что будет в своей жизни заниматься чем-то иным. Отца, всю жизнь
преподававшего историю в школе, порадовал ее выбор. Конечно, можно было бы
подать документы в вуз где-нибудь поближе, а не ехать к черту на кулички,
ведь именно так поступили многие Витины одноклассники, но она хотела
самостоятельности (подальше от заботливых родителей!), хотела действия
(где ж и простор для него, как не в большом городе!), хотела новизны (а
кто же в семнадцать лет не ищет чего-то нового!). Мама повздыхала, как и
полагается матери, у которой дети уже взрослые, посоветовалась с отцом и
наконец согласилась.
В дорогу собирали ее всей семьей. Мама сама сшила новое синее платье,
а отец подарил сумку на длинном ремешке. Провожали ее погожим ласковым
вечером. Отец напустил на себя сдержанно-мужественный вид, брат не очень
удачно острил, мама тихо печалилась, а Вита старалась не выставлять своей
радости напоказ, но это ей плохо удавалось.
Вита знала, когда поезд прибывает на конечную станцию, но неудобно
было все время спрашивать у соседей по купе, который час. Свои же часы
она, складывая вещи, умудрилась уронить на пол, вот и пришлось оставить их
дома - отец обещал сдать в ремонт. Впрочем, можно было и не спрашивать -
она и сама догадывалась, что путешествие подходит к концу. Поезд замедлил
ход, с двух сторон начали появляться первые высотные дома, а главное, в
вагоне воцарилось уже знакомое Вите особенное, радостно-суетливое
настроение.
Девушка вынесла чемодан в узенький коридорчик и встала у окна, жадно
вбирая в себя плывущий ей навстречу новый мир.
День был солнечный. Ей вспомнилось, что хорошей приметой, наоборот,
считается приехать куда-нибудь в дождь. Ну и что с того! Подумаешь,
приметы. Это, верно, выдумали для того, чтобы утешить мокнущих под дождем.
Теплый ветер влетел сквозь раскрытое окно и взъерошил ей волосы, он принес
с собою предчувствие чего-то необычайного и волнующего.
Поезд остановился. Пассажиры двинулись к выходу, людской поток
подхватил ее. Легко выскочила из вагона, поставила чемодан на землю и
огляделась.
Вокруг бурлил большой вокзал, люди сидели, стояли, бежали: шли, несли
вещи, ели на ходу, спрашивали, где нужный путь, успокаивали детей, давали
последние поручения; кто-то радовался встрече, кто-то расставался, быть
может, навсегда... А она застыла в самой гуще этого шумного роя и не могла
сдержать улыбки, хоть и понимала, как чудно это выглядит: стоит на перроне
светловолосая девчонка и улыбается неведомо кому. Недаром на нее начали
оглядываться. Вита быстро подхватила свои вещи и отправилась на поиски
камеры хранения. Еще дома решила сразу сдать туда чемодан, а при себе
оставить спортивную сумку, в которую предусмотрительно сложила самое
необходимое. Забрать вещи можно будет позже, когда она узнает, куда
поселят ее на время экзаменов.
Недолго думая. Вита взяла шифром год своего рождения и закрыла
автоматическую кабинку. Привычным движением головы отбросила волосы с
глаз, закинула сумку на плечо и так же решительно и весело, как она все
делала сегодня, двинулась подземным переходом к выходу в город.
Большое табло на фасаде вокзала показывало время, дату и день недели,
и Вита, оглянувшись, не слышит ли кто, торжественно произнесла: девять
сорок восемь, двадцать шестое июля, вторник. Исторический момент -
начинается новая жизнь!
Внезапно девушка вспомнила все, что было дальше, и сна как не бывало.
Куда же он делся, этот счастливый солнечный день? И отчего это не на койке
в общежитии проснулась она сейчас, а на тюфяках в какой-то полутемной
каморке? Нет, хватит вылеживаться! Надо что-то делать. По крайней мере,
узнать, где она и что с нею.
VI
Когда Эрлис жила еще у тетушки Йелы, в праздник или свободными от
работы вечерами сама Йела, ее старший сын, а потом и Эрлис брали с полки
толстый том с тисненом переплете (книги стояли на почетном месте в доме
даже при жизни Котьера - Йеле удалось это отвоевать) и читали вслух для
всех старинные предания. Вот тогда-то Эрлис и услыхала впервые легенду о
девушке с пылающим сердцем. Теперь она часто вспоминала и перечитывала ее,
потому что подобная книга была и у Крейона, ее перенесли в их новое жилище
вместе с другими книгами, принадлежавшими ему. Только сейчас узнала она,
что сборник древних преданий попал в число запрещенных Сутаром книг и
подлежал уничтожению, но Крейон сохранил его. С трепетом касалась она
страниц книги, ставшей ей вдвое дороже, - ведь Крейон рисковал собою,
пряча ее!..
Мрачные и грозные картины вставали перед ее взором. Вот появляется в
стране могучий и беспощадный правитель Ворок, который так напоминает
Бисехо, - недаром же Сутар запретил даже упоминать об этой легенде! И
склоняются пред ним другие владыки, и царит он безраздельно над всеми... С
помощью злых чар отбирает он у людей сердца, а вместо них вкладывает в
грудь камень, и не умеет человек больше ни любить, ни ненавидеть, а умеет
только есть, спать и работать. И гаснут навсегда глаза этих несчастных, и
становятся они похожи на пустые окна заброшенных домов... Казалось, о
жителях Грестора было все это. Словно их видел перед собою неизвестный ей
рассказчик.
Но жила в стране гордая и смелая Имара. Она-то и поразила воображение
Эрлис: Вместе с Имарой прокрадывалась Эрлис в угрюмый замок Ворока;
спасаясь от врагов, бросалась с высокой скалы в бурный поток; искала в
горах пещеру чародейки, чтобы узнать от нее слова заклятья... До чего же
завидовала Эрлис Имаре, победившей проклятого Ворока и спасшей свой народ
- пусть ценою собственной жизни! Девушка представляла себя на площади,
заполненной людьми, что пришли поклониться жестокому правителю (ну до чего
же все сходится!), и произносила, как Имара, волшебные слова. Голос ее
звенел над толпой, и напрасно метались Ворок и его свита - ничего уже не
могли они поделать, потому что сердце, хитростью материнской сбереженное
от чар всемогущего властителя, вспыхивало как костер, тело становилось
слишком тесным для этого огня, и взлетало звездою горящее сердце над
замершей толпой, рассыпалось тысячами искр, и зажигались те искры тысячами
живых сердец в груди обреченных на жизнь без радости, а жестокого Ворока и
его приспешников те искры испепеляли... Эрлис видела все это уже не
глазами Имары - Имара погибла в тот же миг, когда пламенное сердце
вырвалось на волю, нет, она была еще и одной из тех, кого Имара своим
поступком вернула к жизни. Но сколько бы она ни повторяла эти слова,
ничего не случалось! Жгучие слезы стояли в глазах Эрлис, а губы снова и
снова шептали:
"Пусть загорится мое сердце огнем, взлетит в небо, словно вольная
птица, рассыплется мириадами искр!
Пусть вспыхнет каждая искра в груди человека, лишенного сердца, и
пусть она сердцем забьется!
Пусть сожгут эти искры дотла тех, чьи сердца холодны и пусты!
Так говорю я, Имара, дочь Айты, и да сбудется по моему слову!"
Эрлис казалось, что это у нее внутри бушует огонь, что сердце вот-вот
вырвется из груди, что чудо наконец сбудется. Но хоть и называла она
вместо имени Имары собственное имя, не суждено было ей повторить то, что
совершила когда-то отважная дочь Айты. Ведь легенда - это всего лишь
легенда, и волшебные заклятая бессильны против Грозного бога. Бессильны!
Эрлис теперь знала, что Сутар стремился щедрыми обещаниями или же
угрозами привлечь на свою сторону ученых Грестора, вообще всех известных в
городе людей. Что ожидает отказавшихся, было уже известно. В замке Крейон
встретил Дараса, который пришел раньше его и успел уже услышать
предложения нового правителя. Переговорив с Дарасом, он не стал дожидаться
своей очереди и вместе с ним покинул замок; Охранники не задержали его. Он
правильно все рассчитал: в этот день там побывало много народу, и страже
даже в голову не пришло, что кто-то из них может позволить себе такую
дерзость - уйти, не повидав правителя, тем более не ожидали этого от
Крейона, который всегда был так спокоен и сдержан. Узнав об этом, Сутар
отдал приказ привести к нему Крейона под стражей и во главе отряда
поставил первого своего помощника - хитрого и жестокого Турса.
По дороге домой Крейон дал совет Дарасу: если он не хочет ни служить
Сутару, ни превратиться в покорное животное, надо уйти, если удастся, из
города, ну а не удастся - из жизни... Сам он уже принял такое решение и
задержался только потому, что напрасно ждал Дараса.
Эрлис возненавидела Сутара - ведь он покушался на свободу, а может, и
на жизнь Крейона. Но чем больше узнавала она о том, что происходит в
стране, тем сильнее переполняла ее боль за всех обездоленных им людей. Все
чаще задавалась она вопросом, почему Сутару удалось так легко и быстро
поработить их город, превратить гресторцев в свое послушное стадо. Девушка
прислушивалась к разговорам между Крейоном и Ратасом, потом начала
спрашивать сама, и Ратас постепенно объяснил ей многие загадки. Оказалось,
что Грозный бог - это и есть Сутар, просто он умеет с помощью особых
красок и приспособлений изменять свое лицо так, чтобы на людях появляться
страшилищем. Да, Грозный бог - только человек, но человек не совсем
обычный. Сутар нездешний, он пришел издалека ("Из-за гор?" - спросила
Эрлис), даже не из другой страны, а из другого мира, который когда-то
давно был похож на Грестор, но время в том другом мире текло намного
быстрее, чем на родине Эрлис, и этот странный мир далеко обогнал ее, ушел
вперед, и люди там научились многому тому, что здесь еще неведомо, но там
они все равны в этих знаниях и умениях, а тут Сутар один владеет ими,
отсюда и его силы. Сперва Эрлис было трудно осмыслить все это, но Ратас
повторял свои объяснения снова и снова, пока она не начинала понимать.
Там, в мире, который он называл Эритеей, люди давно уже научились в помощь
себе создавать сложные приборы и механизмы. Один из них и прихватил с
собой Сутар, отправившись путешествовать по другим мирам - в Эритее умели
и это. Он переделал его и придал ему вид золотой ладьи, в которой
появляется в Гресторе и наводит ужас на его жителей. Но хуже всего было
то, что незваный пришелец имел невиданную власть над людьми. Стоило ему
пожелать, как он и вправду начинал видеть человека насквозь, узнавал все
его мысли и чувства. Однако и этого было ему мало: как гончар глину,
сминал и комкал он души тех, кто был ему неугоден, придавая им ту форму,
которую считал нужной, и отбрасывая все, на его взгляд" лишнее. Что с
того, что люди после этого превращались в стадо одинаково убогих и жалких
созданий, которые даже не пытаются изменить свою участь? Зато Сутар мог не
дрожать за свой трон. Самых лучших, самых умных, самых смелых, а потому и
самых опасных для него он сломал или попросту уничтожил, а остальных
запугал, вбил в головы животный страх и покорность. Послушание
вознаграждалось: он щедро одаривал тех, кто ему предан, отбирая добро, а
то и жизнь, у тех, кто не спешил признавать Грозного бога. От имени Бисехо
новый правитель время от времени наделял едой, одеждой, а в холода и
топливом самых бедных среди тех, кто принял новую веру, и все больше людей
склонялось к ней. Грозный бог суров, но справедлив: он не даст погибнуть
тем, кто признал его власть! Мало кому удалось скрыться от всевидящего ока
Бисехо-Сутара.
Ушедшие в горы хорошо понимали: им надо до поры до времени затаиться
и собирать силы. Но чтобы знать, как развиваются события в городе,
необходимо хоть изредка бывать там, подвергая себя двойной опасности; в
