конце концов ее несомненное
физическое присутствие вывело меня из столбняка, и я приложил все усилия,
чтобы не ударить в грязь лицом.
-- Анжела, радость моя, ты спустилась с неба спасти меня.
Она шире открыла щиток скафандра и поцеловала меня через отверстие,
потом сняла с пояса атомный кинжал и занялась моими цепями.
-- Теперь объясни мне, что это за загадочная чепуха о путешествиях во
времени. И отвечай быстро, у нас только семь минут, -- так сказал Койцу.
-- Что он еще сказал тебе? -- спросил я, размышляя, как много она
знает.
-- Не пытайся забивать мне баки, Скользкий Джим! Хватит с меня Койцу.
Я быстро отскочил назад, когда она махнула у меня под подбородком
атомным кинжалом, потом сбила огонь с груди, моя одежда затлела.
Рассерженная Анжела бывает весьма опасна.
-- Любовь моя, -- сказал я страстно, пытаясь обнять ее, не спуская при
