твои дети? -- У тебя родились наши дети, -- уточнил археолог. -- Но разве
это не грозит большими неприятностями?
-- Ой, не говори! Об этом даже страшно подумать! -- Именно из-за этого
ты ощипал тело профессора Гальени?
Археолог вздрогнул, как ударенный током. -- Ты знаешь об этом?
-- Боюсь, что об этом завтра узнают все. Ты, как всегда, неаккуратен.
-- Но что я сделал не так?
-- Ты не смог изменить свой голос, ты оставил на мешке отпечатки
пальцев... тебя видели, наконец, когда ты подвозил мешок к заднему ходу
магазина. -- Кора лгала, полагая, что хоть в чем-то она попадет в цель. А
Орсекки был в таком состоянии, что не мог сопротивляться... -- О ужас! --
прошептал он. -- Я попался...
-- Ты так надеялся, что никто не вспомнит в комиссии, какого цвета было
оперение профессора?
-- Это было наивно, -- сказал петушок. -- Но я находился в таком
нервном состоянии, что не смог придумать ничего лучше. Я выкрал тело
профессора, ощипал его и спрятал в болоте. А перья решил спрятать в подушках
магазина...
-- И все неаккуратно, непрофессионально, -- презрительно произнесла
Кора. -- Лучше бы и не начинал. Ну какой из тебя преступник! А куда дел его
фотографию?
-- Я ее закопал. Он же на ней весь белый! Я не гожусь даже для этого...
-- К тому же я считаю, что ощипать и выкинуть своего учителя,
знаменитого профессора -- акт чудовищного цинизма, -- сказала Кора.
-- Я его ненавидел! -- громко заявил петушок. -- Я его ненавидел за то,
что он купил тебя, несмышленыша, студентку, затащил, как паук, в свою
спальню! Он не имел права владеть тобою! Он не имел права жить! И я должен
признаться тебе, любимая, что, ощипывая этого старого развратника, я
испытывал наслаждение -- наслаждение мстителя!
-- А когда ты его убивал, то тоже испытывал наслаждение? -- спросила
Кора в том же тоне, надеясь, что он сразу признается.
-- Я его не убивал, -- просто ответил археолог. -- Ну, ну, -- мягко
укорила его Кора. -- Ты же во всем уже сознался. Осталось совсем немного. Ты
только расскажи мне, как ты подкрался к профессору и с наслаждением вонзил
ему в шею нож. -- С наслаждением? -- С таким же, как ощипывал его. -- Нет!
Нет, только не это! Я ощипывал его мертвого, это совсем другое. Но убить его
я не смог. Я пытался... и хотел, ты же знаешь! Когда я узнал, что ты
беременна от меня, когда я понял, что вылупятся цыплята наших с тобой
цветов, я понял, что придется от него избавиться... -- Иначе тебя выгонят с
работы. -- И не только это! Я стану отверженным... -- А, ты понял, взял нож
и пошел за профессором! -- О нет! Не надо! -- археолог бросился бежать от
Коры. -- Я не могу смотреть тебе в глаза!
-- Нет, ты признайся! -- кричала, догоняя его, Кора. -- Ты это сделал?
-- Если ты... если ты, любимая... -- тут он сильно взмахнул крыльями и
неожиданно для Коры, а возможно, для себя самого, взмыл в небо.
Он летел вдаль над пропастью, над рекой, и до Коры донесся его
прощальный крик:
-- Если ты так считаешь, то я согласен! Я убил профессора! Я убил
его!.. убииииииииил... -- Убиииил! -- подхватило эхо. -- Убил, оказывается,
-- сказал мальчик Хосе-джуниор, который никуда не убегал, а стоял
неподалеку, держа в руках два вытащенных из Орсекки пера, два золотых пера,
каждое размером с мальчика.
-- А ты что здесь делаешь? -- грозно спросила Кора. Этот свидетель ей
был не нужен. Еще пойдут сплетни...
-- Не бойся, тетя Кура, -- сказал мальчишка, который был очень
сообразительным. -- Я никому не скажу. Рано еще, да? -- Рано, -- сказала
Кора.
-- Но когда нужно, ты меня позови, я, где надо, выступлю свидетелем.
Собственными ушами слышал, как этот чайник сознался.
-- Хорошо, -- сказала Кора. Ей было ужасно жаль молодого археолога. До
слез жаль. Преступление страсти -- все равно преступление. И, без сомнения,
на родной планете его ждет горькая судьба... если не гибель. И зачем только
я избрала такую жестокую профессию? Кто дал мне право решать, жить или не
жить этим существам, которые полюбили друг друга... Но Кора преодолела
минуту слабости. Она вспомнила, что ради собственного счастья совсем не
обязательно убивать старого мужа своей любовницы.
-- Ничего, -- сказала Кора вслух. -- Справедливость должна
восторжествовать.
-- Справедливость? -- спросил Хосе-джуниор. -- Где вы ее видели, тетя?
-- Но ведь мы с тобой хотим ее торжества? -- Разве? -- удивился мальчик. --
А я думал, что не хотим. -- Как так?
-- А я видел, -- сказал мальчик, глядя в землю. -- Я видел, как этого
профессора кокнули. Я же всегда возле раскопок ошиваюсь.
-- Погоди! -- попыталась остановить мальчика Кора. Но тот припустил к
городу. За ним струились золотые перья из хвоста убийцы.
Ну вот, рассуждала Кора, шагая по центральной улице городка и
автоматически раскланиваясь с прохожими, ну вот мы и завершили дело.
Оказалось, что это не преступление ради корысти, а преступление ради любви.
И чего мы добились?
Мы добились того, что отныне в мире на трех сирот стало больше. Ведь
совсем не обязательно новая обитательница тела их мамы, если такая найдется,
а тело не разберут на детали, будет с ними так же нежна и заботлива, как
совсем чужая земная женщина Кора Орват.
Первые снежинки кружились в воздухе. Еще неделя-вторая, и снег пойдет
пеленой и затянет раскопки, город и всю планету. То-то будет нелегко
комиссии с Ксеро.
Кору начала грызть тревога -- ей стало страшно за детей. Бывает же
материнское, ничем не обоснованное предчувствие... Нет, больше она здесь
быть не могла.
Она побежала по улице, размахивая крыльями... Навстречу ей мчался
Орсекки. Орсекки тащил колоссальных размеров узел из нескольких простыней.
За Орсекки неслись, обгоняя друг дружку, местный врач и шесть или семь
медицинских сестер. -- Стой! -- закричала Кора. -- Это мои дети! -- завопил
в ответ совершенно рехнувшийся археолог.
Кора уже знала, что сейчас произойдет! Куры учатся летать!
Разбегаясь все более, Орсекки начал бить крыльями по воздуху, оторвался
от земли и даже смог набрать некоторую высоту. Ни одного вертолета рядом не
было. Коре пришлось самой стать истребителем-перехватчиком.
Она поднялась в воздухи вскоре настигла Орсекки, который держал курс к
горам. -- Ты что делаешь? -- спросила она на лету. -- Тебя не касается, --
ответил он. Говорить Орсекки было трудно, потому что он держал тюк в клюве.
-- А что ты тащишь? -- спросила Кора. -- Тебя не касается.
-- Если это дети, то ты подвергаешь их страшному риску!
-- Меня все предали! -- сообщил Орсекки. -- И что ты намереваешься
делать? Тюк затрепетал в клюве, норовя вырваться. Никаких сомнений не
оставалось: преступник похитил своих детей и готов их погубить, только не
отдать в чужие руки. -- Я их сам воспитаю, -- невнятно ответил Орсекки. --
На морозе? В горах?
Орсекки выбился из сил... Он судорожно колотил крыльями по воздуху, но
они уже не хотели его держать -- с каждым метром он терял высоту. Кора
летела рядом, стараясь придержать клювом тюк, -- она боялась, что тюк
выпадет и дети разобьются о камни внизу.
Но каким-то отчаянным усилием Орсекки удержал тюк, и они вместе
опустились в лощину между скал -- не очень далеко от города, но невидимые
оттуда.
Орсекки упал на спину и хватал воздух широко раскрытым клювом. Из его
горла вырывался хрип.
Кора сразу же развязала тюк, и перепуганные цыплята забились под ее
бок, спасаясь от холода и страха. Как жаль, что птицы не выкармливают детей
грудью, пожалела Кора. Я бы сейчас покормила и успокоила их.
-- Все это глупо, -- сказала Кора. -- Ты только погубил бы детей.
-- Но я не могу так больше жить... я не могу. -- Не надо было убивать
профессора Гальени, -- сердито сказала Кора.
Орсекки приподнял голову. Он смотрел на Кору отчаянным взглядом.
-- Клянусь тебе здоровьем наших детей, -- воскликнул он. -- Клянусь
всем святым! Я не убивал профессора!
-- Ах, оставь, -- сказала Кора. -- Завтра ты скажешь, что не уносил на
верную гибель своих цыплят. -- Я не хочу жить... -- Теперь это самое легкое.
-- Ты мне не веришь или не хочешь верить? -- Ты единственный, кто хотел
убить профессора... Ведь ты хотел? -- Хотел.
-- И единственный, кто имел к тому возможность. Имел? -- Имел. Но не
убивал! -- Может, ты даже знаешь, кто убил? Последовала длинная тягучая
зловещая пауза. -- Ну, говори же! Мне надо нести детей обратно. -- Знаю, --
сказал археолог и заплакал. Таким Кора его и оставила. Она загнала детей в
тюк и с невероятным трудом донесла его до города.
На окраине она не выдержала и буквально рухнула у крайнего дома. Ее
страшно беспокоило здоровье малышей. Как бы сиротинушки, кровинушки ее не
схватили простуду!
Цыплятки выползли из тюка. Они тоже настрадались и потому были
непривычно тихи и малоподвижны. Вот Чук и Гек с золотыми и черными перьями,
а вот пеструшка Мила...
Как она их всех любит... Ради них она готова на все. Такова доля
женщины... ради любимых пойти на все. По улице несся Хосе-джуниор. -- Тетя
Кура! -- закричал он. -- Что случилось? Все бегают, по телефонам звонят.
Говорят, ваших детей украли, а то и вас убили. -- Ничего, обойдусь.
Цыплята при виде Хосе оживились и потянулись к нему. Они еще не видели
таких маленьких людей, и Хосе им понравился. Они тоже понравились мальчику.
-- Во, никогда не думал, что цыплята такие бывают, -- сказал он. Потом
пригляделся к Чуку, который пытался склюнуть с его куртки яркий значок, и
произнес: -- Ну точно ихний папаша! -- Ты и это знаешь? -- удивилась Кора.
-- Угу, -- сказал парнишка и побежал по улице, Чук за ним.
Они бежали по кругу. Потом за ними побежал и Гек. Только Мила осталась
возле матери.
Кора понимала, что Орсекки не лгал. Он не убивал профессора.
Или ему кажется, что он не убивал профессора. Да, он в истерике, он
почти лишился рассудка -- но не от страха, а от обиды...
-- Стой! -- закричала Кора громко. Так, что мальчик и цыплята замерли.
-- Стой, Хосе! Ты же сказал мне, что видел, кто убил профессора? -- Конечно,
видел, -- ответил мальчик. -- Так чего же ты скрывал правду? -- А кто меня
спрашивал? Сам я в куриные дела не лезу. И папаша мой меня учил: если у
соседей проблемы, пускай они их и решают -- у нас своих проблем хватает,
правда, тетя Кура? -- Так расскажи мне, как он его убил. -- Кто убил?
-- Расскажи мне, как археолог Орсекки убил нашего профессора. -- А при
чем тут Орсекки? -- Ну он же убил профессора! Он в этом сознался. --
Сознался, сознался, а что ему оставалось делать? Мальчик подошел к Коре,
обнимая за шею цыпленка. Цыпленок вырывался, но не сильно. -- Не говори
загадками! -- закричала Кора. В тот момент она уже поняла, кто убил
профессора -- кто имел и основания, и желание, и даже необходимость убить
профессора. Но решение было столь необычно для Коры как для инспектора
ИнтерГпола, что она никак не могла к нему прийти. -- Так вы же знаете, --
сказал мальчик. -- Потому и прошу тебя сказать, что знаю, -- сказала Кора.
-- Мне нужно твое независимое мнение. -- Ну вы, тетенька, и убили, -- сказал
мальчик. -- Правильно, -- согласилась Кора. И бессильно опустилась на
холодную землю.
Кора привела в больницу малышей, включила электрокамин, накормила,
напоила, уложила спать свой детский сад. Тем временем местный доктор с
помощью шахтеров отыскал в горах замерзшего и обессилевшего Орсекки.
Его тоже привели в палату, кормили, согревали, утешали.
