которыми я жила. Я всегда была добытчицей, главой семьи, потому
что хотела иметь свободу и управлять. И вдруг я с человеком, с
которым никак не могу соперничать в смысле заработка. В конце
концов, я не выдержала, не стерпела, вернее, решила больше не
терпеть. Мне было бы так же трудно, даже, если бы я не
связывалась с... а-а...
Л: С Джоном. Его зовут Джон.
О: С Джоном. Но Джон был не просто Джон. Джон - это также его
группа и все его окружение. Когда я говорю "Джон", то это не
просто Джон.
Л: Мы снова стали жить вместе, решили: вот так и будем жить,
родим ребенка, это очень важно для нас, а остальное все
второстепенно. Этот ребенок нам очень дорого достался. Мы прошли
через то, что называется все круги ада - через выкидыш и прочие
проблемы. Он воистину то, что называется "дитя любви". Врачи
говорили, что у нас никогда не будет ребенка. И мы почти
перестали надеяться. "Ну что ж, значит - судьба..." Нам сказали,
что с моей спермой что-то не в порядке, потому что я слишком
долго занимался онанизмом в юные годы. Шансов, мол, никаких. Йоко
было 43 года, у нее было много выкидышей. В дни ее молодости
никаких пилюль еще не было, поэтому делалось много абортов и
случалось много выкидышей. В общем, никаких, мол, шансов. Тогда
мы обратились к одному китайцу, иглоукалывателю из Сан-Франциско.
Он сказал: "Ваша веди себя хорошо. Нет наркотик, кушай хорошо,
нет пись. Через полтора года ваша иметь ребенка". Мы ему: "Но
английские врачи сказали..." Он: "Забывай, что они сказали. Ваша
имей ребенок." У нас родился Шон, и мы послали сделаную
полароидом фотографию этому китайцу. Он вскоре умер, успокой,
господи, душу его.
В: С возрастом Йоко тоже были проблемы?
Л: Проблемы были не из-за ее возраста, а из-за бестолковщины в
этой больнице, а еще из-за дурацкого бремени славы. Кто-то
перелил Йоке кровь не той группы. Я был там, когда это случилось
и видел, как она вся напряглась, а потом ее затрясло в судорогах
от боли и потрясения.
Я бегу к сестре и кричу: "Позовите доктора!" Когда этот тип
пришел, я сидел очень близко к Йоко. Он входит, не обращает
внимания на конвульсии Йоко, идет прямо ко мне, улыбается, трясет
мне руку и говорит: "Я всегда мечтал встретиться с Вами, мистер
Леннон, мне очень нравится Ваша музыка". Я начинаю орать: "Моя
жена умирает, а вы говорите о моей музыке, господи!!!"
В: Теперь, когда Шону почти 5 лет, сознает ли он, что его отец
был битлом? Или ты оградил его от своей славы?
Л: Я ему ничего не говорил. Битлз при нем никогда не
упоминались. Да и не было причин упоминать: мы никогда не играли
дома пластинки Битлз, хотя, я знаю, что про меня ходили
разговоры, будто последние 5 лет я только и занимаюсь, что сижу
на кухне и слушаю записи Битлз, вновь переживая свое прошлое, как
какой-нибудь Говард Хьюз. Правда, в доме своего друга Шон видел
"Желтую субмарину", поэтому мне пришлось объяснить ему, что там
делает мой рисованный двойник.
В: Значит, он все-таки знает про Битлз?
Л: Он не делает разницы между битлами и папой и мамой. Он
думает, что Йоко тоже была битлом. В Джукбоксе, который он
слушает, нет пластинок Битлз, там, в основном, ранние
рок-н-роллы. Сейчас он торчит на Hound Dog. Он думает, что это
про охотничью собаку! Кстати, он не ходит в детский сад. Мы
считаем, что он выучится читать, писать и считать, когда ему это
захочится или когда закон решит, что ему пора учиться. Я с этим
бороться не буду. А пока я не вижу оснований, чтобы заставлять
его сидеть смирно. У него много друзей среди сверстников, а это,
как все говорят, очень важно. Но и во взрослой компании он часто
бывает, так что он привык быть и с детьми и с взрослыми.
Дети становятся нормальными по той причине, что никто не хочет
брать на себя ответственность за их воспитание. Люди боятся все
время иметь дело с детьми, они их отвергают, отсылают прочь и
мучают. Те, кто выживают, становятся конформистами - их тела
кроят по размеру костюмов. Этих мы называем хорошими. А тех, кто
не лезет в эти костюмы, запихивают в дурдом или же они становятся
художниками (в широком смысле: людьми искусства).
В: Твой сын Джулиан от первого брака сейчас тинэйджер. Ты
часто видел его за эти годы?
Л: Син получила на него права - или как это называется, - а
мне разрешили встречаться с ним, когда у него каникулы. Конечно,
это не лучший вид взаимоотношений отца и сына, но такова
реальность. Ему сейчас 17. В будущем у нас будут определенные
отношения. За эти годы он многое понял, разобрался в "имедже"
Битлз и в том имедже, какой ему внушила мать - сознательно или
подсознательно. Сейчас он увлекается девочками и мотоциклами. Я
для него как некая фигура на небе, но он обязан общаться со мной,
даже, когда ему может быть и не хочется.
В: Ты честен в своих чувствах по отношению к нему до такой
степени, что считаешь Шона своим первенцем. Ты не боишься обидеть
Джулиана?
Л: Я не собираюсь врать Джулиану. 90% людей на нашей планете,
особенно на Западе, родилось благодаря бутылке виски, выпитой в
субботу вечером. Их не хотели. Итак, 90% из нас появились на свет
случайно. Я не знаю никого, кто был бы запланированным ребенком.
Джулиан входит в число тех, которых большинство вместе со мной и
со всеми остальными. А Шон - запланированный ребенок, и в этом
вся разница. Это не значит, что как ребенка я люблю Джулиана
меньше. Он остается моим сыном независимо от того, родился ли он
из-за бутылки виски, или потому что не было противозачаточных
пилюль. Он здесь, он принадлежит мне и так будет всегда.
В: Йоко, твои отношения с дочерью, по-моему, более сложные?
О: Я потеряла Кьоко, когда ей не было еще и 5-ти лет. Я,
конечно, была эксцентричной мамашей, но у нас было очень хорошее
взаимопонимание. Я не особенно о ней заботилась, но она всегда
была при мне - на сцене, на выставках, везде. Когда ей не было
еще и годика, я брала ее с собой, как какой-нибудь инструмент,
неуправляемый инструмент, скажем так. Мы с ней разговаривали,
вместе делали всякие вещи - вот только на такой уровне
происходило наше общение. Поэтому она была ближе к моему бывшуму
мужу.
В: А что случилось, когда ей было 5 лет?
О: Я стала жить с Джоном и ушла от бывшего мужа, (Тони Кокса).
Он забрал у меня Кьоко, то есть похитил. И мы стали добиваться,
чтобы он вернул ее нам.
Л: Это был классический случай: "мачо": мы с Аленом Клейном
давили на Тони Кокса и совершенно забыли о Йоко. Позиция Тони
была такой: "Тебе досталась моя жена, но моего ребенка ты не
получишь". В этой битве Йоко с ребенком были совершенно забыты.
Потом, когда я это понял, я испытал чувство вины. В Корелле
произошла "перестрелка". Кокс удрал в горы и укрылся там, а я
вместе с шерифом пошел по следу и мы выследили его. Мы вытащили
его в суд и выиграли опеку. Йоко не захотела подавать в суд, но
мужчины, то есть я и Клейн, все равно сделали свое дело.
О: Однажды мне позвонил Клейн и сказал, что я выиграла дело.
Потом он вручил мне какую-то бумагу. Я говорю: "Что это за
бумажка? Так вот, что я выиграла? Но мне нужен ребенок, а не
бумажка!" Я знала, что если подать в суд, они испугаются. Так оно
и вышло. Тони исчез. Он чувствовал себя сильным: как же, его
преследуют капиталисты, у которых деньги, адвокаты и частные
детективы. Эта мысль придавала ему силы.
Л: Мы искали его по всему свету. Бог знает, куда он пропал.
Итак, Тони, если ты читаешь это, позволь сказать тебе: пора нам
всем повзрослеть. Забудем прошлое. Мы больше не хотим гоняться за
тобой, потому что мы и так натворили много глупостей.
О: Мы наняли частных детективов, они тоже искали Кьоко, но все
это было ужасно непрятно. Один детектив сообщал: "Все идет
прекрасно, мы чуть было их не поймали! Мы были уже у них на
хвосте, но они прибавили скорость и скрылись". Я забилась в
истерике: "Что значит, чуть было их не поймали? Это же моя дочь!"
Л: Как будто мы ловили преступника, сбежавшего из тюрьмы.
В: Вы проявляли такую настойчивость, потому что считали, что
Кьоко у вас будет лучше?
Л: Йоко казалось, что если она не прибегнет к помощи
детективов, полиции и ФБР, значит, она - плохая мать, которая
плохо ищет своего ребенка. Она довела себя до такого состояния,
что постоянно чувствовала себя виноватой.
О: Для меня это было так, словно вместе с ними исчезла часть
меня самой.
В: Сколько ей сейчас лет?
О: 17, как и сыну Джона.
В: Может быть, когда она станет старше, она сама разыщет вас?
О: Она жутко испугана. Однажды в Испании Джон с адвокатом
решили даже похитить ее.
Л: (Вздыхает). Сперва я собирался сделать себе харакири.
О: И мы действительно похитили ее и сразу пошли в суд. Суд
принял очень разумное решение: судья увел ее с собой в отдельную
комнату и там спросил, с кем она хочет остаться. Разумеется, она
ответила, что с Тони. Мы напугали ее до смерти. Потому, сейчас
она, наверно, думает, что, если придет навестить меня, то больше
уже никогда не увидит своего отца.
Л: Когда ей будет 28, она поймет, что мы были идиотами, а мы
знаем, что были идиотами. Может, она простит нас.
О: Наверно, и без Джона я все равно потеряла бы Кьоко, развод
с Тони вызвал бы много сложностей.
Л: Не могу себе простить...
О:(Джону): Почему все так обернулось? Отчасти, потому, что
делом Кьоко занимался ты и Тони. Мужчины. С Джулианом были же
женщины - между мной и Син было больше взаимопонимания.
В: Как это можно объяснить?
О: Например, нас обоих пригласили на день рождения Кьоко, но
Джон не пошел - не захотел иметь дело с Тони. Но когда нас
пригласили на день рождения Джулиана, мы пошли оба.
Л: О боже, она все раскрывает.
О: Или другие случаи. Когда меня одну пригласили к Тони и
Кьоко, я не смогла себя заставить пойти, но когда Джона
пригласили к Син и Джулиану, он пошел.
Л: Одно правило для мужчин, другое - для женщин.
О: Джулиану было легче, потому что я не противилась встречи
его с отцом.
Л: Но я же произнес только "Аве Мария", что еще я могу
сделать?
В: Йоко, после всех этих событий и переживаний, как ты могла
доверить воспитание Шона Джону?
О: Здесь мои эмоции очень ясны. Я не чувствую за собой никакой
вины. Я поступаю так, как считаю нужным. Может, я поступаю не
так, как другие матери, но я поступаю так, как могу. Вообще,
матери испытывают по отношению к своим детям недобрые чувства,
несмотря на все эти восторженные разговоры о материнстве и любви
к детям. Конечно, они их любят, но в нашем обществе женщине,
просто по-человечески невозможно сохранять добрые эмоции по
отношению к детям, настолько они затюканы. От них слишком много
требуют. И я говорю Джону:...
Л: Я ее любимый муж.
О: Я ему говорю: "Я носила ребенка 9 месяцев, это не мало,
теперь ты заботься о нем". Пусть это звучит жестоко, но я
действительно считаю, что дети принадлежат обществу. Если мать
носит ребенка, а отец воспитывает, они разделяют ответственность.
В: Джон, ты не противился необходимости брать на себя такую
большую ответственность?
Л: Знаешь, иногда она приходит домой и говорит: "Я устала". А
я отвечал, полушутя, но и полусерьезно: "А я? Думаешь я не
устал? Тра-та-та! Я целые сутки с ребенком! Думаешь, это легко?"
Иногда, я даже говорил: "Знаешь, мне кажется, ты могла бы больше
интересоваться ребенком". Когда по ТВ бывает передача, которую я
считаю Шону полезно посмотреть, я говорю ей: "Это очень важно. А
об этой сделке на 20 миллионов, которую ты сегодня заключила, не
хочу и слышать!" ( К Йоко) Я хочу, чтобы о детях заботились оба
