тигр перед прыжком.
- Это правда, Елена, - сказал Алмаз.
В комнате произошло какое-то движение, шорох...
И Савич влетел в комнату.
Он увидел, что Елена стоит, прижавшись к Алмазу, почти пропав в его
громадных руках. И даже не вырывается.
- Прекратите! - закричал Савич. И голос его сорвался. Он закашлялся.
Елена сняла с плеч руки Алмаза, тот обернулся удивленно.
- Никита, - сказала Елена. - Что с тобой?
- Ты изменила! - сказал Никита. - Ты изменила нашим словам и клятвам.
Тебе нет прощения.
- Клятвам сорокалетней давности? От которых ты сам отказался?
- Я ради тебя пошел на все! Буквально на все! Я не позволю этому
случиться. Приезжает неизвестный авантюрист и тут же толкает тебя к
сожительству.
- Ну зачем ты так, аптека, - сказал Алмаз. - Я замуж зову, а не к
сожительству.
- Будьте вы прокляты! - с этим криком Савич выбежал из комнаты и
кинулся на двор.
Он должен был что-то немедленно сделать. Убить этого негодяя,
взорвать дом, может, даже покончить с собой. Весь стыд, вся растерянность
прошедших часов слились в этой вспышке гнева.
- Ты что, Никита? - спросил Грубин, разводивший в машине пары. -
Какая муха тебя укусила?
- Они! - Савич наконец-то отыскал человека, который его выслушает. -
Они за моей спиной вступили в сговор!
- Кто вступил?
- Елена мне изменяет с Алмазом. Он зовет ее в Сибирь! Это выше моих
сил.
- А ты, что, с Еленой хотел в Сибирь ехать? - не понял Грубин.
- Я ради нее пошел на все! Чтобы исправить прошлое! Ты понимаешь?
- Ничего не понимаю, - сказал Грубин. - А как же Ванда Казимировна?
- Кто?
- Жена твоя, Ванда.
- А она тут при чем? - возмутился Савич.
Взгляд его упал на открытый ящик с пистолетами. И его осенила мысль.
- Только кровью, - сказал он тихо.
- Савич, успокойся, - сказал Грубин. - Ты не волнуйся.
Но Савич уже достал из машины ящик и прижал его к груди.
- Нас рассудит пуля, - сказал он.
- Положи на место! - крикнул Грубин.
В этот момент из дома вышел Алмаз. За ним Елена. Неожиданное бегство
Савича их встревожило. Никита увидел Алмаза и быстро пошел к нему, держа
ящик с пистолетами на вытянутых руках.
- Один из нас должен погибнуть, - сообщил он Алмазу.
- Стреляться, что ли, вздумал? - спросил Алмаз.
- Вот именно, - сказал Савич.
- Не сходи с ума, Никита, - сказала Елена учительским голосом.
- Ой, как интересно! - как назло, во двор выбежала Милица с Шурочкой.
- Настоящая дуэль. Господа, я буду вашим секундантом.
Она подбежала к Савичу, вынула один из пистолетов и протянула его
Алмазу.
- Они же убьют друг друга! - испугалась Шурочка.
- Не бойся, - засмеялась Милица, - пистолетам по сто лет. Они не
заряжены.
- Ну что, трепещешь? - спросил Савич.
- Чего трепетать. - Алмаз взял пистолет. - Если хочешь в игрушки
играть, я не возражаю. Давненько я на дуэли не дрался.
- Вы дрались на дуэли? - спросила Елена.
- Из-за женщины - в первый раз.
Милица развела дуэлянтов в концы двора и вынула белый платочек.
- Когда я махну, стреляйте, - сказала она.
- Это глупо, - сказала Елена Алмазу. - Это мальчишество.
- Он не отвяжется, - ответил Алмаз тихо.
Савич сжимал округлую, хищную рукоять пистолета. Все было кончено.
Черная речка, снег, секунданты в черных плащах...
- Ну господа, господа, не отвлекайтесь, - сказала Милица и махнула
платком.
Алмаз поднял руку и нажал курок, держа пистолет дулом к небу - не
хотел рисковать. Курок сухо щелкнул.
- Ну вот, что я говорила! - воскликнула Милица. - Никто не пострадал.
- Мой выстрел, - напряженно произнес Савич. Он целился, и рука его
мелко дрожала. Нажать на курок было трудно, курок не поддавался.
Наконец Савич справился с упрямым курком. Тот поддался под пальцем, и
раздался оглушительный выстрел. Пистолет дернулся в руке так, словно хотел
вырваться. И серый дым на мгновение закрыл от Савича его врага.
И Савичу стало плохо. Весь мир закружился перед его глазами.
Поехал в сторону дом, трава медленно двинулась навстречу... Савич
упал во весь рост. Пистолет отлетел на несколько шагов в сторону.
Алмаз стоял, как прежде, не скрывая удивления.
- Надо же так, - сказал он. - Сто лет пуля пролежала...
Елена кинулась к нему.
- Антон Павлович Чехов говорил мне, - сказала Милица, вытирая лоб
белым платочком, - что если в первом действии на стене висит ружье...
Но договорить она не успела, потому что во двор вбежала Ванда и
увидев, что Савич лежит на земле, быстрее всех успела к нему, подняла его
голову, положила себе на колени и принялась баюкать мужа, как маленького,
повторяя:
- Что же они с тобой сделали? Мы их накажем, мы на них управу
найдем...
Савич открыл глаза. Ему было стыдно. Он сказал:
- Я не хотел, Вандочка.
- Я знаю, лежи...
И тут появилась еще одна пара.
Ксения тяжело вошла в ворота, неся на руках Корнелия Удалова.
- Что же это получается? - спросила она. - Где это видано?
Удалов тихо хныкал.
- Помирились? - спросил Грубин.
- По детям стреляют. Куда это годится? - сказала Ксения. - Глядите.
Отсюда пуля прилетела. Штаны разорваны. На теле ранение.
Все сбежались к Удалову. Штаны в самом деле были разорваны, и на теле
был небольшой синяк.
Ксения поставила Удалова на траву и принялась всем показывать круглую
пулю, которая ударилась в Удалова на излете.
- Ну и невезучий ты у нас, - сказал Грубин.
Удалов отошел в сторону, а Ксения, отбросив пулю, вспомнила, зачем
пришла.
- Кто у вас главный? - спросила она.
- Можно меня считать главным, - сказал Алмаз.
- Так вот, гражданин, - сказала Ксения. - Берите нас в Москву. Чтобы
от молодости вылечили. Была я замужней женщиной, а вы меня сделали
матерью-одиночкой с двумя детьми. С этим надо кончать.
35
Шурочка и Стендаль проводили машину до ворот. Они бы поехали дальше,
но машина была так перегружена, что Грубин боялся, она не доедет до
станции. И без того помимо помолодевших в ней поместились два новичка -
Ксения и Степан Степанович, люди крупные, грузные.
Грубин вел автомобиль осторожно, медленно, так что мальчишки, которые
бежали рядом, смогли сопровождать его до самой окраины. Люди на улицах
смотрели на машину с улыбками, считали, что снимается кино, и даже
узнавали в своих бывших горожанах известных киноартистов. Машину увидел из
своего окна и редактор Малюжкин. Он узнал среди пассажиров Милицу и
Степанова, открыл окно и крикнул Степанову, чтобы тот возвращался на
работу.
- Считайте меня в командировке, - ответил Степанов.
Малюжкин обиделся на сотрудника и захлопнул окно. Его никто не
понимал.
Уже начало темнеть, когда машина въехала в лес. Разговаривали мало,
все устали и не выспались. Удалов задремал на коленях у жены.
Легкий туман поднялся с земли и светлыми полосами переползал дорогу.
Фары в машине оказались слабыми, они не могли пронзить туман и лишь
высвечивали на нем золотистые пятна. Уютно пыхтел паровой котел и дым из
трубы тянулся за машиной, смешиваясь с туманом.
Лес был тих и загадочен. Даже птицы молчали.
И вдруг сверху, из-за вершин елей, на землю опустился зеленый луч. Он
был ярок и тревожен. В том месте, где он ушел в туман, возникло зеленое
сияние.
- Стой, - сказал Алмаз.
Грубин затормозил.
- Чего встали? - спросила Ванда. - Уже сломалась?
Но тут и она увидела зеленое сияние и осеклась.
В центре сияния материализовалось нечто темное, продолговатое, словно
веретено. Веретено крутилось, замедляя вращение, пока не превратилось в
существо, схожее с человеком, хрупкое, тонкое, одетое в неземную одежду.
Существо подняло руку, как бы призывая к молчанию, и начало говорить,
причем не видно было, чтобы у существа двигались губы. Тем не менее каждое
его слово явственно доносилось до всех пассажиров автомобиля.
- Алмаз, ты узнаешь меня? - спросило существо.
- Здравствуй, пришелец, - сказал Алмаз. - Вот мы и встретились.
- Я бы не хотел с тобой встречаться, - сказал пришелец.
Ксения привстала на сиденье и, не выпуская из рук Удалова, обратилась
к пришельцу:
- Мужчина, - сказала она, - отойдите с дороги. Мы спешим, нам вот в
Москву надо, от молодости лечиться.
- Знаю, - сказал пришелец. - Молчи, женщина.
И в голосе его была такая власть, что даже Ксения, которая мало кому
подчинялась, замолчала.
- Ты нарушил соглашение, - сказал пришелец, обращаясь к Алмазу. - Ты
помнишь условие?
- Помню, - сказал Алмаз. - Я хотел жить. И пожалел этих людей. Они
были немолоды, и им грозила смерть.
- Когда ты поделился средством с Милицей, - сказал пришелец, - я не
стал принимать мер. Но сегодня ты открыл тайну многим. И вынудил меня
отнять у тебя дар.
- Я понимаю, - сказал Алмаз. - Но прошу тебя о милости. Погляди на
Милицу, она молода и прекрасна. И если ты лишишь ее молодости, она завтра
умрет. Погляди на Елену, - мы с ней хотели счастья. Погляди на Грубина, он
же может стать ученым...
- Хватит, - сказал пришелец. - Ты зря стараешься вызвать во мне
жалость. Я справедлив. Я дал тебе дар, чтобы ты пользовался им один. Земле
еще рано знать о бессмертии. Земля еще не готова к этому. Люди сами должны
дойти до такого открытия.
- Не о себе прошу... - начал было Алмаз, вылезая из машины и делая
шаг к пришельцу.
Но тот не слушал. Он развел в стороны руки, в которых заблестели
какие-то шарики, и от них во все стороны побежали молниевые дорожки. В
воздухе запахло грозой, и зеленый туман, заклубившись, поднявшись до
вершин деревьев, окутал машину и Алмаза, замершего перед ней.
Грубин, уже догадавшись, что произошло, успел лишь поднять глаза к
Милице, что стояла за его спиной, и встретить ее ясный взгляд, полный
смертельной тоски. И протянул к ней руку. А Алмаз, который хотел в этот
последний момент быть рядом с Еленой, сделать этого не успел, потому что
странная слабость овладела им и заставила опуститься на землю.
Было очень тихо.
Зеленый туман смешался с белым и уполз в лес.
Постепенно в сумерках голубым саркофагом вновь образовался
автомобиль, и в нем, склонившись друг к другу, сидели и лежали
бесчувственные люди.
- Как грустно быть справедливым, - произнес пришелец на своем языке,
подходя к машине.
Он увидел толстую пожилую женщину, Ксению Удалову, которая держала на
коленях курносого полного мужчину ее лет. Он вгляделся во властное и
резкое лицо другой немолодой женщины, Ванды Казимировны, которая даже в
беспамятстве крепко обнимала лысого рыхлого Савича... Степан Степаныч,
разумеется, не изменился. Он сидел на заднем сиденье, закрыв глаза и
прижимая к груди бесценный альбом с автографом Пушкина.
И вдруг пришелец ахнул.
Он протер глаза. Он им не поверил.
За рулем машины сидел, положив на него голову, курчавый юноша Саша
Грубин. И протянув к нему тонкую руку, легко дышала прекрасная персидская
княжна.
Взгляд пришельца метнулся дальше.
Елена Сергеевна была так же молода, как десять минут назад.
- Этого не может быть, - произнес пришелец. - Это невозможно.
- Возможно, - светил Алмаз, который первым пришел в себя и подошел
сзади. Он тоже был молод и уже весел. - Есть, видно, вещи, которые не
поддаются твоей инопланетной науке.
- Но почему? Как?
- Могу предположить, - сказал Алмаз. - Бывают люди, которым молодость
не нужна. Ни к чему она им, они уже с юных лет внутри состарились. И
