голоса. Прочь, чтобы никогда, никогда больше не слышать его.
3
Домой! К маме! Так окончательно решила она, помотавшись несколько
дней по гостиничным номерам, где каждый шорох или поскрипывание заставляли
ее покрываться холодной испариной.
Мысль о встрече со Степаном Рудольфовичем - злым гением ее детства
теперь не только не пугала ее, а напротив - забавляла. Толстый похотливый
гопник. Уж теперь-то она сумеет заставить его уважать маму.
"А вообще-то, - думала она, пристегнувшись к сидению самолета и
ожидая взлетного шума в ушах, - вообще-то, сколько бы не выпало на мою
долю боли и разочарований, все-таки я, наверное, счастливая. Вряд ли хоть
один из моих бывших одноклассников пережил и сотую долю того, что пережила
я. Хорошего. Приключения, путешествия, маленькие веселые дебоши в
питерских кабачках, любовь... Любовь? Так долго сдерживаемые слезы
буквально брызнули из ее глаз. Седой мужчина лет сорока пяти, сидящий
напротив (через проход салона) и давно уже с интересом поглядывавший на
юное, но очень выразительное девичье лицо, увидев слезы, наклонился в ее
сторону и явно хотел что-то сказать, но Маша схватилась ладонями за виски,
делая вид, что именно взлет самолета, который как раз в этот момент
отрывался от земли - причина ее мук.
...И все-таки не домой отправилась она прежде всего, а к давней своей
подружке - Алке. Но перед тем, как двинуть в город, она решила наконец-то
переодеться. Прочь постылую "спецодежду"! Тут, в ее родном городке можно
не бояться, что кто-то увидит тряпки на невидимке. Только отчим, да
химичка; но вероятность встречи с последней - минимальна, а от отчима она
прятаться и не собирается. То есть тут она впервые в свое удовольствие
сможет пользоваться своими деньгами? Раньше она и не думала об этом,
прочно связывая свою жизнь с Питером. А ведь ей можно просто никогда не
появляться там, в любом же другом месте - она, самая, наверное, богатая
девушка в стране, - в полной безопасности.
Эх, знали бы грузчики бросая на багажный конвейер толстый и тяжелый
кожаный чемодан, что в нем! Но Маша не привыкла беспокоиться за
сохранность денег, ведь доставались они ей сравнительно легко. Если же в
полной мере принять во внимание величину суммы, то можно сказать, что
деньги достались ей даром.
Втиснув чемодан в автоматическую ячейку, она, оглядевшись по сторонам
и убедившись, что за ней никто не наблюдает, расстегнула одну застежку,
отогнула крышку и, вытащив из-под нее несколько пачек сторублевок (по 10
000 рублей в каждой), сунула их в сумку. И потом только, установив шифр,
захлопнула дверцу камеры.
В автобусе ее, неожиданно для нее самой, охватило лихорадочное
возбуждение: как-то встретят ее Алка, мама, старые знакомые, прежние
друзья? Изменились ли они? Изменилась ли она? Если да, то как, в какую
сторону?
В центре она зашла в коммерческий магазин "Фасон" (раньше на его
месте был обыкновенный хозяйственный), почти пустой по причине бешеных цен
и, под взглядами округлившихся глаз продавщиц купила: итальянское
велюровое вечернее платье салатно-бирюзового оттенка с золотой строчкой на
груди (ц. 4500 р); итальянские же туфельки на каблучке (не очень высоком,
научиться ходить на шпильках у нее еще никогда не было повода) очень
близкого к платью зеленоватого тона (ц. 950 р.); черную бархатную чешскую
сумочку, украшенную какими-то камешками (ц. 500 р.); часики (ц. 700 р.);
парфюмерный набор (ц. 400 р.); комплект нижнего белья (ц. 200 р.) и
флакончик французских духов (ц. 350 р.). "Боже мой, - думала она при этом,
- как же все это покупают обычные женщины?" Подумала, и купила еще один
флакончик - в подарок маме. И еще один - Алке.
Она переоделась тут же - за ширмой и пошла-было к выходу, но ее
окликнула продавщица - яркая женщина лет тридцати пяти:
- Девочка! Позволь дать тебе один совет.
- Слушаю вас.
- Во-первых, не мешало бы тебе привести в порядок свою голову. То,
что ты сейчас одела и то, что творится у тебя на голове - вещи
несовместимые. Во-вторых, не сутулься, держи голову выше, ты - красавица.
Вот и все.
- Спасибо. Почему вы так добры ко мне?
- Очень ты необычная покупательница. Да, вот еще что: этот жуткий
баул, - она показала рукой на сумку, в которую Маша сложила старую одежку,
- можешь пока оставить у меня.
Маша зашла обратно за ширму, переложила деньги в бархатную сумочку,
затем, еще раз поблагодарив продавщицу, обменялась с ней телефонами и,
отдав ей свое потрепанное барахло, отправилась в салон красоты.
...Знакомый подъезд, знакомая лестница с деревянными перилами,
знакомая дверь, знакомая кнопка звонка... Алка стояла на пороге точно
такая же, какой ее запомнила Маша. Ничего в ней не изменилось. Хотя нет.
Пожалуй, появилась в ее фигуре неяркая, но заметная женственность. Да,
пожалуй, она даже стала привлекательной. Это при том, что сейчас она - без
макияжа, в растянутом трико и полосатой футболке.
- Вам кого? - спросила она, во все глаза разглядывая молодую и
роскошную красотку на своем пороге.
- Простите, - затеяла игру Маша, - мне правильно сказали адрес, тут
ли живет девушка по имени Алла?
- Да, это я.
- Очень рада. Мне о вас рассказывали много хорошего.
- Кто, если не секрет?
- Помните ли вы девочку, которая до девятого класса училась с вами?
Ее звали - Маша.
- Ах, так это она вас прислала? - оживилась Алка и тут же прозрела: -
Машка, ты?!
Они обнимались, смеясь и, отступая на шаг, разглядывали друг друга...
Алка покачала головой:
- Елки! Какая ты!..
- И ты тоже стала симпатичной.
- "Тоже", - передразнила Алка, - от скромности ты не погибнешь. А
вообще-то, правильно: я всегда была пацанкой, пацанкой и осталась. Ну, где
ты, как ты? Где учишься или работаешь?
- А ты?
- Я - в политехе, на физмате, представляешь, занесло! А ты, небось, в
ЛГУ?
- Я - пока отдыхаю.
Возникшая после этих слов неловкая пауза затянулась, но Алка вовремя
нашлась:
- Да что мы тут в дверях стоим? Проходи.
Алка для приличия поотказывалась от подарочных духов, но конечно же
приняла их, и сейчас они обе умирали от удовольствия; Алка - разглядывая и
обнюхивая флакончик, Маша - наблюдая ее ребяческую радость.
- Знаешь, - призналась она, - а я ведь дома-то еще не была.
С трудом оторвав взгляд от подарка, Алка уставилась на Машу:
- Ты что, не с ними приехала?
- Нет. А почему...
- Да ведь они за тобой в Ленинград улетели!
- Куда?
- В Питер. В среду.
- Приплыли... - мрачно констатировала Маша. - Слушай, у меня даже
ключа от квартиры нет.
- Ну и ладно. У меня поживешь. Куда они денутся? Через пару дней
примчатся.
- Не уверена. Я же сто лет в Питере не была. Сейчас мама, небось,
всесоюзный розыск затевает, по моргам мечется.
- А где ты была?
- Та-ак, - протянула Маша вместо ответа. - Что делать-то?
- Телеграмму дай.
Маша на минуту задумалась, потом согласилась:
- Придется. Но ведь потом, когда они домой примчатся, начнется...
Отцу-то я записку оставила, что все в порядке, чтобы не искал, ему -
достаточно. А маме-то все объяснять придется.
- А что объяснять? Где ты была? Откуда у тебя все это? - она сделала
неопределенный жест рукой.
- Ой, ну ты-то хоть не приставай, ладно? Я все тебе расскажу, только
потом. А сейчас я хочу умыться, хочу есть, хочу отдохнуть и так далее.
- Правда, дура же я! - встрепенулась Алка, - ты же с дороги. Иди в
ванную, а я пока на кухне сварганю что-нибудь. А вообще-то, она взглянула
на часы, - сейчас мама с Никитой придет, она нас и покормит.
...Когда Маша проснулась, было уже девять вечера. Алкина мама снова
хлопотала на кухне; в комнате стоял полумрак; за окном шелестели тополя.
"Как здесь хорошо, - подумала Маша, - даже не ожидала, что могу так
соскучиться по своему городишке..."
В дверь заглянула Алка и, увидев, что глаза Маши открыты, обрадованно
воскликнула:
- Ну, слава Богу, проснулась! А я уже думала, будить придется.
Вставай бегом, умывайся и одевайся. Мы идем к моим в общагу.
- Куда?
- В общежитие, к моим одногруппникам.
- Зачем?
- Пьянствовать. У мальчика одного день рождения.
- А как на меня смотреть будут, я же чужая?..
- "Чужая", ну ты скажешь. Да у нас в группе одни мужики. Для них -
симпатичную девчонку привести в компанию - лучший подарок.
И действительно, Алкины одногруппники выказывали Маше такую бездну
внимания, что она очень скоро стала чувствовать себя, как рыба в воде.
Правда, где-то в глубине души по своему житейскому опыту она ощущала себя
много старше всех этих ребят - своих одногодок, но все-равно ей было
приятно. Пили коньяк, водку и какой-то плохонький портвейн. Закусывали
каким-то странным салатом и консервами. Гремела музыка. После часа
брожения, смены кавалеров и собеседников, ситуация стабилизировалась: от
Маши уже не отходил плечистый светловолосый юноша по имени Сережа,
почувствовавший ее к себе особую благосклонность. Он действительно
понравился ей. Не настолько, конечно, как казалось ему, но все же, когда
он, танцуя, нагло и одновременно застенчиво попытался ее поцеловать, она
не отстранилась, только перед глазами ее при этом стояло совсем другое
лицо.
Пить таким образом - по-студенчески - большими дозами, мешая напитки
и практически без закуски, Маша привычки не имела. Отчего и напилась в
зюзю. Проснувшись среди ночи в Алкиной постели, томясь от подступавшей к
горлу дурноты, она тщетно пыталась вспомнить, что же было потом. Помнила
только, как Алка и Сережа, поддерживая с двух сторон, усаживали ее в
такси. Помнила какие-то разговоры по поводу того, что кончается
спиртное... Но потом оно откуда-то появилось.
4
- А теперь выкладывай все, - потребовала Алка, сев на стул перед
кроватью.
- Что все? - лежа в постели, жалобно спросила Маша, мучимая
абстинентным синдромом.
- Все, Мария, все, - продолжала наседать подруга, нахохлившись, как
воробей. - И где ты была, если не в Питере, и чем занималась, и, главное,
откуда у тебя деньги? Ты хоть помнишь, что ты отчебучила вчера?
- Нет. А что я отчебучила?
- Когда стало нечего пить, парни решили скинуться и съездить на
вокзал, там у таксистов можно взять водку по тридцатнику. Стали собирать
деньги - выворачивать карманы, у кого пятерка, у кого рубль, у кого -
четвертак. И тут ты... - Она прервалась, - Ну что, вспомнила?
- Рассказывай, рассказывай, ничего я не помню, - нетерпеливо
попросила Маша, - хотя что-то она вспомнила: какое-то щемящее чувство
жалости и братства, и желание осчастливить...
- И тут ты начинаешь реветь так, что краска поплыла по всему лицу и
говорить: "Ребята, да какие же вы хорошие, как я всех вас люблю. Но как вы
живете? У вас ведь совсем нет денег! Сейчас, сейчас..." И, открыв эту свою
сумочку, начинаешь обходить всю нашу толпу и раздавать деньги - кому
тысячу, кому две, а кому и пять досталось. И ревешь при этом, как белуга.
Маша представила себе эту безобразную сцену и отвернулась носом к
стене.
- А они? - спросила она в подушку.
- А они смотрят на деньги, ничего понять не могут. То ли протрезвели,
то ли что, но веселье как-то притухло. Ну, тут я ввязалась, говорю,
ребята, у Маши большое горе, у нее умер близкий человек. А это - она
только что получила наследство. А ты уже спала, тебя уже положили...
