но хотя бы это... Я не просто фольклорист. Мои предки были хармэ...
По-русски что-то вроде волхвов. Я потомок великого Рхас-хармэ, который
вручал Черный меч самому Ранхаю, сыну Фроата. Кое-что рассказывал мне дед.
Мы - дхары, не боялись всей этой нечисти... В отличие от вас - асхаров...
- Асхары - это русские? - поинтересовалась Берг.
- Нет. Асхары - это люди. Хомо сапиенс, так сказать. Конечно, после
Петербургского университета начинаешь иначе смотреть на многое. Долгое
время то, что передал мне дед, казалось лишь фольклором. Я ведь и писал об
этом... Дед передал мне Главное Заклятие хармэ. Против него не устоят ни
оборотни, ни люди. Извините, господа, за несколько несвоевременную лекцию
из области древнедхарской мифологии...
- Постойте, постойте, товарищ, - не удержался Степа. - Ну, про чертей
да про ведьм нам с Колей... то есть с господином полковником, тоже бабка
рассказывала. Тока вы все-таки больше на человека смахиваете. Ну, на
этого... асхара, стало быть...
- Вы хотели ответа? Я ответил. Впрочем, ваша бабка могла рассказывать
и о нас. Асхары называли нас чугами или чугайстрами...
- Погодите, - вмешалась Берг. - Чугайстры - это что-то вроде леших?
- Да, - кивнул Родион Геннадьевич. - Хотя дхары, естественно, ничего
общего с фольклорными лешими не имеют. Во всяком случае, я еще не слыхал о
лешем с высшим образованием. Впрочем, господа, это все не ко времени.
Сейчас вам надо отдохнуть, а перед рассветом - уходите. Я покараулю...
Берг пыталась продолжить расспросы, да и остальные были не прочь
поговорить с живым человеком после ночного кошмара, но Лебедев приказал
отдыхать. До рассвета было еще несколько часов, и требовалось поспать
перед завтрашним переходом. Несмотря на уверения учителя, что он сам будет
на страже, Арцеулов решил обязательно выставить посты и вызвался лично
караулить первый час. Втайне он надеялся еще что-нибудь узнать от Родиона
Геннадьевича, но тот твердо, хоть и вежливо, пресек все попытки капитана.
Пришлось сидеть молча при тусклом лунном свете, проникавшем в церковь
через щели в окнах и утешаться самокруткой из осточертевшей махры...
...Они вышли на рассвете. Родион Геннадьевич обещал позаботиться о
похоронах профессора и пожелал всем удачи. Впрочем, его глаза, как успел
заметить Арцеулов, оставались тревожны и невеселы...
9. "ИЛЬЯ МУРОМЕЦ"
К Сайхену подошли около полудня, Степа сразу узнал невысокую гору, на
которой торчала сторожевая вышка. В этих местах он уже бывал с
повстанческим отрядом, и помнил, что за горкой, надежно защищенная тремя
линиями постов, находится колчаковская военная база. Пару месяцев назад он
лично наблюдал за кружившимися над нею аэропланами, составляя план
диверсии, которую так и не удалось осуществить.
Берг также бывала в этих местах, а что касается Богораза, то студент
держался совершенно невозмутимо, не проявляя ни малейших признаков
удивления, или интереса. В общем, всерьез заинтересовался увиденным лишь
Арцеулов. Он слыхал о какой-то тайной авиабазе, подчинявшейся лишь
Верховному, но не был уверен, шла ли речь действительно о Сайхене.
Он первым заметил то, на что не обратили внимание ни полковник, ни
его штатские спутники - вышка была пуста. Караульных не оказалось у
подножья горы. Тут уж всерьез забеспокоился Лебедев - первая линия постов
была брошена.
Они поднялись на гору, где нашли пустые заснеженные окопы - вторую
линию постов. Здесь тоже не было ни души, и Степа с запоздалым сожалением
подумал о том, что теперь неприступный Сайхен можно брать голыми руками.
Только на самой вершине полковник несколько успокоился - внизу лежал
четкий четырехугольник аэродрома, на котором темнели силуэты нескольких
аэропланов. Рядом, на высшей мачте, развевался трехцветный флаг.
- Кажется, пришли, - вздохнул Лебедев. - Слава Богу...
Их заметили уже у самого летного поля. Это был даже не патруль -
просто какой-то офицер в белом полушубке наткнулся на них и тут же
схватился за револьвер. К счастью, Лебедев вовремя узнал его, и тот,
успокоенный и обрадованный, побежал звать начальство.
Их встретил пожилой бородатый полковник, показавшийся Степе чем-то
похожим на покойного Ирмана. Полковник был начальником Особой авиационной
части "Сайхен". Гостей пригласили в небольшой, жарко натопленный дом, где
накормили обедом. После обеда Богораз немедленно задремал, а все остальные
сели рядом с начальником базы и стали слушать его разговор с Лебедевым.
Случилось то, о чем уже догадывались Арцеулов, Степа, да и сам
полковник. Гарнизон базы, узнав по радио об отречении Адмирала,
разбежался. Остались лишь офицеры, уходить которым было некуда, да десятка
полтора нижних чинов. С большим трудом удавалось держать взлетное поле
чистым от снега. Караулить базу было фактически некому, и полковник давно
уже собирался уходить с офицерами в близкую Монголию, но не мог, так как
ждал группу Лебедева. Теперь же он был искренне рад не только тому, что
сможет, наконец, выполнить приказ, но и возможности поскорее покинуть
ставшую такой опасной страну.
- Мой самолет в порядке? - первым делом спросил Лебедев. - Заправлен?
Полковник успокоил его, сообщив, что "Илья Муромец", на котором
прилетел Лебедев, не только в полном порядке, но и регулярно прогревается,
чтобы не заклинило моторы.
- Улетаем через час, - кивнул Лебедев. - Распорядитесь все
подготовить. После этого можете уходить. Базу уничтожить, аэроплан сжечь.
Полковник подтвердил, что все понял правильно, и поспешил выполнить
приказ. Путешественники остались одни.
- Николай, слушай, - Косухин мрачно поглядел на брата, а затем
перевел взгляд на Арцеулова. - Ну, наука, ладно... А зачем аэродром
уничтожать? Ведь народное добро...
Арцеулов лишь зло усмехнулся. Лебедев минуту помолчал, затем негромко
ответил:
- У меня есть приказ, Степа. Это военная база и военные аэропланы. К
тому же твой Венцлав или кто-нибудь еще не сможет вылететь нам вслед.
На "твоего Венцлава" Степа обиделся и замолк. Полковник достал из
планшета карту и расстелил ее на столе:
- Господа, настало время решать. Я, Наталья Федоровна и господин
Богораз улетаем. Вы, господин Арцеулов, и ты, Степа, можете решать сами.
- Я лечу с вами, - тут же ответил капитан. Степа недоверчиво поглядел
на него, но смолчал.
- Хорошо, - кивнул полковник. - В этом случае объясню ситуацию. Мы
летим на Особый объект "Челкель" в Западном Китае. Это неподалеку от
Яркенд-дарьи. Вот смотрите...
Красный карандаш ткнулся в карту, в синюю извилистую линию,
изображавшую неведомую им Яркенд-дарью, в маленький неровный кружок,
оказавшийся озером Челкель. Все невольно удивились.
- Господин полковник, но ведь это очень далеко! Как же мы сможем
долететь? - Арцеулов невольно поглядел на масштаб карты и покачал головой.
- Здесь же тысячи две километров!
- Две тысячи триста, - кивнул полковник. - Неблизко, конечно. Но я
летал и не однажды. Мы полетим на "Муромце"...
- Это... - стал вспоминать Степа. - Он может лететь до тысячи
километров, да? Но ведь все равно, не долетим!
- "Илья Муромец" может пролететь и больше тысячи, Степа. Такого
аэроплана еще нет ни у кого в мире. Четыре мотора, по шестьсот лошадиных
сил! Но нам не нужно будет устанавливать рекорды. В Монголии мы сядем и
заправимся. Вот здесь, в Бодомган-хурэ...
Красный карандаш указал на маленький кружочек посреди желтого пятна,
обозначавшего бескрайние степи Внешней Монголии.
- До Бодомган-хурэ тысяча километров. Пойдем на высоте около тысячи
метров, это оптимально. Кстати, нам будет помогать холод...
- Я, кажется, понял, - заметил Арцеулов. - Второй принцип
термодинамики!
- Да, открытие господина Нернста, закон к.п.д. теплового двигателя.
При низких температурах он выше, значит, нам будет легче добираться. А от
Бодомган-хурэ до Челкеля тысяча триста километров или чуть-чуть больше. В
общем, лет десять назад это был бы рекорд, а теперь, господа, ничего
особенного. Тем более, по сравнению с "Мономахом"! Плохо лишь, что
придется лететь самому. Вообще-то нужен второй пилот, и я рассчитывал на
Казим-бека...
- Но ведь здесь есть летчики? - удивился Арцеулов.
- Не имею права. И не только в силу приказа, но и потому, что это
слишком опасно. Этот полет - мое дело. Ничего, долетим...
- Так у нас есть второй пилот, Николай Иванович, - раздался сонный
голос Богораза. Студент неуверенно протирал очки, мигая красными от
недосыпа глазами.
- Вы имеете в виду себя? - улыбнулся полковник.
- Себя? - удивился Богораз. - Вообще-то я летал на "Фарманах", но в
такой ситуации не рискну. Зато среди нас есть человек, прошедший полный
курс полетов на "Муромце"...
- Семен Аскольдович! - Берг смущенно взглянула на Богораза, а затем
на пораженного услышанным Степу. - По-моему, в Качинской школе вы делали
большие успехи, чем я.
- Постойте, постойте, - Лебедев встал и начал растерянно тереть лоб.
- Вы учились в Качинской авиашколе?
- Почти весь шестнадцатый год, - подтвердила Берг. - Как раз там мы
узнали о вашем полете. Господин Богораз прошел полную подготовку на легких
аэропланах, а я предпочла бомбовозы. Я летала на "Святогоре" и
"Муромце"...
- Сколько же вам было тогда лет?
- Целых восемнадцать, - засмеялась Берг. - Родители не отпускали,
пришлось ехать якобы на лечение в Коктебель...
- Я, кажется, понимаю, - после некоторого молчания проговорил
Лебедев. - Вы учились в Каче... А потом в Можайске?
- Только три месяца, - коротко ответила девушка. Полковник кивнул и
больше на эту тему не заговаривал. И Степа, и Арцеулов знали о знаменитой
на всю Россию авиационной школе в Каче, но чему учили в Можайске, не имели
никакого понятия.
- Господин Богораз, значит, это вы должны лететь
летчиком-исследователем? - Лебедев резко повернулся к студенту. Тот снял
очки, покрутил в руках и вновь надел на нос.
- Во всяком случае, меня к этому готовили, - наконец произнес он. -
Правда, не представляю, как я буду лететь с моим бронхитом...
- Черт знает что! - не выдержал полковник. - Многое не понимаю в
разлюбезном отечестве, но временами начинает казаться, что все вокруг
спятили! Сначала мне сообщают, что намечается испытание принципиально
нового эфирного корабля. Затем выясняется, что будет проведен научный
эксперимент, для чего будет послан летчик-исследователь. Вдобавок красным
почему-то требуется сорвать запуск! И самое любопытное, что я ничего не
знаю ни о новом корабле - мне даже не дали его как следует осмотреть! - ни
об эксперименте, ни об экипаже!
- Я тоже не знаю, - спокойно ответила Берг. - Может, Семен
Аскольдович нам что-нибудь объяснит, если, конечно, он вправе.
- Я? - удивился Богораз. - Не понимаю, что тут необычного. К вашему
кораблю я отношения не имею, а что касается эксперимента, то речь идет об
испытании системы эфирной связи. А насчет экипажа - тут, по-моему,
обыкновенная российская расхлябанность. Вместо того, чтобы подготовить
летчика, лететь предложили мне или господину Семирадскому. Я, конечно,
понимаю, что такое долг ученого, но в этой истории мне, честное слово,
приходится выступать, как лицо комическое...
Все это было сказано вполне убедительно. Во всяком случае, Арцеулов
поверил, с сожалением поглядев на нескладного худого студента, который был
менее всего похож на героя-первооткрывателя эфира. Но Степе тон Богораза
