Разумеется, подсудимый не мог вытащить потерпевшего Смита из далекого
прошлого, если не ошибаюсь, из двадцатого века, с целью убить его в наши
дни. Такое и в голову никому не придет. Но в конечном итоге эта злодейская
мысль все же пришла к подсудимому, и он ее осуществил.
- Протест принимается, - промолвил судья. - Подсудимый, с какой целью
вы перенесли упомянутого Смита в наше время?
- Как? - подсудимый искренне удивился этому вопросу и поначалу даже
не нашел слов. - Я, это... Ну, как там... В общем... - ему, наконец,
удалось взять себя в руки. - Хотел исследовать, чем психика человека
двадцатого века отличается от психики человека четыре тысячи двести
тридцать первого. Кроме того, мне, разумеется, хотелось знать, как поведет
себя такой человек, оказавшись в нашем обществе, и насколько он в
состоянии перевоспитываться.
- Дальше, подсудимый.
- К сожалению, это оказалось невозможным. У Смита была только одна
мысль - захватить власть над миром, и он даже не в состоянии был понять ее
абсурдность. Воспользовавшись нашей естественной непредусмотрительностью в
подобного рода делах, Смит проник в военный музей, чтобы овладеть
хранившимся там оружием и затем диктовать миру свою волю. Необходимо было
как-то предотвратить это, - и подсудимый подавленно замолчал.
- Однако, - заметил прокурор, - если вы не смогли его перевоспитать,
надо было вернуть Смита в его время, и таким образом проблема была бы
решена.
- Поздно, - подсудимый тяжело вздохнул и повторил. - Поздно. Он уже
был в музее, и другого выхода не было.
- Мы подошли к самому главному, - судья непоколебимым монолитом
вознесся над залом. - Подсудимый, как вы совершили преступление?
Преступник набрал побольше воздуха и выдохнул:
- Я подсунул ему боевую гранату. От старости она была ненадежной, и
как только Смит взял ее в руки, грянул взрыв...
- Понятно, - судья зачем-то дотронулся до молотка и тихо добавил: Но
как вы могли...
- Встать. Суд идет.
- Именем Галактической Федерации. приговор зонального суда от
пятнадцатого ноября четыреста двадцать три тысячи тринадцатого года. За
совершенное в написанном им романе "Ответный ход" убийство персонажа
данного произведения некоего Арнольда Смита (смотри страницы триста
десятая - триста четырнадцатая), и учитывая особую тяжесть преступления, а
также повторность намерений (в романе "Планета ураганов" автор едва не
убил другого своего героя - астронавта), подсудимый, писатель Линг Транд
приговаривается к высшей мере наказания - двум неделям полного безделия.
Приговор обжалованию не подлежит и вступает в силу с момента оглашения.
От тяжести приговора подсудимого, точнее, уже осужденного, бросило в
холодный пот. Он машинально вынул из кармана платок, но кибер -
исполнитель приговора - отнял его и сам вытер лицо писателя. Затем, не
выпуская из манипулятора стакана, кибер напоил Транда водой, поправил ему
галстук, и, легко приподняв, вынес из зала.
Высшая мера вступила в свои права.
ЭПИЛОГ
1. УТРО В ГОРОДЕ. МАГАЗИН
Очередь все росла и росла, и ее жирный извивающийся хвост, казалось,
уходил в бесконечность, не оставляя подходящим никаких шансов. Стоящие или
сидящие на чем придется люди заполнили весь тротуар, и не удержавшись на
нем, стали понемногу захватывать мостовую, благо что за последний
месяц-полтора автомобиль на улице превратился в столь же большую редкость,
как и лошадь с телегой. Обшарпанные фасады домов безучастно взирали на
людскую толчею бледными пятнами отвалившейся штукатурки.
Николай очередной раз обернулся назад и возблагодарил судьбу за то,
что поднялся сегодня пораньше и теперь стоял не в середине, а почти в
голове очереди, за каких-то три-четыре сотни от заветных дверей. От
постепенно входящего в силу солнца начала побаливать голова, но тень, как
назло, расположилась на противоположной стороне улицы, и была ему
недоступнее, чем Гавайские острова. Не мешало бы снять надетую на случай
дождя куртку, короткую и легкую, так, кусок материи без подкладки, но это
значило бы занять руку, а они вскоре наверняка понадобятся. Приходилось
терпеть, утешая себя, что это не самое худшее. Гораздо хуже было то, что
снова захотелось закурить. Но сигарет не было. Давно уже не было. Но
привычка осталась, а противопоставить ей что-нибудь из старого конфетного
арсенала было тоже нечего.
Где-то вдалеке зашумел мотор, и очередь сразу заволновалась. Сидевшие
встали, стоящие напряглись, словно готовясь к бою. Николай не составил
исключения. Рука автоматически прошлась по нагрудным карманам, проверяя,
на месте ли талоны и деньги. Вроде порядок. Николай повернулся на звук и
случайно встретился взглядом со стоящей человек на пятнадцать позади
девушкой. Глаза у нее были чистые, голубые, на лоб беспомощно падала
прядка светлых волос, и сердце Николая невольно дрогнуло. Девушка первая
отвела глаза и тоже обернулась назад, откуда должна была появиться
долгожданная машина.
Николай вздохнул. Нет, после ухода жены у него были женщины. Кто
приходил на вечер, кто оставался до утра. Но все это было для тела, душа
же его, молодого мужчины, лишь немного не дотянувшего до тридцати,
оставалась неудовлетворенной, словно желала вернуть наивную юность с ее
прогулками под луной, нежными взглядами, необдуманными клятвами и робкими
поцелуями. И вот вдруг повеяло чем-то родным, щемящим, и на краткий миг
позабылась и очередь с ее проблемами, и даже гул мотора...
Дурак, она же почти девчонка! Николай встряхнулся, с силой сжал
кулаки и вернулся к действительности.
Вокруг снова заволновалась толпа, голоса людей слились в мерный гул,
в котором потонул шум мотора проехавшей мимо машины.
Общее разочарование ненадолго объединило людей. Кто-то неподалеку
мрачно выругался, кто-то в сердцах плюнул. Но делать было нечего. Кто-то
опять сел, кто-то, в полном согласии с темпераментом и физическими
возможностями, остался стоять. Николай еще раз обернулся, но девушку уже
заслонила массивная тетка, а сделать шаг в сторону и посмотреть мимо нее
Николай не рискнул. Что толку тешить себя иллюзиями. В реальности есть
лишь очередь, легкая головная боль, да нестерпимое желание закурить.
Стоп! Как же он мог забыть! Полгода назад, когда еще можно было
купить (купить, а не достать!) спиртное, пили они с Серегой, старым другом
детства, а теперь армейским капитаном. И в самый разгар действа, когда уже
все плыло перед глазами и заплетались языки, Серега достал из дипломата
нераспечатанную пачку "Примы" и со словами: "А это тебе подарок на самый
черный день" ловко забросил ее на шкаф. Николай, когда у него в очередной
раз кончились сигареты, все-таки не удержался, и не уверенный, наяву это
было или померещилось, подставил стул и долго шарил по пыли руками, но
ничего не нашел.
Но ведь пачка могла запросто завалиться между шкафом и стеной!
И теперь Николай вдруг твердо уверился, что все было на самом деле, и
заскочивший на пару дней в родной город старый друг действительно совершил
этот воистину королевский по нынешним временам поступок. Домой бы,
проверить, и если повезет, блаженно развалиться на диване с сигареткой...
Николай нерешительно затоптался на месте. Проблеск надежды раздул
желание курить до безумия, но рассудок протестовал, защищая место в
очереди. Схватка шла с переменным успехом, но тут до его ушей донесся
заветный шум мотора.
На этот раз ожидание оказалось ненапрасным. Фургон важно выкатил
из-за угла, и отчаянно сигналя, начал прокладывать дорогу к магазину.
Толпа заволновалась, сразу став толще. Николая сдавило с боков и
стало потихоньку подталкивать вперед.
Как и всю прошлую неделю, ящики с хлебом стали ставить прямо у стены,
не занося в магазин, благо обитый жестью прилавок стоял здесь давно, еще с
тех времен, когда продавали мороженое и конфеты. Трое продавцов уже заняли
свои места. По бокам привычно встали двое милиционеров, поигрывая
дубинками и словно намекая на участь тех, кто попытается завладеть
драгоценной буханкой, не отдав за нее талон и деньги. Но задние-то дубинок
не видели!
Автофургон отъехал, и тут вдоль очереди пронесся весьма
правдоподобный слух, что всем не хватит, а привоза сегодня больше не
будет.
Толпа сдвинулась, передних невольно притиснуло к прилавку, кто-то
сдавленно закричал, на кого-то опустилась дубинка.
И тут толпу прорвало.
Люди были голодны, но пока еще не тем голодом, что отнимает последние
силы и валит с ног от порыва ветра. Эта стадия еще не наступила, и
голодная злость длительного недоедания, смешанная с элементарным чувством
самосохранения, превратила толпу в ревущее стадо, в котором каждый был за
себя.
Лица продавцов исказились от ужаса, один из милиционеров, продолжая
молотить дубинкой, вырвал из кобуры пистолет, выстрелил в упор, но второго
выстрела уже не было...
Неожиданно для себя Николай оказался рядом с разбросанными ящиками,
окруженными дерущимися, насколько позволяла теснота, людьми. Ноги
зацепились на неподвижное тело в сером, и напор толпы швырнул его вперед.
Он успел выбросить вперед руки и смягчить удар, инстинктивно ухватился за
что-то горячее и мягкое, и тут на него сверху рухнул кто-то еще. Николай
из всех сил дернулся, высвободился, каким-то чудом приподнялся на
четвереньки и ухитрился встать, все еще сжимая в каждой руке по буханке
свежего черного хлеба.
Кто-то, дернув сзади, разодрал ему куртку, какая-то женщина с
перекошенным лицом огрела его по голове зонтиком, чей-то локоть заехал ему
сбоку в ухо, но Николай, работая локтями, упорно двигался наружу.
Он никогда не задумывался, что такое ад. Но сейчас, протискиваясь
сквозь толпу с разбитым носом и синяками на ребрах под разорванной
курткой, он понял, что это такое. Однако движение толпы подобно течению
реки - и тут, и там есть свои стремнины, тихие заводи и водовороты, и один
из таких водоворотов буквально вышвырнул Николая из схватки. Не успев
отдышаться, он инстинктивно выхватил из кармана тряпичную сумку и сунул в
нее обе буханки. Но кое-кто успел это заметить, и от общей толчеи
отделилось трое. Николай стремительно рванулся за угол, но вновь
споткнулся и упал. Он тут же вскочил на ноги.
Рядом валялся невесть как попавший сюда железный прут, ржавый, но
достаточно тяжелый для любого черепа.
- Убью! - рявкнул Николай, замахиваясь прутом.
Нападавшие, мужчина и две женщины, все пожилые, нерешительно застыли.
Николай сделал страшное лицо и шагнул навстречу.
Одна из женщин взвизгнула и бросилась за угол. Мужчина потоптался и
отступил на несколько шагов, с тоской глядя на сумку в левой руке Николая.
Тот стал отступать, не опуская прута.
И тут, пока еще далеко, но быстро приближаясь, послышался характерный
вой милицейских сирен.
Толпа возле магазина, оставляя на тротуаре неподвижные тела,
бросилась врассыпную. Ужас перед содеянным гнал людей прочь. Николай тоже
отбросил ненужный теперь прут и побежал, пока путь к дому был еще не
перекрыт. Впереди него не очень умело бежала невысокая девушка в голубом,
разорванном на спине платье. Разметавшиеся светлые волосы подрагивали на
каждом шагу.
Вой сирен замер у магазина, и Николай непроизвольно помчался во весь
дух. Его дом был совсем рядом, главное - пробежать оставшиеся до угла
тридцать-сорок метров, а там - поворот, средний подъезд, второй этаж...
