Гарри, словно сквозь сон, видел, как этот многогранник, кружащийся по
бесконечным орбитам среди солнц, натолкнулся на одну из планет. Он
видел...
Туман. Только серый туман. Видение исчезало. Внезапно Гарри осознал,
что он все так же стоит на солнцепеке возле многогранника, потрясенный и
завороженный увиденным.
А доктор Питерс, также потрясенный и завороженный, стоял рядом и
машинально собирал какую-то треугольную установку из медных и эбонитовых
стержней, направленную на многогранник.
Внезапно Гарри все понял и, ринувшись к астроному, завопил:
- Питерс! Не надо!
Питерс, еще не вполне пришедший в себя, завороженно глядел на прибор,
который его руки заканчивали как бы сами по себе.
- Разбейте его! - орал Гарри. Этот, из многогранника, околдовал нас
своими видениями, и теперь вы работаете механически, не осознавая, что
делаете все, чтобы он мог освободиться. Нет, нет! О, Господи!
Пока Гарри кричал, руки ученого со щелчком сомкнули последние детали
медно-эбонитового треугольника. Из его вершины вырвался желтый луч,
ударивший в сияющий многогранник.
Желтая вспышка внезапно распространилась по всей поверхности снаряда.
Гарри и разгибающийся Питерс, не отрываясь, окаменев, смотрели, как
многогранник исчезает в шафранном сиянии.
Ячейки замороженной энергии мгновенно таяли и исчезали. Из заточения
восставало Существо, что прежде было заперто в своей клетке.
Сорокафутовой башней из голубого, торжествующего света, увенчанной
сияющим диском, Оно выросло, божественно прекрасное, во вдруг наступившей
тьме, ибо яркий солнечный полдень мгновенно угас, как будто выключили
лампочку. Оно кружилось в ужасающем, неземном торжестве. Питерс и Гарри
кричали, заслоняясь руками от слепящего света.
Из сияющего столпа в из мозги ворвалась колоссальная волна
экзальтации, триумфа триумфов, радости, с которой не сравнима была никакая
человеческая радость. Это было могучая песнь Существа, звучащая не в
звуке, но в мысли.
Оно было заточено, отрезано от бескрайней Вселенной на протяжении
веков, ползущих один за другим, но теперь Оно обрело свободу и - ликовало.
Необоримый экстаз космического блаженства исходил от Него в полуденной
тьме.
Затем Оно устремилось в небеса гигантской голубой молнией. Сознание
Гарри померкло и он упал без чувств.
Когда он открыл глаза, то увидел полуденные лучи, бьющие через окно.
Он лежал в хижине, день за дверью был вновь светел. Откуда-то доносился
металлический голос.
Он понял, что этот голос, доносился из его батарейного приемника.
Гарри лежал не двигаясь, и ничего не понимая в происходящем, а голос все
вещал:
- ...как нам удалось установить, охваченная зона простирается от
Монреаля до Скрэнтона на юге, и от Буффало на западе до акватории
Атлантики в нескольких милях от Бостона на востоке.
Это продолжалось менее двух минут, в течение которых вся указанная
зона была полностью лишена солнечного света и тепла. Отказали все
электрические приборы, не функционировали телефонная и телеграфная связь.
Жители Адирондака и северо-западного Вермонта наблюдали необычные
физиологические явления. Они выражались в приступе бурной радости,
совпавшем по времени с затемнением, после чего следовала кратковременная
потеря сознания.
До сих пор никто не знает причин столь необычного феномена.
Предполагается что это может оказаться каким-либо проявлением
солнечной активности. В настоящее время ученые проводят исследования, и
как только они...
Гарри тем временем, цепляясь за койку, силился сесть.
- Питерс, - перекрикивал он жестяной звук радио, - Питерс!
- Я здесь, - сказал астроном, подходя к нему.
Лицо ученого было бледно, движения слегка неуверенны, но он также
серьезно не пострадал.
- Я пришел в себя немного раньше и перетащил вас сюда, - сказал он.
- Это... Это Существо - это из-за него вся темнота, и остальное, о
чем по радио? - крикнул Гарри.
Доктор Питерс кивнул:
- Это было Существо из энергии, силы столь могучей, что, когда оно
вырвалось, то вобрало в себя все тепловое и световое излучение Солнца,
электрический ток из всех машин в округе и даже электрические импульсы
нашего мозга.
- Оно ушло? Оно, правда, ушло? - восклицал репортер.
- Оно устремилось вслед за своими собратьями, в бездну
межгалактического пространства, вслед за улетающими от нас галактиками, -
торжественно произнес доктор Питерс. - Теперь мы знаем, почему все
галактики во Вселенной улетают от нашей. Теперь мы знаем, что на нашей
Галактике лежит проклятие - она заражена чумой, заражена проказой жизни.
Но мы никогда не поведаем об этом миру.
Гарри Адамс слабо кивнул:
- Нет. Никогда. И лучше бы нам самим поскорее забыть об этом. Лучше
забыть.
ОСТРОВ НЕРАЗУМИЯ
Директор Города 72, Североамериканский Дивизион 16, вопросительно
глянул из-за стола на своего помощника.
- Следующее дело - Аллан Манн, личный номер 2473R6, объявил Первый
Помощник Директора. - Обвиняется в нарушении разумности.
- Арестованный доставлен? - спросил Директор, и когда его подчиненный
кивнул, он приказал: - Сюда его.
Первый Помощник Директора вышел за дверь и тут же вернулся обратно.
За ним вошел и арестованный с двумя охранниками по бокам. Это был молодой
мужчина в белых шортах и белой безрукавке установленной формы с синим
квадратом Механического Департамента на плече.
Он робко оглядывал просторный кабинет с пультами больших
вычислительных и предсказательных машин, дисками телевизоров, на которых
видна была, пожалуй, половина всех городов планеты, широкие окна, из
которых открывался вид на громадные металлические кубы строений Города 72.
Директор взял со стола листок и прочел:
- Аллан Манн, личный номер 2473R6, задержан два дня назад за
нарушение разумности. Обстоятельства дела: Аллан Манн, в течение двух лет
разрабатывавший новый атомный двигатель, отказался передать свою работу
Майклу Рассу, личный номер 1877R6, несмотря на распоряжение старшего.
Никакого разумного объяснения своим действиям он не привел, но утверждал
при этом, что поскольку над этим двигателем он работал более двух лет, то
хотел бы завершить работу сам. Поскольку совершенное деяние явилось явным
нарушением разумности, то был вызван наряд охраны.
Директор поднял взгляд на арестованного:
- Аллан Манн, что вы можете сказать в свое оправдание? Юноша
вспыхнул:
- Нет, сэр, мне сказать нечего. Но теперь я понимаю, что был глубоко
неправ.
- Почему вы воспротивились приказу старшего? Разве он не сказал вам,
что Майкл Расс лучше подготовлен, чем вы, для завершения разработки
двигателя?
- Он сказал, сэр, - ответил Аллан Манн. - Но я так долго работал над
этим двигателем, что мне очень хотелось закончить его самому, даже если
это и заняло бы чуть побольше времени - я осознаю, что это было неразумием
с моей стороны.
Директор положил листок и утвердительно склонил голову.
- Вы правы, Аллан Манн, это было именно неразумием. Вы совершили
нарушение разумности, а это - удар в самое основание современной мировой
цивилизации.
Он выразительно поднял костлявый палец:
- Что же, Аллан Манн, сотворило наш современный мир из сборища
воюющих наций? Что избавило нас от конфликтов, страха, бедности и тягот?
Что как не разумность?
Разумность возвела человека из того звероподобного состояния, которое
он занимал, до того, чем он стал ныне. В прежние дни сама земля, на
которой теперь высится наш город, носила на себе город, именуемый
Нью-Йорк, где люди в ослеплении грызлись между собой, погрязши в трудах и
заботах, и не было места сотрудничеству меж ними.
Все это удалось переменить благодаря разумности. Эмоции, прежде
смущавшие и будоражившие людские умы, были преодолены и теперь мы внимаем
только спокойному диктату разумности. Разумность вывела нас из тьмы
варварства двадцатого века, и нарушение разумности стало серьезным
преступлением - ибо это преступление непосредственно направлено на
разрушение нашего мирового порядка.
Бесстрастная речь Директора совсем лишила Аллана Манна сил.
- Я все понял, сэр, - проговорил он. - Я надеюсь, что мое нарушение
разумности будет расценено как лишь временное заблуждение.
- Полагаю, что это так, - сказал Директор. - Я уверен, что теперь вы
осознали всю неправильность неразумного поведения. Но, - продолжал он, -
даже подобное объяснение вашего деяния отнюдь не оправдывает его. Остается
фактом, что вы совершили нарушение разумности, следовательно вы подлежите
исправлению согласно закону.
- А как исправляют по закону? - спросил Аллан Манн.
- Не вы первый обвиняетесь в нарушении разумности, Аллан Манн, -
снизошел до объяснений Директор. Не один субъект в прошлом позволял
эмоциям совратить его с пути истинного. Эти атавистические возвраты к
неразумию стали более редкими, но они пока еще имеют место.
Много лет назад мы разработали план по исправлению таких
неразумников, как мы их называем. Мы не наказываем их, разумеется,
поскольку применение наказания к кому-либо за неправомерные деяния само по
себе неразумно. Вместо этого мы пытаемся лечить их. Мы ссылаем их на так
называемый Остров Неразумия.
Это небольшой остров в нескольких сотнях миль от берега. Всех
неразумников отвозят туда и там оставляют. Островом никто не управляет, и
живут там одни неразумники. Им не предоставляется никаких жизненных
удобств, которые изобрел разум человека, но им предоставлена возможность
жить там на первобытный манер - как заблагорассудится.
Если им вздумается там драться или нападать друг на друга, то это их
дело, нас это не касается. Пожив так в месте, где не царит разумность, они
быстро понимают, каким будет и все общество без разумности. Они уясняют
это, чтобы не забыть никогда, и большинство из них, отбыв свой срок
исправления и вернувшись, только рады всю оставшуюся жизнь вести себя лишь
разумным образом.
Именно на этот остров и должны ссылаться все виновные. На основании
закона я приговариваю вас, Аллан Манн, к ссылке.
- На остров Неразумия, - со страхом проговорил Аллан Манн. - Но как
надолго?
- Мы никогда не сообщаем приговоренным срок их ссылки, - сказал
Директор. - Мы хотим, чтобы они чувствовали, что впереди на острове у них
вся жизнь, и это служит им хорошим уроком. Когда ваш срок окончится, за
вами прилетит сторожевой флаер и заберет вас обратно.
Он встал.
- Что вы имеете заявить относительно вашего приговора?
Аллан Манн долго оставался безмолвен, потом проговорил еле слышно:
- Ничего, сэр, это поистине разумно с вашей стороны определить мне
исправление в соответствии с законом.
Директор улыбнулся.
- Я рад видеть, что вы уже на пути к исправлению. По окончании вашего
срока я надеюсь увидеть вас полностью исцеленным от неразумия.
Флаер резал воздух над серым океаном, как торпеда. Давно уже пропал
из вида берег, и теперь под полуденным солнцем от горизонта до горизонта
простиралась серая пустыня океана. Аллан Манн смотрел на нее из окна
флаера с нарастающим чувством обессиленности. Он был взращен в большом
городе как и любой иной член цивилизованного человечества, и испытывал
врожденный страх перед одиночеством. Стремясь избавиться от него хотя бы
ненадолго, он пытался заговорить с двумя охранниками. Правда, у них явно
не было особой охоты общаться с неразумником.
