- Тогда как личность ты меня вообще не интересуешь! - бодро сказал
Сидоров и повесил трубку.
Задумчивым и томным взором окинул Сидоров собственное отражение в
зеркале еще раз, свирепо оскалился (что при достаточно извращенной
фантазии можно было счесть за сардоническую ухмылку) и решительно шагнул в
комнату, в глубине души отчаянно надеясь, что при всей вчерашней
неадекватности, у него все же хватило ума единственные выходные брюки
сохранить в первозданном виде, не пытаясь привлечь их (то есть штаны) в
качестве подручных средств для создания эпически сюрреалистического
полотна, как то: "Переход Суворова через Альпы", или хотя бы
предусмотрительно в данном аспекте обеспечить себя равноценной заменой
(хотел бы я видеть, что может служить мужчине вышеупомянутой заменой
названного аксессуара, который хотя и нельзя считать определяющим моментом
детерминизации пола, так сказать, вторичным половым признаком, но без
которого обычно ни один нормальный мужчина не чувствует себя достаточно
полноценным, если конечно он, то есть мужчина, находится в здравом уме и
трезвом состоянии).
Хотя конечно не в штанах счастье.
А где?
2. ГДЕ ЖЕ ТЫ, СЧАСТЬЕ?
"Счастье приходит и уходит, а мы остаемся,
причем преимущественно в дураках."
"Счастье - категория полиморфная, но
эфемерная."
Из записных книжек Сидорова
Сидоров имел в жизни счастье - дважды, впрочем, как и оно его. К
счастью оба счастья были хотя и бурные, но недолгие.
Скоропостижно осчастливленный по первому разу, Сидоров, не вняв
слабому голосу рассудка (какой рассудок - такой и голос) безрассудно сунул
голову под венец повторно, наивно полагая, что ведь не каждый же раз зубцы
у венца обязательно будут повернуты во внутрь.
По истечению срока давности, отведенного на процесс повторного
осчастливливания, Сидоров решил, что в данном обряде, используются
исключительно, так называемые, венцы терновые или заботливо свитые из иных
аналогичных дикорастущих и не менее противных представителей местной флоры
(какая фауна - такая и флора).
Но это как раз тот случай, когда мнение автора (то есть Сидорова) не
совпадает с мнением редакции, если конечно у нее есть отдельное мнение по
этому поводу (с чем мы ее и поздравляем: какая редакция...), но в глубине
души оставляем за собой право на сомнение. То есть, якобы особое мнение
при мнении, но отдельное, ставящее под сомнение априорное мнение,
высказанное ранее, в связи с которым есть мнения, сомнению не подлежащие,
по поводу которых все же есть отдельное мнение, ставящее изначально все
под сомнение. ("Закон транзитивности мнений", цитата взята из записок
Сидорова, том 8, стр. 76, пятая строка сверху.)
Короче в третий раз, если бы Сидорову вновь подвернулось счастье (или
он, Сидоров, - ему), то лично он, Сидоров, предпочел бы сразу, но
наличными. А лучше (это точка зрения самого Сидорова), чтобы на этот раз -
тайфун прошел стороной.
Всегда приятней узнавать о трагических катаклизмах из газет, чем
выступать в роли случайно уцелевшего очевидца.
Сидоров невольно вздохнул, и тут наконец на глаза ему попались
блудные брюки: аккуратно сложенные, они преданно взирали на своего,
впавшего в тоскливо-созерцательное настроение хозяина с самой верхней...
книжной полки, бесстыдно зажатые с одной стороны - 137 томиком неполного
собрания сочинений величайшего писателя анималиста и натюрмордиста Фистулы
Хрисенды Фигнера, крупнейшего знатока человеческих душ, тел и отдельно
взятых органов (наиболее прославившемуся благодаря бессмертному сериалу
"Предельно - педальные миры" и романам "Шагающие скоты из могилы", ну и,
конечно же, - "Крайняя плоть", где с присущим ему искрометным юмором и
безусловным знанием вопроса Ф.Х.Фигнер раскрывает тему дефекации в
условиях невесомости, мастурбации в условиях повышенной гравитации и
интимных взаимоотношений при отсутствии вообще каких бы-то ни было
условий, а так же: консервации при наличии радиации, презентации в
резервации, эманации в презервации и прострации в аннотации); а с другой
стороны - томиком посмертно изданных повестей рано ушедшего от нас, тоже
не хилого писателя-фантаста, певца обнаженного абсурда, Бель Ведера (Б.
Ведер: "Черный замолк", "Город-Дур", "Стою косой, совсем босой, слегка
распутный.", "Эзотерически - климактерическая точка" - особо отмеченный
шедевр: читательская премия "Большая нефиговая ветвь" за 1998 г.).
Сидоров снова вздохнул, снял с полки (?!) штаны и водрузил их на
надлежащее (?!!) место. Штаны смотрелись на надлежащем месте так, словно
это место в них и родилось (хотя некоторые профаны считают, что родится
можно либо в рубашке (если ночью, то в ночной?), либо - без).
Дополнив экипировку белыми тапочками, Сидоров понял, что он - готов!
То есть, не то чтобы совсем: каждый раз отправляясь в путь Сидоров
верил, что он не последний, и действительно, до сих пор каждый раз перед
Сидоровым открывалось на выбор сразу по несколько дорог, только вот
незадача, каждый раз анализируя постфактум сложившуюся ситуацию, Сидоров с
завидной самокритичностью сознавал, что дорога, которую он намедни выбрал,
явно неадекватна тем последствиям к которым она привела, но пока все еще
существовал выбор, и не поздно было все наверстать, исправить, загладить,
искупить, замазать, переиграть... перегнать и... выпить.
Было бы из чего выбирать, а за Сидоровым не заржавеет!
Эх, дороги!!!
Ах, дороги...
3. ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ
"Хорошие дороги, как кстати и люди, которые их
выбирают, на земле не валяются!
"Каждый имеет право выбирать и быть выбранным,
но избраны будут только избранные."
"Нас выбирают - мы выбираем, нас посылают - мы
медленно-медленно таем за горизонтом."
Из записных книжек Сидорова
Жизненный путь Сидорова не был усыпан розами.
Но за истинность этого утверждения Сидоров не стал бы ручаться
головой, хотя неоднократно говаривал, что она, то есть голова Сидорова,
исторической ценности не имеет, а имеет лишь номинальную стоимость.
Существовал существенный процент, что таки - да! То есть нашелся
такой... э-э-э... джентльмен, и усыпал таки путь, но похоже, что лепестки
с цветов облетели еще до того, как их, то есть цветы, стали швырять
Сидорову под ноги.
В результате у идущего Сидорова уже давно сложилось твердое
убеждение, что, сколько под ноги не смотри, ничего хорошего там не найдешь
(хотя сосед Сидорова - поэт Иван Прокидайло, утверждает, что так можно
сколотить целое состояние).
Совместно с венцом, комплект терний являл собой хорошо продуманную и
законченную композицию, за которую хотелось кому-нибудь набить морду.
Несмотря на это, Сидоров, получивший традиционное воспитание (в
отличии от тех, кто получил приличное или же вообще никакое), предпочитал
идти по жизни прямо, стараясь особенно не задумываться к чему это его, в
конечном итоге, может привести.
У Сидорова вообще была масса традиционных добродетелей.
Во-первых, Сидоров, естественно, не брал взяток, причем так же
естественно, как естественно ему их никто и не предлагал.
Во-вторых, Сидоров был в меру умен, ровно настолько, чтобы это
особенно не афишировать.
В-третьих, Сидоров никогда не лез в Первые, что вытекало из во-вторых
и влекло за собой в-четвертых.
В-четвертых, Сидоров пока еще БЫЛ, в отличии от знаменитой серии ЖЗЛ,
традиционно почитаемого пантеона безвременно покинувших нас Замечательных
Людей, большинство из которых узнало, что они замечательные, лишь пополнив
собой неоскудевающие ряды пантеона. По причине гипертрофированной
скромности большинства окружающих, у нас как-то не принято преувеличивать
роль личности в истории, по крайней мере при жизни личности, и наоборот:
если - еще при жизни, независимо от наличия, то после - обязательно
перезахоронят на старом забытом сельском кладбище.
Но если личность по неизвестной причине сыграла в ящик, желательно
скоропостижно - тогда пожалуйста, а так - скромнее надо быть, товарищ!
Вот Сидоров и был скромнее. Почти совсем скромным, но живым. И это
было - в-пятых. Живым, но очень скромным.
Порой даже казалось, что не настолько живым, сколь скромным.
И это радовало. По крайней мере большинство окружающих.
Приятно видеть вокруг себя скромных таких Сидоровых, скромно так
порхающих, скромно стараясь не бросаться особенно в глаза.
Хотя подчас, даже это - раздражает.
Ну вот например, сосед Сидорова Иван Прокидайло, по этому поводу, не
раз говаривал:
- Тебя, Сидоров, с твоей скромностью, Сидоров!!! - и впадал при этом
в такую крайнюю экзальтацию, что исключительно жестами показывал, что же,
конкретно, он имеет в виду.
Сидоров не возражал.
Сидоров верил в свою звезду.
В свой Путь...
Вот и сейчас, безмятежно топая белыми тапочками, он верил и ждал.
Ждал и Верил...
Хотя на сером небосклоне, безучастно нависающем над безмятежным
Сидоровым, в это время суток не видно было ни звезды, и только он -
Сидоров, целеустремленно топал вдаль, этаким Звездным мальчиком.
4. А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?
"Большинство из нас словно свет далеких звезд,
изображение еще есть, а звезда давно умерла."
"В глубине души я родился мальчиком. Со временем
этот мальчик все рос, да рос и дорос до
того, что стал гипертрофированным."
"Бывает и так, что прочтя эпиграф, ты понимаешь,
что это уже эпитафия."
Из записных книжек Сидорова
Сидоров целеустремленно топал по улицам родного города тщательно
следя за своими ослепительно белыми тапочками, но неожиданно был
остановлен бесстыдно бодрым восклицанием.
- Сидоров, привет! Как дела?
- Ты же знаешь, - лукаво улыбнулся Сидоров. - Как всегда:
отвратительно.
- Я рад! - расцвел собеседник Сидорова, и даже как-то лицом
похорошел.
- Я рад, что ты рад, - почти искренне сказал Сидоров. - Ты хорошо
выглядишь.
- Зато на тебе Сидоров, лица, можно сказать, нет!
- Это я просто забыл надеть маску.
- Какую маску?
- Обычную - питательную.
- Ты что Сидоров, спятил?
- А ты хочешь чтобы я сшестерил?
- Точно спятил. Вон и в белые тапочки вырядился... Ты бы еще веночек
на голову одел! Шизик сплел себе веночек: тут цветочек, там...
- Я себе на грудь табличку повешу: руками не лапать - опасно для
психического здоровья лапающего индивида.
- У тебя Сидоров, болезненное самомнение. Твоя грудь и даром никому
не нужна. Тоже мне еще, Мерлин Мурло выискалось.
- А голова?
- Что, голова?
- Да, действительно, голова вроде, как и ни при чем, - Сидоров
вздохнул и неожиданно совершенно чужим противным голосом гнусаво заявил:
- А реальность ваша, все равно, мнимая!
- Ты Сидоров брось! - непонятно почему озлобился собеседник. - Какая
ни есть, а все равно реальность. Не всякие там философско-литературные