- Вам кажется? - с легким презрением передразнил военный. - А я имею
четкий приказ. Не волнуйтесь, я подвешу самого никчемного работника. Вот
этот - шумел, пожалуй, еще при вашем дедушке, дхаи!
Старик с реденькой пегой бороденкой вздрогнул и сгорбился еще
сильнее.
- А впрочем, нет. Взгляните, дхаи, каков молодец! Экая злоба в
глазах, - взгляд капрала уперся в высокого молодого крестьянина. - Ну, мы
его сейчас живо успокоим. Эй, Кан, помоги-ка достопочтеннейшему дхаи
выхолостить этого жеребчика...
Один из "полосатых" с неохотой оторвался от толпы, сгрудившейся над
женщинами, и вразвалку подошел к парню.
- Раздевайся, брат-борец, капрал ждет! Сам дхаи окажет тебе честь.
Побледнев до голубизны, крестьянин отшатнулся, на худой шее дернулся
кадык - и ухмыляющийся солдат с проклятием отпрянул. Крестьянин плюнул
прямо в глаза.
Капрал, казалось, даже обрадовался.
- Э, да ты ж с норовом! Видно птичку по полету; никак не меньше, чем
писарь ячейки Свободных... Что ж, на баньяне Свободы мы тебя и повесим,
вниз головой, а снизу - костер, чтоб мозги не простудил. Действуй, Кан!
Почти беззвучно на пыльной дороге из густеющего тумана выползла
громадина "Саламандры". Тяжко осев на грунт, она еще секунду вибрировала.
Джимми О'Хара, откинув люк, жадно вдохнул мокрый, чужой, но удивительно
вкусный воздух. Теперь он точно знал цену рассказам ветеранов. Надо быть
очень странным человеком, чтобы радоваться битве. Он был в бою, и пойдет в
бой еще раз, и еще, когда прикажут, но радости в этом нет. Ремесло солдата
оказалось тяжелым и грязным. Но в глубине души Джимми сознавал, что будет
день, когда, глядя в честные глаза безусых курсантов, он станет травить им
красивые байки о блестящих колоннах на марше и девушках, с радостной
щедростью награждающих победителя. Есть вещи, которые нужно увидеть
самому.
Уставший взгляд неожиданно зацепился за некую жанровую сценку. Джимми
поморщился и полоснул по солдатушкам, резвящимся с женщинами, башенным
инфраизлучателем. Прицельно. Еще раз. Недобро ухмыльнувшись панике, он
сплюнул на броню, спрыгнул на землю и медленно подошел к дереву.
- Это еще что, капрал?
- Извольте убедиться, господин Большой Друг, смутьяна вешаем. Так
сказать, знай, смутьян, про Свой баньян! - капрал подобострастно хихикнул.
- А бывали ли вы в штрафном батальоне, капрал? - Джимми
доброжелательно улыбался.
- Никак нет, господин Большой Друг! Имею орден Верного Пса четвертой
степени и нашивку за постоянную готовность!
- Тем более обидно было бы увидеть вас в трибунале... А право на
расстрел надо еще заслужить. Бамбук растет очень медленно, вы ведь слыхали
об этом, капрал? Чтоб я этого больше не видел, ясно? Вы -
воины-освободители, а не банда убийц. Исполняйте!
Постороннему человеку секунду спустя могло бы показаться, что капрал
вырывает из рук палачей родного брата.
- Простите, - сказал Джимми крестьянину. Тот только злобно сверкнул
глазами на высокого светловолосого чужака в полосатой форме.
...Джимми устало шел по деревне. Жить ему не хотелось. Дорогу
медленно пересекала девочка, маленькая замурзанная девочка, сильно
приволакивающая ножку. Дурная примета! Суеверный дархаец сразу же пал бы в
пыль ничком и прочел заклинание от сглаза. Но Джеймс Патрик О'Хара не был
дархайцем, поэтому он просто присел, заглянул в глубокие, немного раскосые
глаза и невесело улыбнулся. Потом похлопал себя по карманам и нашел чудом
сохранившуюся, еще с Земли захваченную конфету.
- Держи.
Девочка вздрогнула.
- Да не бойся! - Джимми не знал, понимает ли его дикарка.
Она как-то жалобно улыбнулась в ответ, крепко схватила яркую
диковинку и неловко поковыляла к приземистой хижине, волоча ногу по черной
пыли. Сзади послышался дробный топот сапог.
- Господин Большой Друг! Пятнистые прорвали фронт.
Начальник Генштаба по заслугам получил "Золотое Ла" по окончании
академии. Любимый и Родной академий не кончал. Возможно, поэтому
охватывающий фланговый удар отдельного танкового дао "Братья Дархая"
оказался настолько неожиданным. Получив первые сообщения, начальник
Генштаба долго смеялся над этой выходкой дилетанта. Отсмеявшись вдосталь и
склонившись над картой, он вдруг понял, что все потеряно.
Как истый представитель первого из Семнадцати Семейств начальник
Генштаба не позволил себе проявить слабость при подчиненных. Он поднял
телефонную трубку и бесстрастным голосом отдал приказ об общем
отступлении. Корпусу "Саламандр" предстояло прикрывать отход...
На экране визора метались полосатые тени. Время от времени в
перекрестье возникали противотанковые батареи, тщетно пытавшиеся хоть
ненадолго задержать наступающих. Танк сминал их быстрее, чем Андрей
успевал об этом подумать. Машины Далеких Братьев рвались вперед, оставляя
за собой смятые, искореженные обломки орудий, разбегающиеся расчеты и
горящие жестянки оранжевых броневиков, чьи водители с безумной храбростью
обреченных решились на таран. Северная и южная группы отдельного дао
должны были вот-вот сомкнуться на развалинах укрепленного поселения
Кай-Лаон.
Андрей не испытывал ни азарта, ни страха. Если что-то и беспокоило
его, то, скорее всего, стыд. Стыд перед дархайцами, потому что лично ему в
этой огненной кутерьме ничего не угрожало. Инструкторов туземцы не
обижают. В случае же непосредственной опасности для машины танк заботливо
катапультировал водителя. Но в этом районе Галактики не было силы,
способной остановить "тристасороковку".
Андрей уже слышал в шлемофоне голос лидера Северной группы:
- Я - "Сокол", я - "Сокол"! Нахожусь в восьми километрах от точки
двадцать два. Я - "Сокол", прием!
"Сокола", Франтишека Ярузека, Андрей знал еще по училищу и,
признаться, немного завидовал ему: Франта любил быть первым, и это ему
удавалось. Но на этот раз лейтенант Аршакуни тоже был лидером.
- Я - "Индира", я - "Индира". Как слышите? Прием!
- Езус сладчайший, кого слышу! Пани, через пять минут назначаю вам
свидание в точ...
Фразу прервал скрежет. Андрею не надо было напрягать слух, чтобы
узнать взвизг катапульты. В шлемофоне раздался чужой гортанный голос,
слегка искажающий классическую лингву:
- Я - "Кондор-2"! "Кондоры", делай, как я! Помни Аламо!
"Кондоры" делали, как он. Андрей впервые видел вблизи так много
"Саламандр". Далекие Братья приняли вызов Больших Друзей Бессмертного
Владыки...
Впоследствии этот бой будет признан классическим и включен в
специальные курсы танковых академий Дархая. Седовласые преподаватели
тщательно проанализируют все: и кастовую самоуверенность начальника
Генштаба, и свойственную истинным самородкам мудрую дерзость Любимого и
Родного. Они переведут на сухой язык формул мужество пехоты и жертвенность
дархайских артиллеристов и сойдутся во мнении, что только ужас дал
остаткам деморализованных "полосатых" дивизий силы вырваться из "мешка"
под защитой "Саламандр". Но "Саламандрам" отступать было уже некогда...
Андрей и шедшие за ним не знали, что творят шедевр.
После пятичасовой мясорубки из пятидесяти "Саламандр" и пятидесяти
"Т-340" осталось соответственно одна и четыре. Догонять прорвавшегося
счастливчика не было ни смысла, ни надобности: танки Братьев Дархая вошли
в Кай-Лаон.
Когда Андрей въехал в центр поселения, там уже копошилась пехота. Три
щуплых женских тела слегка раскачивались на ветвях гигантского баньяна.
Андрей разобрал надпись на табличке под деревом: "Оранжевые подстилки".
Меньше всего эти обезображенные смертью крестьянки были похожи на сытых
шлюх. Чуть поодаль даоченг, почти мальчик, с непостижимым равнодушием
наблюдал, как молодой крестьянин избивает старика-дхаи в оранжевой
накидке. У того уже не было сил уворачиваться от ударов. Время от времени
крестьянин посматривал на даоченга и тот согласно кивал.
Андрей сорванным голосом крикнул:
- Даоченг!
Мальчик с достоинством повернулся:
- Даоченг А Ладжок слушает тебя, Далекий Брат Дархая.
- Что происходит, даоченг?
А Ладжок скромно пожал плечами.
- Народ гневается, - заметив короткий жест Ладжока, крестьянин замер
в нерешительности. - Брат-борец, хотел бы ты, чтобы наши женщины рожали
"полосатых" ублюдков? Ни одна честная дочь Дархая не отдаст себя этой
мрази живой. Не так ли, брат-борец? - Даоченг смиренно улыбнулся Андрею. -
Видите ли, Далекий Брат, единство народа и его армии священны. Продолжай,
брат-борец.
Крестьянин занес палку над головой старика.
- Стой! - Андрей перехватил сухую жилистую руку. - Даоченг, ведь это
же старик!
А Ладжок приблизился почти вплотную и снизу вверх посмотрел в глаза
Андрею.
- Когда Вождь, Любимый и Родной, вручал мне эти нашивки, он сказал:
"Народ не любит угнетателей". Именно так он сказал... Я думаю, тебя уже
ждут в штабе. Далекий Брат!
...У дверей штаба безутешно плакала маленькая девочка. На ломаном
дархи Андрей спросил:
- Я могу тебе помочь?
Девочка не подняла головы. Андрей присел и повторил вопрос. Девочка
плакала навзрыд. Своей сестре в таких случаях Андрей давал конфету. Это
было самое большее и, пожалуй, единственное, что он мог сделать сейчас. Но
конфеты остались дома. Далекий Брат расстегнул планшет и протянул девочке
НЗ - пачку галет и плитку сушеного ла в серой обертке из скверной бумаги,
украшенной профилем Вождя.
Девочка подняла голову и спросила:
- Дядя, а почему ты плачешь?
ОМГА сообщает:
...Обвинения, предъявленные Арпадом Рамосом, отвергнуты большим Жюри
как бездоказательные. Господин Пак Сун Вон освобожден из-под стражи!
...В работе Конференции по проблемам использования боэция объявлен
двухнедельный перерыв.
...Папа Сильвестр Шестой в беседе с нашим корреспондентом
категорически опроверг измышления врагов Единой Церкви о том, что на
планете Авиньон в психиатрической лечебнице монастыря Святого Ромуальда
ибн Лобсан-Жамцо якобы томится папа Бенедикт Двадцать Седьмой.
...Массовые братания армии и мирного населения в истекшие сутки
происходили на Дархае близ населенного пункта Кай-Лаон. Таковы реальные
плоды конструктивного курса на национальное примирение!
6
Дархай. На подступах к Барал-Гуру.
8 октября 2098 года (по Галактическому исчислению).
Барал-Гур был близок и вместе с тем почти недосягаем.
Стоя на самом краю провала, Андрей ясно видел линии укреплений на той
стороне. Да, "полосатые" постарались на славу - а что им еще оставалось
делать? Купола храмов священного города уже отчетливо просматривались в
бинокли. Оставалось немногое - форсировать пропасть...
- В давние времена, когда деревья ла еще не плодоносили на земле
Дархая, полюбил Хото-Арджанг Деву Неба, прекрасную Кесао-Лату. Но отвергла
надменная красавица страсть Духа Добра, презрела его силу, его славу, его
красоту. Звезды зажег во имя любви своей Хото-Арджанг. Солнца факел
воспламенил, но, смеясь надменно, облачной шалью окутала Дархай капризная
дева. Ветром пел о любви своей Дух Добра, дождем плакал перед нею, но,
словно седое время, неумолима была Кесао-Лату. И тогда воздвиг для нее за
единую ночь Хото-Арджанг священный город любви Барал-Гур, и смилостивилась
красавица, и снизошла, и открыла лоно свое страсти Доброго Духа. А чтобы
никто из высших не потревожил их брачный покой, оградил могучий
