ка, часов ушло пять зарплат, если учесть, что пятьдесят процентов Алени-
ного авиабилета мы должны оплатить из собственного кармана и при возвра-
щении тоже - посольские в таких случаях не платят ни копейки, торгпредс-
кие - половину, специалисты из промышленности - полную стоимость авиаби-
лета, если учесть, что мы все-таки на что-то жили и не отказывали себе в
самом необходимом, то получалось, что денег катастрофически не хватает.
Вот когда я пожалел, что не пошел на сделку с Джентльменом от Гусарова
при ремонте машины. Не хватало не только крошей - местной валюты, где
взять простые советские рубли?
Значит, надо было накупить хотя бы тех же самых кожаных пальто на
продажу. А потом таможня удивляется, чего это совраб тащит такое коли-
чество барахла на своем горбу. Привезенный товар надо срочно реализовы-
вать, деньги нужны позарез - вот и приходится, волей-неволей, искать по-
мощников, которых можно с полным правом назвать и спекулянтами.
Денежный дефицит потребовал пересмотра списка. В конце концов мы уло-
жились с Еленой в жесткие рамки, но далось нам это нелегко, и я предста-
вил себе, что было бы, будь на месте Ленки женщина поскандальнее и с
дурным характером. Как жена Гриши Галкина, Зинаида. Не дай Бог с такой
коротать жизнь в совколонии.
Со списком мы бросились в магазины. Обошли десятки лавок, яростно
торговались, постигая базарную психологию: ноль внимания на понравивший-
ся товар, чтобы не выказать хозяину свой интерес, небрежный вопрос о це-
не, удивленный взлет бровей, удрученное покачивание головой, поиск де-
фектов в товаре, уход, возвращение, да не один раз, долгая дискуссия и,
наконец, упаковка и расплата. Не забыть еще взять визитку у хозяина, по-
тому что дома обнаруживаешь распоротую подкладку, разноцветные пуговицы
или траченный молью мех.
Необходимость постоянного выгадывания на мелочах - тут отспорили де-
сяток крошей, там получили скидку за улыбку белой женщины - будят у со-
ветских заглушаемые десятками лет купеческие инстинкты. Восток немыслим
без базара, торговля для местных не столько вопрос купли-продажи,
сколько общения, беседы, спора, в котором стороны располагают целым ар-
сеналом: учтивостью и скандалом, просьбой и отказом, призывами к окружа-
ющим и даже богам. Веками отшлифованный профессионализм восточных лавоч-
ников достигает необычайно высокой степени, он у них в крови. Но и они
пасуют, когда в магазин является мощная, как гаубица, жена советского
специалиста. Она не просто торгуется, используя тот же самый арсенал,
она стоит на защите своего очага, она, как курица от ястреба, защищает
свой выводок, она, как перепелка, припадая на одно крыло, уводит хищника
от гнезда, она жестока , хоть и поневоле. Естественно, что далеко не все
осваивают высший пилотаж рынка, есть и тюхи-матюхи, которые могут забыть
на прилавке кошелек с месячной зарплатой мужа или купить пальто с дырой
на самом видном месте. Нам с Леной пришлось помогать друг другу, многое
мы покупали по принципу не сколько стоит, а нравится - не нравится, и,
слава богу, наши вкусы почти всегда совпадали.
Далее началась упаковка. И тут же угрожающе стали тяжелеть чемоданы и
распухать сумки. Оставалась надежда на ручную кладь, куда сложили самую
тяжесть - бутылки виски, книги, банки с кофе.
Святослав сам вызвался и отвез нас в аэропорт. Хороший он все-таки
мужик.
И, как в трубочке калейдоскопа, с каждым поворотом земной оси меня-
лась картина нашей жизни и быстротечно взрывались протуберанцы непредви-
денных событий.
Волнения с перевесом окончились благополучно - помог Барсуков, взяв-
ший часть нашего багажа на билет торгпреда... Полубессонный многочасовой
перелет с посадками в Дели и Ташкенте... Советская таможня, неожиданно
легко давшая "добро"...
Добрались, наконец, до дома... Дети, обещавшие в письмах освободить
Аленину квартиру и съехать в мою однокомнатную, где они жили до нашего
отъезда, не сделали этого... Я рассвирепел, Елена умоляюще глядела на
меня, счастливо обезумев от возможности ежедневно общаться с внуком, и
мы присели впятером на один унитаз... Поначалу мы подробно рассказывали
о своем житье-бытье заграницей, но получалось так, что как мы ни сетова-
ли на жару, пылевые бури, нехватку денег и другие сложности - все эти
проблемы меркли перед социалистической обыденностью, в которой не было
своей виллы, машины и Ганеша, не было в двух шагах рынка, набитого фрук-
тами, овощами и напитками, не было магазинов, лавок и лотков, где без
очереди можно купить барахло на любой вкус и размер... Хождение на служ-
бу, доклады начальству, раздача сувениров, огромные очереди в пустых ма-
газинах, встречи с родными и друзьями, походы по комиссионкам съели вре-
мя, как воду ненасытный песок... Отдыха не получалось, и мы с облегчени-
ем уехали в отпуске в отпуск - на две недели в Подмосковье... Погода не
баловала, но мы ходили по грибы и с упоением, нет, не дышали, а пили
прохладный воздух, оставляющий ощущение родниковой свежести... Семейный
скандал все-таки грянул, как гром из сгущающихся туч - Алениной Юле не
понравились привезенные нами подарки, она претендовала на окончательный
переезд в Аленину двухкомнатную, ей надоело к тому же ухаживать за дедом
с бабкой.. Получалось, что опять у нас нет своего дома... Жили у себя,
как у чужих... С сыном виделся один раз, мельком, толком и не пообща-
лись... Больше всех переживала мои неурядицы мама, отец молчал... Уезжа-
ли, с трудом достав обратные билеты, измотанные невеселыми проводами и с
чувством огромного облегчения... В самолете сквозь дрему - полуявь, по-
лусон рассказа...
...Низкое красное солнце, оплавляясь, уходило за горизонт, и в море тонул
человек. Закат бледнел и был равнодушно прекрасен. Волны лениво зализывали
белый след корабля. Вокруг было пусто...
...Незаметно наступала ночь. Черное стало глубоким, а белое освети-
лось изнутри. Словно разрезали арбуз - так в воздухе запахло ночной
прохладой. Ласковые руки мамы подоткнули одеяло со всех сторон и легко
коснулись щеки, благословляя сон...
Баю-баюшки, баю, не ложись-ка на краю... Мамин голос оберегал, охра-
нял Димулю от страшного, таинственного "края", от падения...
Солнышко в детстве, конечно же, живое, оно - теплое, от него щекотно,
жарко под щекой, а глаза никак не открыть, на них наступает пуховыми ла-
пами странный зверь, и сон продолжает сниться вместе с солнцем...
...Голым пяткам приятно от разогретого солнцем паркета и щекотно от
морщинок дерева.
- Дима-а-а!.. Обуйся, а то опять простудишься...
Ласковый голос мамы разворачивает шлепки босых ног обратно, к крова-
ти, надо сесть и надеть куда-то спрятавшиеся тапки, но голова тянется к
подушке, и тело опять расслаблено погружается в сон, который Дима так и
не успел досмотреть...
Димуля летал во сне и рос, становясь Димой, летал во сне и рос, ста-
новясь Дмитрием...
...Управлять своим телом было очень легко: напряглись послушные мышцы
предплечья - и плавный разворот направо, мимо люстры с белыми колпаками
плафонов, в которых, как в стеклянных гнездах, торчали невидимые снизу
прозрачные баллоны электрически лампочек. Дмитрий уже ощутил свою власть
над скоростью, которая зависела только от его желания, и радостно засме-
явшись, по крутой дуге вылетел в открытое настежь окно.
Можно было неподвижно парить над улицами спящего в пред- рассветной
дымке города, но Дмитрий поднимался все выше вместе с солнцем, пока зем-
ля не стала плавно изгибаться, отраженно засветившись на горизонте зас-
тывшей рябью далекого моря. Из черной бездны дохнуло холодом космоса, и
Дмитрию стало смертельно одиноко и страшно.
Синева небес отражалась в бирюзе моря, рассекая форштевнем барашки
волн, из залива выходил корабль, крестьянин в тени белого дома под крас-
ной черепицей плел из длинных прутьев вершу для рыбы, и никто не заметил
крутого падения потерявшего власть над полетом...
С верхушек волн летела пена и змеями бежала по горбам валов. Ревело
багровое от натуги пространство, и желтое, слепое, разъяренное око солн-
ца плавилось над горизонтом. Смертельная усталость от борьбы с равнодуш-
ной стихией парализовала волю и тело, сомкнулись воды над головой, и
Дмитрий ощутил сперва благодатность сразу наступившей тишины, а потом
холодное касание манящей темной глубины...
Такой сон снился Дмитрию Сергеевичу Перову, бывшему заместителю ди-
ректора мебельного магазина, бывшему работнику внешнеторгового объедине-
ния, бывшему мастеру Коровинского завода торговых автоматов, бывшему
студенту, бывшему школьнику Диме, бывшему маминому Димуле. Ему везло в
жизни, ну и что, что он попал по распределению в подмосковное Коровино,
зато женился на дочке секретаря горкома, ну и что, что не совсем она его
любила, зато тесть купил им однокомнатный кооператив и устроил во внеш-
торг и вроде бы правильно он сделал, что перешел из внешней торговли во
внутреннюю по призыву парткома... Жизнь шла, как сон, и страшным было
пробуждение...
Уплыли чередой назад, к Москве, столбы вокзального перрона, вагон пе-
ресчитал колесами переплетения железнодорожных путей, протянулась глухая
стена пакгауза с зияющим провалом ворот, поднялись откосы, пересеченные
протоптанными тропинками, мелькнул аккуратно выложенный из беленых из-
вестью камешков лозунг "Счастливого пути!", и казалось вот-вот поезд
вырвется из частокола городских построек в открытое настежь прост-
ранство, но еще долгое время к окну вагона подступали то щербатые плиты
бетонной ограды какого-то завода, то скученные вокруг железнодорожных
станций дома. Дмитрий Перов безучастно смотрел в одну точку, и его об-
мякшее тело, казалось, слилось с покачивающимся вагоном и мелко вздраги-
вало вместе с ним на стыках рельсов. Ряды темно-желтых, будто залитых
подсолнечным маслом, лакированных скамеек, обращенных друг к другу, по-
началу были плотно забиты пестрой толпой едущих за город, но постепенно
вагон совсем опустел, и Дмитрий, как бы очнувшись, тоже вышел на окру-
женную березняком платформу. Электропоезд, зашипев, сомкнул створки зе-
леных дверей, коротко гуднул и скрылся за поворотом. Дмитрий, поколебав-
шись мгновение, пошел по плитам перрона по ходу поезда, спустился по ко-
роткому маршу бетонной лестницы на насыпь и перешел, перешагивая через
тускло блестевшие полоски рельсов, на другую сторону, которая казалась
лесистее. Но березняк быстро кончился, почти сразу за ним пристроился
дачный поселок, и Перов миновал его по глинистой полуразъезженной доро-
ге, которая длинным изгибом взбиралась на небольшой холм. С высоты его
открылось широкое холстяное поле полегших овсов и темная полоса леса на
горизонте. Пахнущий пылью пространства, разогретой землей и вянущей тра-
вой воздух был недвижен, и тишина небес звенела стрекотом кузнечиков и
пением затерянного в высоте жаворонка. Наконец, поле кончилось, и Дмит-
рий свернул с дороги, запетлявшей по поросшей свежезеленым подлеском
опушке, в глубь леса.
В густом глухом ельнике он встал на колени, подполз под стелющиеся
развесистые лапы, лег спиной на сухую хвою и закрыл глаза.
Все.
В лесу раскрылись ночные цветы, и рыбы спали в темной воде, только в
поле стояло одинокое дерево.
Дмитрий лежал, поджав колени под подбородок, под широкими лапами ста-
рой ели так долго, что постепенно совсем утратил ощущение собственного
тела, которое стало частью земли, частью природы. Дмитрий слышал, как
растет трава и оседает ночная роса, как вытягивают подземные воды корни
деревьев. Хохотнул филин, схвативший добычу, шумно засопел и завозился в
кустах еж, ветер взъерошил верхушки деревьев, и застонали, заскрипели
стволы, осыпались ягоды и шишки и посеяли свои семена. Лес стоял, подняв
вверх руки-ветви, и ждал восхода. В глубине космоса рождались и гасли
