Клавдией Марковной, ставила Клавдия Марковна лампочку свою не на стол, а
на подоконник. И сидела тетя Тоня в странном слабом полусвете, доходив-
шем из дома во внутренность ее ледяной избы, заставленной обломками ста-
рой мебели, заваленной черепками битой посуды, загроможденной рухнувшим
набок фортепиано. Такая ледяная была эта изба, что куры, на заботы о ко-
торых направлены были все силы тети Тони, отмораживали себе лапы, ночуя
на этих черепках и обломках...
А теперь уже и совсем пуста суходольская усадьба. Умерли все помяну-
тые в этой летописи, все соседи, все сверстники их. И порою думаешь: да
полно, жили ли и на свете-то они?
Только на погостах чувствуешь, что было так; чувствуешь даже жуткую
близость к ним. Но и для этого надо сделать усилие, посидеть, подумать
над родной могилой, - если только найдешь ее. Стыдно сказать, а нельзя
скрыть: могил дедушки, бабушки, Петра Петровича мы не знаем. Знаем
только то, что место их - возле алтаря старенькой церкви в селе Черкизо-
ве. Зимой туда не проберешься: там по пояс сугробы, из которых торчат
редкие кресты и верхушки голых кустов, прутья. В летний день проедешь по
жаркой, тихой и пустой деревенской улице, привяжешь лошадь у церковной
ограды, за которой темно-зеленой стеной стоят, пекутся в зное елки. За
откинутой калиткой, за белой церковью с ржавым куполом - целая роща не-
высоких ветвистых вязов, ясени, лимов, всюду тень и прохлада. Долго бро-
дишь по кустам, буграм и ямам, покрытым тонкой кладбищенской травой, по
каменным плитам, почти ушедшим в землю, пористым от дождей, поросшим
черным рассыпчатым мохом... Вот два-три железных памятника. Но чьи они?
Так зелено-золотисты стали они, что уже не прочесть надписей на них. Под
какими же буграми кости бабушки, дедушки? А бог ведает! Знаешь только
одно: вот где-то здесь, близко. И сидишь, думаешь, силясь представить
себе всеми забытых Хрущевых. И то бесконечно далеким, то таким близким
начинает казаться их время. Тогда говоришь себе:
- Это не трудно, не трудно вообразить. Только надо помнить, что вот
этот покосившийся золоченый крест в синем летнем небе и при них был тот
же... что так же желтела, зрела рожь в полях, пустых и знойных, а здесь
была тень, прохлада, кусты... и в кустах этих так же бродила, паслась
вот такая же, как эта, старая белая кляча с облезлой зеленоватой холкой
и розовыми разбитыми копытами.
Васильевское. 1911
1 "Ворон, взобравшись на дерево" (франц.).
