а другой ушел в оппозицию, то есть в джунгли. Страна разделилась надвое
- в столице и главных портах царил один, в джунглях - другой.
Чтобы насолить столичному другу, джунглевый диктатор взял в плен
двадцать четыре советских специалиста, которые оказывали техническое со-
действие в поисках полезных ископаемых где-то в провинции. Мог бы взять
и двадцать пять, но, как рассказывал двадцать пятый, он спрятался в ван-
ной и стоял там, дрожа за дверью, в которую вошел черный в пятнисто-зе-
леной форме, посмотрел на него, махнул небрежно рукой и вышел - хватит и
двадцати четырех. Джунгли, к сожалению, не кондиционированы, в них лета-
ют мухи це-це, разносящие сонную болезнь, и малярийные комары, в воде
плавают амебы, от которых гибнут белые люди, а по земле ползают змеи и
бегают ядовитые сороконожки.
Двадцать четыре их было, двадцать четыре - дети своих родителей,
братья и мужья, отцы и, главное, сыновья Отчизны. Они исчезли в зеленом
аде и никто о них не заявил, не выразил протеста, потому что эта далекая
африканская страна должна была строить социализм, а столичный черный вы-
пускник ВПШ не удосужился не только выразить свои искренние соболезнова-
ния, но даже не нашел времени посетить советский павильон хотя бы из
чисто политесных соображений. А мы сидели в африканской духоте, потные
от влажного океана, в пиджаках, белых рубашках и галстуках, демонстрируя
свои экспортные экспонаты и приветливо осведомляясь о здоровье замести-
теля директора по общим вопросам, который накануне принял на грудь
больше, чем мог осилить.
Но то было когда-то, а пока я был откомандирован от торгпредства в
помощь пресс-центру местной международной ярмарки и в первый же день ус-
лышал гулкий женский голос, разнесший по павильону:
- Истомин Валерий Сергеевич! Срочно зайдите в дирекцию.
Прошагал по красным коврам мимо стендов с экспортными образцами и за-
шел в выгородку рядом с панорамой Красной площади.
За столом восседал крепко сложенный крупноголовый человек, которого я
не видел почти десять лет, - Антон Бойко, с которым мы сошлись на одной
из выставок.
- Валерьяно! - распростер он объятия, не вылезая из кресла.
Так кричат клоуны в цирке: Здравствуй, Бим! Здравствуй, Бом!
И что за дурацкая привычка давать клички да еще на иностранный манер?
Антон театральным жестом протянул руки к секретарше:
- Марго! Это мой самый близкий друг Валерьяно, мы с ним когда-то...
у-у-у... помнишь, старина?
- Сам ты Антониони, - не остался в долгу я.
Двойственное у меня к нему было отношение. Каста директоров междуна-
родных выставок и ярмарок - особая. На какое-то время заграницей дирек-
тор вместе с парторгом и замом по общим вопросам был властен над теми,
кто попал в число командированных. С другой стороны, он также зависел от
той характеристики, которую ему даст его же зам, он зависел от настрое-
ния и впечатления, которое производит совэкспозиция на членов прави-
тельственной делегации, которая обычно приурочивала свой визит в страну
в период выставки, особенно национальной, и должен был ладить с руко-
водством экспозиции какой-нибудь республики, входящей своим национальным
колоритом в пестрый спектр совпавильона. А там в числе стендистов были и
представители республиканских совминов и свои сотрудники КГБ.
Необходимость быть для своих подопечных и отцом родным, и строгим хо-
зяином, и советчиком, и ответственным за быт, и следящим за нравствен-
ностью путем естественного отбора отсеивала из директоров людей контакт-
ных, психологов советской души, пьющих при необходимости до положения
риз, но никогда не теряющих контроля над собой и никому не верящих. Даже
самому себе.
Мгновенная реакция, учет расстановки сил и сфер влияния, расчет сле-
дующего хода за собеседника и собутыльника - и так годами. Плюс калей-
доскоп стран, валютные переговоры, во время которых нередко фирма может
вручить дорогой презент, и надо иметь достаточную дальнозоркость, чтобы
не прикарманить его, а сдать завхозу под расписку с визой зама по общим
вопросам.
По горло хватало директорам и своих собственных интриг - одно дело
тащить на своем горбу советскую экспозицию Лейпцигской ярмарки, где пла-
тят соцвалютой, но куда приезжает целый состав командированных и прави-
тельственная делегация обязательно на высшем уровне, другое дело - поу-
частвовать во всемирной "ЭКСПО" в Японии с экспозицией, воспевающей, в
основном, наши достижения в космосе.
И все-таки наши отношения с Антоном были достаточно теплыми. Радуш-
ный, хлебосольный, организовавший тут же чай-кофе, бутерброды с красной
икрой, насчет выпить, к сожалению, ни-ни, указ, сам понимаешь, Антон вы-
казывал мне всяческое уважение, заливисто хохотал и только время от вре-
мени сквозь бурный поток его белозубой энергии проглядывали маленькие
глазки, в которых таился ледок настороженности.
- Рассказывай, как ты тут устроился? - он резко понизил голос и скло-
нился ко мне через стол. - Торгпред как к тебе относится?
- Да вроде бы хорошо.
- Он на меня тоже неплохое впечатление произвел. Незлой мужик. Так,
так... Значит, Валерьяно, уехал от перестройки на постоянку зарубеж.
Следовательно, женат. Ты же вдовец был, помнишь, мы тебе дочку замми-
нистра сватали, она у нас переводчицей работала?
Меня всегда потрясала память директоров на лица, даты, судьбы.
- Ты прав, Антон, женат. Одиннадцать лет искал невесту и нашел-таки.
Заговорили об общих знакомых.
- А помнишь Крючкова, парторга нашей выставки? Должен помнить. В оч-
ках, шустрый такой. Как зальет глаза, все за советскую власть горой сто-
ял, вплоть до мордобоя, наша партия, наша партия, коммунисты вперед...
Так вот он, не поверишь, сбежал, да-да, весь ушел, с концами. Его финан-
совым директором на акционерное общество в Европу отправили, он и утек,
да еще здоровый кусок от капиталов этого общества прихватил, во жук,
гнида партийная, скольких он загубил, когда мы характеристики писали. А
ведь зам по общим вопросам уже тогда чуял неладное. Я говорю заму, я бы
Крючкова в разведку с собой не взял, а зам усмехнулся и говорит, если
Крючкова в разведку пошлют, то он не вернется.
Вспомнили мы и директора экспозиции, прозванного "Вождь краснорожих".
Один из самых опытных и незлой мужик, он не мог обойтись без горячи-
тельного, может быть чтобы снимать психологическую усталость. На том и
сломался, на этом и погорел. Велел своему завхозу на все представи-
тельские закупить только спиртного из напитков, да еще в африканской
нестерильной стране, что означало, что означало, по крайней мере для
штата дирекции, мрачную перспективу созерцать помидорную личность своего
начальника да сглатывать слюну. Завхоз наотрез отказался. И пошла стенка
на стенку. Призвали парторга, призвали зама по общим вопросам. Те - в
кусты. Директор с завхозом стали меряться связями и знакомствами, угро-
жая друг другу. Конфликт разгорелся до матерного крика на весь советский
павильон, за тоненькими перегородками которого бродил коллектив экспози-
ции. Кончилось разбором у посла. Директор есть директор и он победил на
этом этапе, выслав завхоза из страны досрочно. А это уже ЧП. Завхоз же в
Москве приготовил директору встречу, накачав нужной ему информацией
партбюро и начальство. Как всегда бывает в таких ситуациях, выгнали обо-
их со строгачами.
Психологическая усталость ломала людей, как палку об колено, но живу-
честь директоров, конечно, была очень высокой. Антон же рассказал мне,
как погорел еще один из их когорты - на своей патологической жадности. У
него хватало ума сдерживать себя заграницей, но дома он уже не знал
удержу, и дело кончилось тем, что он отказал в обещанных ранее деньгах
собственному сыну, да на его свадьбе и в тот момент, когда надо было
расплачиваться за ресторан. Кончилось дракой отца и сына, скандалом и
письмом на работу. И присел бывший директор на должность простого мето-
диста. Однако комнату директоров посещал по старой памяти.
Когда началась перестройка и вышел антипитейный указ, один из дирек-
торов, помешивая чай разогнутой скрепкой, задумчиво поглядел на бывшего
и посоветовал ему:
- А ты сходи в партбюро и скажи, что свадьбу ты хотел справить по-но-
вому, без спиртного, вот и нарвался на несознательных родственников не-
вестки.
На следующий день заявление с новой версией свадебного скандала лежа-
ло на столе секретаря парторганизации.
Я спросил у Антона, что новенького в Москве. Он задумался на мгно-
венье, чтобы точнее оценить ситуацию:
- Да все по-старому. По Старой площади. Мода только другая. Глас-
ность, значит ругай в открытую кого попало. Затеяли выборы начальников,
а на самом деле счеты сводят друг с другом под эту марку. Пока не пе-
рестройка получается, а очередная кампания. Сначала, говорят, будет пе-
рестройка, потом перестрелка, потом перекличка. Помню, я в одну латиноа-
мериканскую страну летел и как директор - в первом классе. А было это
как раз... как раз... сейчас поймешь когда. И летели со мной в том же
самолете посол и его первый советник. Советник, когда Брежнев почил в
бозе, на посла донос сочинил, что посол обожал полководца Малой Земли,
литературного лауреата и пятикратного Героя, а вот Андропова не жаловал
в своих высказываниях. А Андропов взял и помер, и воздвигся на пьедестал
закадычный товарищ бровастого орденолюбца Черненко. И посол оказался
снова в фаворе. Вот и летели они в одном самолете работать в одном по-
сольстве бок о бок. Ситуация...
Яркая, красочная, фестивальная ярмарка в многоцветии причудливых па-
вильонов и ярко освещенных стендов угасла, как фейерверки "Дивали",
разъехались стендисты, начальники разделов и монтажники, а Антон остался
завершать расчеты с фирмами и отправлять выставочные грузы. Он часто за-
езжал ко мне, мы мирно, по-семейному ужинали, гоняли видео. Опять преда-
вались воспоминаниям и говорили о жизни. Он был уже совсем иной, чем в
кабинете директора советской экспозиции, не называл меня Валерьяно и не
паясничал, а был свободен, как разжавшаяся пружина, жаловался на язву и
остеохандроз и мечтал уехать в какую-нибудь тихую страну под крыло зна-
комого торгпреда, где и досидеть до пенсии, пока не кончится перестрой-
ка. Да и подзаработать на старость не мешало.
- Разве тебе не хватает? - удивился я. - Ты же месяца два-три в году
по заграницам мотаешься.
- Конечно, что-то в загашнике осело, - согласился Антон.
- Но хотелось бы и подстраховаться. Вот уйдешь на покой или уйдут те-
бя - и все. Где тогда возьмешь чеки-доллары? А ведь привык уже. С другой
стороны, в могилу с собой не утащишь ни цента, ни копеечки. Я живу на
Красной Пресне, как раз напротив Ваганьковского кладбища. И местечко там
уже давно оплачено, забронировано. Время от времени я выхожу на балкон и
смотрю, куда положат Антона Ивановича Бойко, и никто не помянет его доб-
рым словом. Может, ты?..
Глава тридцать вторая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава тридцать вторая
Уехал Антон и увез наши новогодние поздравления всем род ным и знакомым, всем
друзьям и сослуживцам. Здесь в любой писчебумажной лавке рядами стоят
поздравительные открытки на любой вкус и манер, по любому случаю. Хочешь тещу
поздравить с днем ангела - пожалуйста! Объясниться в любви? Нет проблем: "Розы
на память посылаю тебе, они также теплы и нежны, как мои чувства к тебе,
счастье - быть с тобой, счастливы мои розы, счастлив и я, если рядом ты."
Сентиментально, но по сути верно, и великолепны полиграфически исполненные
розы на хорошей бумаге. Что касается роз, то намного лучше :"Даже единственная
роза может быть моим садом."
Есть и афоризмы сродни философским: "Подобно дереву каждый из нас
должен найти место, где пустить корни и дать вырасти ветвям."
