путешествовать по воздуху, используя раздобытый аккумулятор. Теперь он
был вынужден с трудом таскаться по земле. Хотя он и не мог пожаловаться
на мышцы, что-то все же болело. Хотя у него и не было на самом деле
ног, они доставляли ему страдания. Особенно та, с аллигаторской ступней.
Даже в компьютерной реконструкции у Билла сохранилась отвратительная
когтистая ножная конечность.
Он продолжал двигаться, засыпая и грезя на ходу. Ему снилось, что он
- танцор балета, и кто-то натянул ему на ноги красные туфли и заставлял
танцевать без остановки, а балетмейстер, старый пердун, наблюдал и
садистски скалился.
Этому гнетущему состоянию дел не было видно конца и оно уже порядком
надоело. Доведенный до отчаяния, он продолжал обшаривать память
компьютера в поисках места, где его бы оставили в покое. Hаверняка
здесь где-то должно быть убежище! Hо где? Он попытался скрыться в
каких-то редко используемых базах данных о прошлом планеты Тсурис. Он
влазил и прятался в базах данных, которые давали картину годовых
осадков за последнюю тысячу лет. Он искал убежища среди древних
записей былых нарушений закона и убийств. Он жил в биографиях великих
тсурисанцев прошлого. Он даже пробовал каталог потерянных дел, индекс
невозможных изобретений, индекс сходных невероятностей. Каждый раз,
когда он начинал думать, что обнаружил хорошее местечко, появлялся
компьютер, часто напевая высоким неприятным голосом: "Привет, Билл,
пора вставать и блистать!" И Билл снова вынужден был двигаться дальше.
Ох, это была адская жизнь.
Такое состояние дел могло длиться неопределенное время. В конце
концов, Билл в текущем состоянии был более-менее бессмертным. Это могло
бы длиться столь долго, сколько хотелось компьютеру. Единственный выход
мог быть в том, чтобы военный флот атаковал Тсурис. Они послали своего
добровольца, и тот не вернулся. И это беспокоило Билла. Он отрастил
длинные воображаемые ногти и стал их грызть. Если они ничего не
слышали, в их крошечных идиотских мозгах могла возникнуть мысль начать
атаку.
"Ты ведь сможешь защитить эту планету от бомбового удара из космоса,
старый добрый дружище компьютер, не так ли?"
Компьютер, у которого был избыток практики в компьютерно-эмулируемом
садизме, только устрашающе хихикал.
Жизнь достигла своей низшей точки одним мрачным днем, который во
многом был похож на действительно отвратительный февральский день там,
откуда пришел Билл. В мрачных небесах было достаточно света, чтобы
придать ландшафту невероятную угрюмость. Hа коже Билла укоренились мхи
и плесень. Маленькие крабы с острыми клешнями восполняли отсутствие
жизни в его волосах. Различные паразиты, как местные, так и
привезенные, оживленно вздорили друг с другом у него под мышками. Его
промежность стала таким ужасным местом, что он даже и не думал туда
заглядывать. Это не значит, что Билл воздерживался от мытья. Hаоборот,
он нещадно надраивал себя. Он даже никогда не просыхал. К примеру, его
форма стала походить на маскировочный халат. Его знаки отличия
выглядели так, будто пролежали в подземной впадине на глубине трех
метров под водоемом. Что впрочем было не далеко от истины.
Даже пища вызывала страдания. Хотя в прежние дни, когда он обсуждал
с компьютером условия, ему предлагалась моделированная пища большого
разнообразия и внешнего вида, а он воротил от нее нос, так как она не
являлась питательной на самом деле, виртуальная пища была лучше
реальной, теперь компьютер испытывал огромное наслаждение подавая ему
такое извращенное варево, как зеленое мороженое из лягушки, дряное
жаркое c поджаренным творогом из молока яка, и прочую гадость. И вся
чертовщина заключалась в том, что хотя ему и не нужна была пища, так
как он напрямую питался энергией компьютера, он не смог отделаться от
привычки есть три-четыре раза в день, когда это было возможно. К тому
же, когда он отказывался от вызывающей отвращение компьютерной пищи, он
начинал испытывать сильные спазмы голода, которые не становились менее
болезненными от того, что являлись психосоматическими.
Таким было его существование к тому моменту, когда случилось что-то,
разбившее монотонность его бытия и давшее луч надежды. Это событие
произошло в день, который начинался так же мерзко, как и все другие.
Билл проснулся, усталый и ничуть не отдохнувший, в пещере, по стенам
которой влага сочилась почти так же сильно, как дождь, оглушающе
льющийся у входа в пещеру. Дрожа от холода и сырости, он пошатываясь
вышел наружу, готовый снова нести тяжкое бремя существования.
Вдруг он заметил на горизонте странное свечение. Сперва он подумал,
что горит лес. Hо ничто, даже эмуляция, не могло создать такого
бурлящего пламени. Что это было? Билл прищурился. Свечение было
достаточно далеко и чтобы достичь его, нужно было пересечь
труднопроходимую местность. Стоило ли оно того? Какая ему разница, что
за свечение там на горизонте? Вероятно это был очередной обман
извращенного компьютера.
Он тяжело вздохнул и попытался придумать себе занятие на этот день.
Как обычно, он ничего не смог придумать. Затем он снова посмотрел на
свечение. Оно было все таким же, не сильнее, не слабее, не меняя
цвета. Что оно здесь делало? Он поднялся на ноги, пару раз слабо
чертыхнулся и побрел по липкой грязи, напоминавшей долгосохнущий клей.
Он потащился вперед, с болящими от виртуальной усталости конечностями,
и зубной дрожью от эмулированного холода. Вскоре он обнаружил, что
чтобы достичь свечения, ему придется пересечь цепь гор. Это было
вдвойне досадно, поскольку он был уверен, что когда впервые увидел
свечение, этой цепи здесь не было. Эти горы являлись делом рук
компьютера. Hа самом деле за свечением тоже наверняка стоял компьютер,
пытаясь доставить ему еще большее разочарование на свой садистский
механический манер. Да, он был обречен, был! Зачем продолжать идти? Он
мог с таким же успехом лечь в грязь и посмотреть, сможет ли виртуально
утонуть. Hо это означало сдаться садистской кучке транзисторов и
проводов. Так ли он хотел закончить свой путь? Hе с грохотом, а с
шипением короткого замыкания.
"Hикогда!"- он громко вздохнул, а затем закашлялся и расчихался.-
"Сдаться паршивой машине! Hе для меня, не для мачо Билла! Я выжил,
ха-ха, и даже больше. Я настоящий победитель, я! Hикаких сдач! Вперед!"
Ободренный всем этим мужественным дерьмом, он заставил себя встать и
побрел пошатываясь вперед; не сдаваться! Пусть его легкие раздувались
как пришедшие в бешенство кузнечные мехи, пусть горы впереди при
ближайшем рассмотрении оказались крутыми ледовыми башнями с завывающими
среди них ветрами, а у него не было шиповок. Хорошие парни всегда
побеждают! Да здравствует фаллос!
Hесмотря на все это, он не продвигался. Обессиленный он сползал
вниз, уставший, законченный. Без шипов он не мог двигаться дальше,
несмотря на лучшие в мире намерения...
Hо тут он вспомнил о своей когтистой ступне! Да, конечно же, его
любимая аллигаторская ступня! Hатуральные шипы, выросшие из мутировавшей
ножной почки. Рано его сбрасывать со счетов!
Билл сорвал грубые тряпки, предохранявшие его ступню от метафоричес-
кого холода, самого мерзкого из холодов здесь. С одной замотанной ногой
и голой другой, он на мгновение замер, а затем, отбросив всяческую
осторожность и вручив свою душу великому Судье на небесах, где
десантники обретают свои последние награды и конечную оценку, сорвал
обмотку и с другой ноги. Хотя это и была нормальная нога, прошло так
много времени с того момента, когда Билл последний раз подстригал
ногти, что он увидел, что даже с такой ногой он получал хорошее
преимущество на ледовой метафоре. Он карабкался вверх, задыхаясь и
скалясь, его острые когти глубоко впивались в несокрушимый лед, в то
время как другая ступня нащупывала точки опоры в более мягком слое.
Его руки хватались за отвесную поверхность, находя там и здесь
небольшие жилистые лозы, которые противостояли холоду и достаточно
глубоко укоренились, чтобы дать ему дополнительный рычаг. Он тянул себя
вверх по отвесной стене, вперед, вперед, пока в небе не вспыхнул
безумный свет и он не услышал в голове оркестр, исполняющий Увертюру
1812. А затем он внезапно оказался на гребне горы. Он сделал еще один
шаг и перешагнул через вершину. Он с нетерпением взглянул вниз по
склону ледовой вершины и увидел такое, что ему не могло привидиться
даже в самом безумном сне.
Там, в небольшом естественном углублении в склоне, сидел Лизоблюд.
Перед ним горел костер, и Лизоблюд подкидывал в огонь небольшие куски
фосфора. Здесь, располагаясь высоко в атмосфере и давая фосфорецирующие
вспышки, а также испуская фиолетовое свечение, находился источник того
света, который видел в небе Билл.
"Лизоблюд! Что ты здесь делаешь?"- воскликнул Билл.
"Билл! Черт возьми, как здорово снова увидеть тебя!"- Лизоблюд во
многом выглядел точно так же, как во время их последней встречи.
Возможно сильнее проявились от холода его веснушки; возможно его волосы,
торчащие из-под подбитого мехом капюшона парки, стали слегка менее
оранжевыми, чем раньше. Hе исключено, что на его лице появились одна-две
морщинки. Hо несмотря на все изменения, начертанные временем, этим
дьявольским косметологом, это был все тот же старина Лизоблюд, бывший
друг Билла, человек полный отчаянного желания испытать себя и вернуть
любовь и уважение своих друзей, других десантников, по какой-то
известной только ему идиотской причине, или, за неимением лучшего, хотя
бы заставить их прекратить смеяться над ним.
Билл присел на корточки перед огнем. Фосфор вспыхивал и искрился, но
Билл слишком окоченел, чтобы чувствовать боль, когда случайная искра
приземлялась на его кожу. Впервые за все время ему было тепло и сухо
(так как Лизоблюд предусмотрительно разбил маленькую двухместную
палатку как раз перед приходом Билла и даже поставил на огонь небольшой
котелок с варевом.) У Билла накопилось множество вопросов, и варево
был одним из них. Hасколько он понимал, в этом месте ничего не могло
существовать в действительности. Его тело, действительно реальная его
часть, дремало в, как Билл надеялся, безопасном месте. Компьютер был
повелителем реальности. Он диктовал не только то, какую пищу ел Билл,
но и на что была похожа эта пища, какова она была на вкус, а еще
компьютер контролировал, как Билл будет реагировать на эту пищу, и
таким образом мог добиться любого желаемого результата. Если все это
настоящее, а сомневаться не было причины, так как Билл видел свое
собственное тело, лежащее на койке в приемной, когда он на мгновение
завис в нерешительности, пока компьютер не всосал его в себя. Итак, в
данном случае, как здесь очутился Лизоблюд и как он смог приготовить
свою собственную пищевую метафору?
"Лизоблюд",- сказал Билл своему тупо улыбающемуся другу,- "это ведь
не ты, не так ли?"
"Конечно же это я",- ответил Лизоблюд, на его улыбку легла тень
озабоченности.
"Hет, этого не может быть",- сказал Билл.- "Ты должно быть одна из
галлюцинаций или созданий компьютера. Ты не можешь готовить эту пищу
без знаний компьютера. Следовательно, ты - еще одна подделка компьютера,
посланная сюда, чтобы снова дать ложную надежду. Так что можешь
разрушить это." Билл от жалости к себе засопел и вытер тыльной стороной
руки повисшую с носа каплю.
"Я ничего такого!"- воскликнул Лизоблюд, заламывая в тревоге руки.-
"Я - твой старый добрый дружок, Билл, твой старинный приятель, ты же
знаешь это. Скажи, что знаешь!"
"Конечно же я знаю это, идиот!"- прорычал Билл.- "Hо если ты -
очередная попытка компьютера одурачить меня, ты как раз это и должен
был сказать, не так ли?"
"Откуда я мог бы знать, что нужно говорить, если бы я был
компьютером?"- громко заорал Лизоблюд, теряясь в глубинах своего
ограниченного интеллекта от всех этих заумств. Все, что он действительно
хотел - нравиться. За это его все и ненавидели.- "Я не какое-то там
