Она знала каждого из продавцов, кто замужем, а кто одинок, кто честен, а
кто требует надзора, кто работящ, а кто уклоняется от труда, у кого язва,
а у кого ребенок на пятидневке. И все эти люди, что вчера еще радостно или
боязливо раскланивались с Вандой, теперь скользили по ней равнодушными
взглядами как по обыкновенной покупательнице. Магазин ее предал!
Уходя из дома, когда там шел разговор со Степановым, Ванда сказала
мужу, что пойдет домой, соберется в дорогу. Савича она с собой звать не
стала, а он и не напрашивался. Ему сладко и горько было оставаться рядом с
Еленой. Ему казалось, что еще не все кончено, надо найти нужное слово и
сказать его в нужный момент. Ванда же, стремясь скорее в универмаг, была
убеждена, что ни нужного момента, ни нужного слова не будет. Так что
уходила почти спокойно. Цель ее была проста - зайти к себе в кабинет,
взять сберкнижку из сейфа, снять с нее деньги, чтобы в Москве не было
недостатка. И если будет возможность, оформить отпуск за свой счет.
Сложность и даже безнадежность ее положения стали очевидными только в
самом магазине. Когда оказалось, что ее не узнала ни одна живая душа. Это
было более чем обидно. Именно в этот момент в голове Ванды Казимировны
впервые прозвучала мысль, которая будет мучить ее в следующие часы: "И
зачем мне нужна эта молодость? Жили без нее".
Вопрос об отпуске за свой счет уже не стоял. Оставалось одно:
проникнуть в собственный кабинет и изъять сберегательную книжку.
Пришлось хитрить. Ванда смело зашла за прилавок галантерейного
отдела, и когда ее остановила Вера Пушкина, она сказала ей: "Я к Ванде
Казимировне". Мимо склада и женского туалета Ванда поднялась в коридорчик,
где были бухгалтерия и ее кабинет. К счастью, кабинет был пуст. И открыт.
Ванда быстро прошла в угол, за стол, вынула из сумочки ключи и в
волнении - ведь не каждый день приходится тайком вскрывать свой
собственный сейф - не сразу нашла нужный. И в тот момент, когда ключ
послушно повернулся в замке, Ванда услышала рядом голос:
- Ты что здесь делаешь?
Испуганно обернувшись, Ванда увидела, что над ней нависает громоздкое
тело Риммы Сарафановой - ее заместительницы.
- Сейф открыла, - глупо ответила Ванда.
- Вижу, что открыла, - сказала Римма, перекрывая телом пути
отступления. - Давай сюда ключи.
- Ты что, не узнала? - спросила Ванда, беря себя в руки.
- Кого же я должна узнать?
- Так я же Ванда, Ванда Казимировна. Твоя директорша.
- Ты Иван Грозный, - сказала Римма. - И еще Бриджит Бардо.
- Ну как же! - в отчаянии сопротивлялась Ванда. - Платье мое?
- Твое, - сказала Римма.
- И туфли мои?
Римма посмотрела вниз.
- Вроде твои.
- Кольцо мое? - она сунула под нос Римме руку. Кольцо еле держалось
на пальце.
- Кольцо ее, - сказала Римма. - Тебе велико.
- Я и есть Ванда. Глаза мои?
- Не скажу, - ответила Римма. - Я сейчас милицию вызову. Она и
разберется, чьи глаза.
- Римма, девочка, я же все про тебя знаю. И про Васю. И где ты дачу
строишь. Хочешь скажу, какие у тебя шторы в большой комнате?
- Ключи, - сказала железным голосом Римма.
Ванда была вынуждена сдать ключи. Но сама еще не сдалась.
- Омолаживалась я, - сказала она чуть не плача. - Опыт такой был. И
Никитушка мой омолодился. Со временем и тебе устроим.
Римма была в сомнении - уж очень ситуация была необычной. В самом
деде платье Вандино, и глаза вроде бы Вандины, а в остальном авантюристка.
Римма привыкла верить своим глазам, они ее еще никогда не обманывали. И
хоть эта девушка напоминала Ванду, Вандой она не была.
Ванда, в отчаянии подыскивала аргументы, хотела было показать
паспорт, но сообразила, что паспорт будет козырем против нее. Там есть год
рождения и фотокарточка, которая ничего общего с ней не имеет.
Тут ее осенила светлая мысль.
- Простите, Римма Ивановна, - сказала она. - Я вас обманула.
- И без тебя знаю, - сказала Римма.
- Я племянница Ванды Казимировны. Я из Вологды приехала.
- А Ванда где?
- А Ванда болеет. Грипп у нее.
- Дома лежит? - спросила Римма и потянулась к телефонной трубке.
- Нет, - быстро сказала Ванда. - Тетя в поликлинику пошла.
- В какую?
- В третью.
- К какому доктору?
- Семичастной.
- В какой кабинет?
- В шестой.
- А ты откуда знаешь кабинет, если из Вологды приехала?
Ванда поняла, что терпение Риммы истощилось. Никакой надежды получить
обратно ключи и сберкнижку нет. Оставалось одно - бежать.
- А вот и тетя! - закричала она, глядя поверх плеча Риммы.
Та непроизвольно оглянулась.
Ванда нырнула ей под руку и кинулась наружу.
Кубарем слетела по служебной лестнице во двор. Выбежала двором в
садик и спряталась за церковью Параскевы Пятницы. Только там отдышалась.
Все погибло. Даже домой опасно возвращаться. Римма может и милицию
вызвать, сказав, что какая-то авантюристка обокрала Ванду Казимировну,
сняла с нее кольцо и старалась вскрыть сейф. С Риммы станется. Хотя за что
Римму винить? Она же Вандины интересы охраняет.
Ванда Казимировна стояла в кустах, где недавно Удалов напал на своего
сына Максимку, и горько рыдала. Много лет так не рыдала.
- Господи, - повторяла она. - Зачем мне эта молодость? В свой кабинет
зайти нельзя! Подчиненные не узнают...
Она еще долго стояла там, тщетно придумывая, как ей перехитрить
Римму. Но ничего не придумала. И пошла дворами и переулками к Елене,
потому что вспомнила - Савич оставлен там без присмотра.
33
Солнце клонилось к закату, тени стали длиннее, под кустом сирени
собрались, как всегда, любители поиграть в домино.
Во двор вошел мальчик с книжкой "Серебряные коньки" в руке. Мальчик
был печален и даже испуган. Он нерешительно остановился посреди двора и
стал глядеть наверх, где были окна квартиры Удаловых.
В этот самый момент кто-то из играющих в домино спросил громко:
- Как там, Ксения? Не нашелся еще твой?
Из открытого окна на втором этаже женский голос произнес сурово и
холодно:
- Пусть только попробует явиться! За все ответит. Его ко мне с
милицией приведут. Лейтенант такой симпатичный, лично обещал.
- Ксения! Ксюша! - позвал Удалов, остановившись посреди двора.
Доминошники прервали стук. Из окна напротив женский голос помог
Удалову:
- Ксения, тебя мальчонка спрашивает. Может, новости какие?
- Ксения! - рявкнул один из игроков. - Выгляни в окошко.
- Ксюша, - мягко сказал Удалов, увидев в окне родное лицо. - Я
вернулся.
- Что тебе? - спросила Ксения взволнованно.
- Я вернулся, Ксения, - повторил Удалов. - Я к тебе совсем вернулся.
Ты меня пустишь?
Доминошники засмеялись.
- Ты от Корнелия? - спросила Ксения.
- Я от Корнелия, - сказал мальчик. - Я и есть Корнелий. Ты меня не
узнаешь?
- Он! - закричал другой мальчишеский голос. Это высунувшийся в окошко
Максимка, сын Удалова, узнал утреннего грабителя. - Он меня раздел! Мама,
зови милицию!
- Хулиганье! - сказала Ксения. - Сейчас я спущусь.
- Я не виноват, - сказал Корнелий и не смог удержать слез. - Меня
помимо моей воли... Я свидетелей приведу...
- Смотри-ка, как на Максимку твоего похож, - сказал один из
доминошников. - Как две капли воды.
- И правда, - сказала женщина с того конца двора.
- Я же муж твой, Корнелий! - плакал мальчик. - Я только в таком виде
не по своей воле...
Корнелий двинулся было к дому, чтобы подняться по лестнице и принять
наказание у своих дверей, но непочтительные возгласы сзади, смех из
раскрытых окон - все это заставило задержаться. Мальчик взмолился:
- Вы не смейтесь... У меня драма. У меня сын старше меня самого. Это
ничего, что я внешне изменился. Я с тобой, Ложкин, позавчера "козла"
забивал. Ты еще три рыбы подряд сделал. Так ведь?
- Сделал, - сказал сосед. - А ты откуда знаешь?
- Как же мне не знать? - сказал Удалов. - Я же с тобой в паре играл.
Против Васи и Каца. Его нет сегодня. Это все медицина... Надо мной опыт
произвели, с моего, правда, согласия, и может, даже очень нужный для
науки, а у меня семья...
Ксения тем временем спустилась во двор. В руке она держала плетеную
выбивалку для белья. Максимка шел сзади с сачком.
- А ну-ка, - сказала она, - подойди поближе.
Корнелий опустил голову, приподнял повыше узкие плечики. Подошел.
Ксения схватила мальчишку за ворот рубашки, быстрым, привычным движением
расстегнула лямки, спустила штанишки и, приподняв ребенка в воздух, звучно
шлепнула его выбивалкой.
- Ой! - сказал Корнелий.
- Погодила бы, - сказал Ложкин. - Может, и в самом деле наука!
- Он самый! - радовался Максимка. - Так его!..
Неожиданно рука Ксении, занесенная для следующего удара, замерла на
полпути. Изумление ее было столь очевидно, что двор замер. На спине
мальчика находилась большая, в форме человеческого сердца, коричневая
родинка.
- Что это? - спросила Ксения тихо.
Корнелий попытался в висячем положении повернуть голову таким
образом, чтобы увидеть собственную спину.
- Люди добрые, - сказала Ксения, - клянусь здоровьем моих деточек, у
Корнелия на этом самом месте эта самая родинка находилась.
- Я и говорю, - раздался в мертвой тишине голос Ложкина, - прежде чем
бить, надо проверить.
- Ксения, присмотрись, - сказала женщина с другой стороны двора. -
Человек переживает. Он ведь у тебя невезучий.
Корнелий, переживавший и позор и боль, обмяк на руках у Ксении,
заплакал горько и безутешно. Ксения подхватила его другой рукой, прижала к
груди - почувствовала родное - и быстро пошла к дому.
34
Савич истомился. Он то выходил во двор, к Грубину, который возился с
автомобилем, то возвращался в дом, где было много шумных людей, все
разговаривали, и никому не было дела до Савича. Он вдруг понял, что
двигается по дому и двору не случайно - старается оказаться там, где Елена
может уединиться с Алмазом. Ее очевидная расположенность к Битому, и его
откровенные ухаживания все более наполняли Савича справедливым
негодованием. Он видел, что Елена, ради которой он пошел на такую жертву,
в самом деле не обращает на него никакого внимания, а старается общаться с
бывшим стариком. И это когда он, Савич, почти готов ради нее разрушить
свою семью.
Поэтому, когда Савич в своем круговращении в очередной раз подошел к
комнате, где Елена собиралась в дорогу, он застал там Алмаза, обогнавшего
его на две минуты. И, остановившись за приоткрытой дверью, услышал, как
Алмаз говорит:
- Хочу сообщить тебе, Елена Сергеевна, важную новость. Не помешаю?
- Нет, - сказала Елена. - Я же не спешу.
- Триста лет я прожил на свете, - сказал бывший старик, - и все
триста лет искал одну женщину, ту самую, которую полюблю с первого взгляда
и навсегда.
- И нашли Милицу, - сказала Елена. И хоть Савич не видел ее, он
уловил в голосе след улыбки.
- Милица - моя старая приятельница, - сказал Алмаз. - Она не в счет.
Я о тебе говорю.
- Вы меня знаете несколько часов.
- Больше. Я уже вчера вечером все понял. Помнишь, как уговаривал тебя
выпить зелья. Если бы дальше отказывалась, силком бы влил.
- Вы хотите сказать, что в пожилой женщине...
- Это и хотел сказать. И второе. Я тебя в Сибирь увезу. Если хочешь,
и Ванечку возьмем.
- А что я там буду делать?
- Что хочешь. Детей учить. В музей пойдешь, в клуб - мало ли работы
для молодой культурной девицы?
- Это шутка? - вдруг голос Елены дрогнул. Савич весь подобрался, как
