во что не вмешивался и не попытался предупредить жителей Венеры.
- Элдред считает, - вновь заговорила Патриция Харди, - что Торсон
обезопасил себя со всех сторон, и здесь вам не удастся с ним покончить. На
него следует напасть где-нибудь в другом месте.
Госсейн устало кивнул. Если разобраться, план Крэнга был не менее
отчаянным, чем его собственный. И столь же неопределенным. Он поднял
голову.
- Больше Элдред ничего не сказал?
- Нет.
"Не слишком ли много от меня хотят, - с горечью подумал Госсейн, - в
очередной раз требуя слепого повиновения?" Допустим даже, он сумеет
выполнить задание Крэнга. Для этого ему прежде всего придется сдаться в
плен и хотя бы для виду оказать сопротивление. А значит, все, чего он
добился, пошло насмарку. За ним установят куда более тщательное
наблюдение, и ему останется лишь надеяться на неизвестного бородача,
который якобы может помешать захватчикам. Он посмотрел на девушку.
- Патриция, кто такой Крэнг?
Она не отвела взгляда.
- Неужели не догадываетесь?
- Не знаю, - ответил Госсейн. - Мне трудно понять, как ему удалось
добиться столь высокого положения. Но если среди галактических цивилизаций
много таких, как он, лучше нам перейти к их системе общего образования.
- Все значительно проще, - спокойно ответила девушка. - Крэнг -
землянин, и пять лет тому назад, работая на Венере детективом, заподозрил
своего помощника, который явно не прошел курса нуль-А обучения. Вполне
естественно, ведь его подослал Прескотт. Именно тогда Элдред впервые узнал
о заговоре, но решил вести себя крайне осторожно и даже никого не
предупредил, прекрасно понимая, что противника нельзя недооценивать.
Следующие несколько лет он провел в космосе, на службе Великой Империи,
приспосабливаясь к обстановке, входя в доверие к вышестоящим, безжалостно
расправляясь с конкурентами, не останавливаясь ни перед чем, чтобы занять
свой высокий пост. Сам он считает, что продолжает вести расследование,
которое начал, будучи простым венерианским детективом, и...
- Расследование! - не выдержав, воскликнул Госсейн. От его сомнений
не осталось и следа. Элдред Крэнг, простой венерианский нуль-А детектив,
предложил план действия, располагая, несомненно, куда более полной
информацией, чем Гилберт Госсейн. А следовательно, он поторопился, и
теперь ему остается утешаться только тем, что скоро он узнает имя
неизвестного, открывшего тайну бессмертия.
Он сделает вид, что сопротивляется, но позволит им довольно быстро
захватить себя в плен. Ему придется пережить несколько неприятных минут, в
особенности если его будут допрашивать с помощью детектора лжи. Ничего не
поделаешь. К счастью, прибор лишь подтверждал правильность ответов, не
выдавая иной информации.
В течение последующей баталии Госсейн появился в девяти
закодированных цифрами местах, оставив буквенные про запас на тот случай,
если придется отвечать на неприятные вопросы. Он был уверен, что в
сумятице и неразберихе у них не останется времени на тщательное
расследование.
В коридоре под кодовым названием "7", когда нападающие убедилась, что
приперли его к стенке, Госсейн устроил короткое замыкание и сдался на
милость победителя.
Он испытал огромное облегчение, увидев, что его привели в гостиную
Крэнга. Допрос продолжался долго, но вопросы задавали настолько осторожно,
что ни разу не удалось детектору лжи поймать его на даче ложных показаний.
Закончив, Крэнг наклонился к микрофону и произнес:
- Я думаю, мистер Торсон, что вы можете спокойно отправляться с ним
на Землю. Я останусь и наведу здесь порядок.
Госсейн недоумевал, куда подевался Торсон. Естественно, он
постарается свести риск к минимуму, но ведь рано или поздно им придется
отправиться на поиски вместе. В этом и заключалась вся прелесть ситуации.
Тайну бессмертия нельзя было доверить подчиненным, которые тоже могли
забыть о своих прямых обязанностях.
Гигант ждал у лифта.
- Так я думал, - сказал он, снисходительно глядя на Госсейна. - Ваш
дополнительный мозг достаточно ограничен. Впрочем, теперь понятно, почему
на сцене сразу не появился Гилберт Госсейн III. Он никак не мог помещать
нашему вторжению на Венеру. Видимо, один человек всегда уязвим, даже когда
он обладает относительным бессмертием. Ведь достаточно сбросить атомную
бомбу в предполагаемый район его нахождения, и наш герой глазом не успеет
моргнуть, как превратится в пыль. - Торсон помахал рукой. - Забудем о
Прескотте. Я даже доволен, что так получилось, невелика потеря. Хотя, судя
по вашему поведению, вы абсолютно неправильно истолковали мои намерения. -
Он пожал плечами. - Я никого не собираюсь убивать, Госсейн. Меня
интересует лишь сделанное открытие.
Госсейн промолчал, но он знал, что Торсон лжет. История доказывала,
что борьба за власть, убийство слабых, эксплуатация беззащитных были
заложены в самой природе Аристотелевой личности, не умеющей контролировать
мозг и жить в гармонии с природой. Юлий Цезарь и Помпой, Наполеон,
выступивший сначала как защитник родины и превратившийся впоследствии в
неуемного агрессора, являлись духовными наставниками Энро, который мечтал
завоевать всю галактику.
Даже сейчас, отрицая свое тщеславие, Торсон наверняка строил
грандиозные планы, представляя себя в роли какого-нибудь сверхчеловека.
Гигант прервал его размышления.
- Пойдемте, - произнес он. - Мы и так потеряли много времени.
34
"Дав предмету название, вы поступили неверно..."
Кресло - не просто кресло. Это - структура необычайно
сложная: химическая, атомная, электронная и т.д.
Следовательно, если вы думаете о нем как о кресле, вы
ограничиваете свою нервную систему - как на то указал
Коржибский - одним определением. Общая сумма таких
определений по отношению к разным предметам делает
человека нестабильным, неврастеничным, а иногда сводит с
ума.
Аноним
Город Машины изменился до неузнаваемости. Здесь шла битва, и повсюду
стояли разрушенные строения. Когда они очутились во дворце, Госсейн понял,
почему последние несколько дней Торсон провел на Венере.
От здания осталась лишь пустая коробка. Госсейн шел по
полуобвалившимся коридорам, входил в комнаты без потолка и испытывал
ностальгию по добрым старым временам, когда беда еще не обрушилась на
цивилизацию. Непрекращающиеся выстрелы со стороны далеких улиц как бы
служили фоном мрачной картине опустошения, раздражали, вызывали неприятные
воспоминания.
- Здесь не лучше, чем на Венере, - резко ответил на его вопрос
Торсон. - Они сопротивляются, как дикие безмозглые животные.
- Один из нуль-А законов, - бесстрастно заметил Госсейн, -
необходимость полного приспособления окружающей среде.
- А-а! - раздраженно протянул Торсон и тут же переменил тему
разговора. - Вы что-нибудь чувствуете?
Госсейн покачал головой.
- Ничего, - честно признался он.
Они вошли в комнату Патриции. Огромная дыра зияла в стене, где раньше
находился Генератор Пространства. Куски выбитых стекол валялись на полу.
Сквозь пустые рамы Госсейн посмотрел вперед, вспоминая Машину, которая
сверкала, подобно бриллианту чистой воды в короне пламени. Огромную
площадку на вершине горы закидали тысячами тонн свежей земли - видимо,
чтобы даже память стереть о символе человечества, боровшегося за разум. Ни
никто не разровнял неровные кучи: у захватчиков хватало других забот.
Никого не обнаружив, процессия людей и автомобилей отправилась в
домик Дана Литтла. Он остался нетронутым. Скорей всего уборку производили
автоматы - в комнатах было светло и чисто. Ящик из-под Генератора
Пространства стоял в углу гостиной. Адрес: "Институт Семантики", куда
Машина собиралась его отправить, выделялся черными буквами на стороне,
обращенной к ним лицом. Госсейн всплеснул руками, как бы пораженный
мыслью, пришедшей в голову.
- Может быть, там?
До зубов вооруженная армия двинулась по широкому проспекту бывшего
города Машины. Флотилии робопланов затмили собой небо. Над ними, подобно
коршунам, висели космические корабли, готовые открыть огонь по первому
сигналу. Робопланы неслись по параллельным улицам. Отряды охраны со всех
сторон окружили знаменитую площадь и кинулись внутрь здания через
многочисленные двери. Остановившись перед центральным входом, Торсон
указал рукой на надпись, выбитую в мраморе. Чувствуя торжественность
минуты, Госсейн прочитал древнее изречение:
СОМНЕНИЕ - ПИК ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАЗУМА
Ему показалось, что из глубины веков до него донесся тихий вздох. Эта
фраза говорила о реальности окружающего мира. Бесчисленные миллионы людей
жили и умирали, даже не подозревая, что слепая вера мешает им видеть жизнь
такой, какой она является на самом деле.
К Торсону подбежали несколько солдат. Один из них заговорил с ним на
языке, состоящем почти из одних гласных. Гигант повернулся к Госсейну.
- Там никого нет, - сказал он.
Госсейн не ответил. "Никого нет", - эхом отдалось в мозгу, впрочем,
он заранее мог предположить, что ни один ученый не останется в стороне,
когда человечеству грозит опасность.
Торсон сделал знак охраннику, который нес вибратор, и Госсейн
неожиданно почувствовал, как к ему потянулись нити энергии. Торсон
посмотрел на него.
- Простая мера предосторожности, - сказал он. - Мы выключим прибор,
когда войдем в здание.
Госсейн встрепенулся.
- Вы хотите войти?
- Я разнесу дворец на мелкие кусочки, - ответил Торсон. - В нем могут
быть потайные комнаты.
Он повысил голос, отдавая какие-то распоряжения. Началась суматоха.
Люди поочередно подбегали к нему с докладами. Они говорили все на том же
непонятном языке, и Госсейн представления не имел, что происходит, пока
Торсон не повернулся к нему, хмуро улыбаясь.
- В одной из лабораторий работает какой-то старик, - объяснил он. -
Непонятно, как мы не заметили его раньше, но... - Он нетерпеливо махнул
рукой. - Я приказал не трогать его, вплоть до моих дальнейших
распоряжений.
Госсейн не усомнился в правильности перевода. Торсон был бледен.
Гигант стоял молча, что-то обдумывая и мрачнея с каждой минутой.
- Риск слишком велик, - пробормотал он. - Мы, конечно, войдем, но...
По массивным золотым ступеням они поднялись к платиновым в
драгоценных камнях дверям и прошли в просторный холл. Каждый дюйм стен и
куполообразного потолка помещения сверкал, усыпанный миллионами
бриллиантов. Эффект создавался потрясающий, и Госсейн подумал, что
архитекторы несколько переусердствовали. Дворец строился в то время, когда
необходимо было убедить человечество, что так называемые драгоценные камни
и металлы, ранее служившие признаком богатства, не более чем обыкновенные
редкие минералы. С тех пор прошло сто лет.
Они пересекли комнату, выложенную рубинами, поднялись по изумрудной
лестнице, и очутившись в зале со стенами из чистого серебра, остановились
перед коридором, широко известным своим пластиком, который ничем не
отличался от опала. Повсюду сновали солдаты, и Госсейном овладело
отчаяние. Торсон указал рукой на дверь в конце коридора.
