нежно обнимая собеседника.- Ну какой я тебе, к чертям морским, милитарист? У
меня и пистолета-то нету, а кортик был, да я его по пьянке сломал, когда
шпроты открывал... Ну ничего я там не топил, сукой буду! Это ж все при
Сталине творили, палачи проклятые...
Оказалось, он моментально нащупал нужную кнопку - при одном упоминании о
Сталине Сережа подобрел, размяк и принялся взахлеб пересказывать
Шишкодремову какие-то забытые статейки из давно канувших в небытие
демократических газет - как Сталин Кирова убил в коридорчике, как Сталин
отравил Ленина мухоморами, а Крупскую - просроченными консервами, как
Сталин, ничуть не удовлетворившись всеми этими злодействами, подсунул
Рузвельту в Ялте напичканную цианистым калием воблу, отчего Рузвельт,
конечно же, умер... Шишкодремов охотно слушал, поддакивал, сам плел что-то
несусветное, и вскоре оба стали закадычными друзьями. Правда, Мазур очень
быстро отметил, что притворявшийся вдрызг пьяным Роберт мастерски вытягивает
из собеседника имена, даты и подробности славной деятельности "зеленых", а
Сережа щедро таковыми делится, уже плохо представляя, где находится. Самому
Мазуру заняться было вроде бы и нечем, а посему он от нечего делать взял
гитару и вновь принялся извращаться:
Arise, о mighty land of ours,
Arise to mortal war,
With evil fascism's dark powers.
With the assursed horde!*
Его нежданный "зеленый" гость, с уверенностью можно сказать, не
обремененный знанием иностранных языков, пропустил мимо ушей эту злостную
красно-коричневую выходку. Повиснув на плече у Шишкодремова, давно ставшего
первым другом и кунаком, Сережа вдохновенно излагал, как они победят
злокозненную военщину, изгонят ее отсюда невозвратно, и на освобожденных
землях в два счета произрастут райские сады, а жители, бродя в эдемских
кущах, будут громко и благозвучно славить демократию...
Шишкодремов поддакивал, вот только глаза у него оставались трезвехонькими
и холодными. За окном явственно темнело. Света, картинно и изящно зевнув,
уселась к Мазуру на подлокотник кресла и, наплевав на Шишкодремова,
принялась вольничать руками. Мазур, чувствуя себя неловко в присутствии
притворявшегося пьяным хитреца, спел специально для нее, припомнив, что она
хвасталась неплохим знанием французского:
Plus ne suis ce que j'ay este,
Et ne scaurois jamais estre:
Mon beau printemps, et mon este
Ont faict Ie sault par la fenestre...*
- Ну, посмотрим...- многозначительно пообещала она, откровенно веселясь.
- А эт-то кто? - Сережа прокурорским жестом простер руку, тыкая пальцем в
Мазура.- Он за нами не следит?
- Это Вова,- терпеливо успокоил Шишкодремов.
- К-какой Вова? Откуда Вова?
- Наш Вова. С нами который. Демократ невероятный...
- А, ну тогда ничего... Только под воду я все равно с ним нырну...
Т-только непременно с "Веры"... я говорю, начинать надо с "Веры", если уж
они там и... уп! - он провел по горлу ребром ладони.- Робик, ты за моей
мыслью следишь?
- Слежу...- заверил Шишкодремов.
- Логично мыслить умеешь?
- А то как же,- заверил Шишкодремов.
- Значит, следи за мыслью. Если они не вернулись с "Веры", значит, там
что? Цистерны... Баки... В чем там держат отраву?
Он помахал рукой и стал клониться физиономией в капусту.
- Пойдем, Серега,- сказал Шишкодремов, заботливо его поднимая и
поддерживая,- посидим у меня, еще выпьем, договорим...
- А под воду? Я тоже хочу посмотреть...
- Вот и посмотришь,- пообещал Шишкодремов.- У меня там акваланг есть,
заодно и потренируешься ...
И он, двинувшись к двери со своей не особенно тяжкой ношей, другой рукой
ловко подхватил бесформенную сумку Пруткова. Она была распахнута. Мазур со
своего места видел, что там в полнейшем беспорядке громоздится охапка
каких-то бумаг, лежит довольно толстая серо-желтая папка. Милейший
капитан-лейтенант, конечно же, не мог пропустить удобнейшего случая пошарить
в чужих архивах, работа у человека такая...
- Клиника,- покачала головой Света, уютно прикорнув у Мазура на коленях.-
Я перед ним ноги выше головы задирала, под конец - уже из чисто научного
интереса, но никакой реакции...
- Педик,- фыркнул Мазур.
- Да вряд ли. Просто вся сперма в мозги ушла. Как у нашего
импотента-доцента. Погоди, чуть проспится, в дверь колотить начнет...
Доцент, я имею в виду. Володя, пошли баиньки?
ГЛАВА ПЯТАЯ
ЭКСКУРСАНТЫ
Мазур в эту ночь выспался неплохо - ни кошмаров, ни ночных вторжений
противника. Показалось, правда, что Света ближе к утру выходила, но это ее
личные проблемы, а может, и служебные, тем более не предполагавшие излишнего
любопытства с его стороны. Когда он открыл глаза, Света безмятежно дрыхла.
Он не стал ее будить, в темпе принял контрастный душ, потом холодный, оделся
и отправился к Кацубе за инструкциями.
Коридоры и при дневном свете оставались сырыми, темноватыми, вымершими.
Из буфета, правда, доносилось позвякиванье посуды. Мазур постучал в дверь,
раздалось расслабленно-страдальческое:
- Войдите...
Сюрприз... У стола, лицом к двери, сидела совершенно Мазуру незнакомая
рыжеволосая красавица в синем джинсовом костюме и клетчатой рубашке,
преспокойно пускала дым, положив ногу на ногу с таким видом, словно она
здесь обитает от начала времен.
Мазур затоптался у двери, подумав, что помешал какому-то мимолетному
эпизоду тайной войны. Однако Кацуба махнул рукой:
- Проходи, Володя, проходи... Знакомься. У тебя там пива не осталось?
- Увы,- пожал Мазур плечами.
- Не везет, так не везет...- страдальчески сморщился Кацуба.
Выглядел он именно так, как и пристало пьющему доценту после вчерашнего
застолья с излишествами и непотребствами - смурной, растрепанный,
пришибленный похмельем. На столе царил такой бардак, что Мазуру стало
неудобно перед очаровательной незнакомкой. Она, впрочем, курила с
безразличным видом, словно видывала и не такие виды.
- Это вот и есть Володя Микушевич, наш главный специалист по
погружениям,- сказал Кацуба, весьма натурально содрогаясь в похмельных
корчах.- А это - Дарья Андреевна Шевчук...
Мазур украдкой присмотрелся и понял, что не ошибся - ее синяя курточка
чуть съехала с плеча, и на бело-красной рубашке явственно выделялась
темно-коричневая полоска, ремешок наплечной кобуры...
- Дарья Андреевна, знаешь ли,- зам-начальника шантарского уголовного
розыска,- сказал Кацуба, обеими пятернями скребя растрепанную жиденькую
бородку.- А вот так сразу ни за что и не подумаешь...
Рыжая смотрела на него дружелюбно и, можно выразиться, благостно. Мазур
поклонился ей, украдкой застегнул пуговицу на джинсах и сел.
- Значит, мы договорились? - спросила рыжая спокойно.
- Ага,- сказал Кацуба.- Мы люди законопослушные и с органами всегда
готовы сотрудничать, ежели возникает производственная необходимость... Вас
на море не укачивает?
- Не знаю, честно говоря,- ответила она невозмутимо-- Так уж вышло, что
на море не приходилось бывать, ни на теплом, ни на холодном...
- Ничего,- утешил Кацуба.- Адмирала Нельсона, по слухам, вовсю укачивало.
Тазик ему возле грот-мачты ставили. А может, возле бизань-мачты - история о
сем умалчивает. В крайнем случае, можно и за борт травить...
- Учту.- Она поднялась, кивнула обоим.- Значит, вы мне будете звонить...
Всего наилучшего, не смею задерживать. Там в буфете пива, кстати, сколько
угодно...
У Мазура осталось впечатление, что безобидный вроде бы обмен вежливыми
репликами был не лишен подтекста. Едва рыжая незнакомка удалилась, он
вопросительно уставился на Кацубу, а тот проворно встал, сунул в кроссовки
босые ноги:
- Вова, пойдем-ка пивком затаримся, пока клапана не сгорели...
Однако, оказавшись в коридоре, он свернул не к буфету, а в
противоположную сторону - к торцу коридора, к высоченному окну,
располагавшемуся на приличном отдалении от их номеров. Несколько квадратиков
в массивной темной раме зияли пустотой, и в них с улицы прорывался холодный
ветерок.
- Интересные дела,- тихонько сказал Кацуба, пуская дым в ближайшую
дырочку.- Только нам Рыжей Дашки и не хватало...
- Она что, я так понял, набивается на судно?
- Совершенно недвусмысленно,- кивнул Кацуба.- Заявилась поутру, как та
Афродита из пены морской. Это, геноссе Вова, была столь потрясающая немая
сцена...
- Ты что, из ванны голяком выходил?
- Если бы...- фыркнул Кацуба.- Юмор и сюрреализм в том, дружище
Микушевич, что мы с ней друг друга прекрасно знаем по Шантарску. Лучше
некуда. Я имею в виду, отлично знаем, кто где пашет. Дашка, конечно, твердый
профессионал, уважаю, но в первый миг, когда она узрела "доцента Проценко",
личико у нее было достойно кисти живописца...
- А ты?
- А что - я? Я ей общеупотребительными жестами дал понять, что при нашей
беседе будут присутствовать посторонние слушатели. Поняла, конечно, с маху.
И как ни в чем не бывало стала домогаться от питерского гостя, чтобы мы ее
взяли в рейс. По служебной необходимости. Пришлось согласиться. А что еще
прикажешь делать мирному иногороднему ученому, отнюдь нерасположенному
ссориться с местными органами правопорядка?
- Значит, они тоже интересуются...
- Ценное наблюдение,- сказал Кацуба.- И, сдается мне, абсолютно точное.
Что-то есть в этой истории, интересное для них, эта кошка по пустякам не
работает.
- Может, они нас и слушают?
-Это вряд ли, как выражался классик,-сказал Кацуба.- Она понятия не
имела, что я - это я, ручаться можно. Зачем же им с ходу заниматься мирной
экспедицией? Хотя в данной ситуации все возможно. Самое пакостное положение
- начало операции, когда ничего толком не ясно... Ладно, пошли-ка, в рамках
нашей нехитрой легенды, пивком затариваться.
...Вскоре приехал Гоша Котельников. Предстояла небольшая экскурсия для
столичных гостей, каковые дисциплинированно и собрались в полном составе.
Шишкодремов привел с собой Сережу Пруткова, уже малость отпоенного с утра
пивком, а потому еще более вертлявого, чем в трезвом состоянии, зато
лишившегося под влиянием спиртного и подозрительности, и боевого настроя. Он
был тихонький, благостный, мотался на сиденье "уазика", как кукла,
бессмысленно ухмылялся и даже проявил некоторый визуальный интерес к
Светиным ножкам, скрещенным у него под носом. Судя по нескольким гримасам,
он лихорадочно пытался вспомнить, как ухаживают за женщинами, но так и не
вспомнил, похоже. Что до Светы, она держалась с Мазуром так, что всякому
постороннему наблюдателю должно было стать ясно, какие отношения связывают
эту парочку.
Сначала поехали к морю - оно, как и водится, простиралось серое,
морщинистое, холодное даже на вид.
- Безумству храбрых поем мы песню,- прокомментировала Света, закинув ноги
на Мазурову коленку.- Как подумаю, Вовка, что тебе туда лезть придется...
Ихтиандр бы с тоски повесился.
- Я бы его не осудил...- проворчал Мазур. Сережа Прутков, украдкой, как
ему казалось, созерцавший Светины ножки, открытые съехавшей юбкой на всю
длину, решился наконец, явно отыскав в памяти нечто подходящее к случаю:
- Света, и как вас только муж отпустил в такую глушь...
- Ау меня мужа нет,- безмятежно ответила она.- Одни любовники. Грустно,
правда? Хорошо хоть, трахают на совесть...
Шишкодремов гнусно заржал, как и полагалось его персонажу из комедии
масок. Зато Сережа покраснел под бороденкой и на время замолк.
Они ехали вдоль берега еще с километр, потом Гоша остановил машину:
- Достопримечательность номер один.
Это был просто-напросто здоровенный камень, на котором прикрепили
