до этого...
Роум следил за происходящим на экране с профессиональным равнодушием.
- Тяжелый случай, миссис Колби, чрезвычайно тяжелый. Садизм и буйство
- вы поступили мудро, направив его ко мне. Сейчас его нервы не выдержат...
- внезапно он повысил голос:
- Да ведь это вы должны были лежать там сейчас!
Он нажал кнопку на столе. Вошли два дюжих санитара, которым доктор
отрывисто приказал, показывая на экран:
- Заберите пациента - из камеры для убийств - и приберите андроида.
Пришлите сюда Демеллу, с успокоительным для миссис Колби, - добавил он,
взглянув на рыдающую девушку. Он встал из-за стола и, обойдя вокруг тахты,
положил руку ей на плечо.
- Мужайтесь, - сказал он. - Я приказал дать вам успокоительное.
Сестра отведет вас наверх. Полежите, пока не почувствуете себя лучше, а
затем кто-нибудь из персонала вызовет вам такси и поможет добраться домой.
Он кивнул центурианке, вошедшей со стаканом воды и парой капсул;
затем он оставил кабинет и спустился в холл к камере для убийств.
Колби расслабленно висел на руках санитаров, его ладони были еще в
крови. Он был весь в поту, руки и ноги бессильно свисали, из полуоткрытого
рта вырывались слабые всхлипывания. Но его глаза горели живым огнем.
Процедура завершилась успешно. Он полностью очистился от преступных
желаний. Он ощущал теперь холод и ясность мыслей, и освобождение. Он был
снова здоров душой. Он поднял глаза на Роума, стоявшего перед ним в своем
белом костюме. И он сам удивился, насколько умиротворенным был его голос:
- Ну и как, доктор?
- Все прекрасно, мистер Колби. Вскоре вы будете выписаны как
прошедший курс лечения, - голос Роума звучал твердо.
Колби оглядел свою испачканную одежду.
- Могу ли я пойти к себе и привести себя в порядок?
- Спустя минуту, мистер Колби, - произнес Роум ровным и спокойным
тоном. - А пока проследуйте за мной.
Колби дернулся назад, сопротивляясь, на руках санитаров.
- Что это значит? Куда вы меня тащите? Лечение завершено, не так ли?
И я чувствую себя совершенно здоровым...
Роум толкнул дверь; санитары втащили Колби в помещение. Он сразу же
понял, куда он попал. Громоздкий, такой реальный и такой старомодный
предмет в этом гуманном, лишенным преступлений мире - электрический стул
нельзя было спутать ни с чем.
- Ну, не совсем завершено... - мягко произнес Роум, обращаясь к
беспомощному Колби. - Убийство, сэр, наказывается смертной казнью. - Он
сделал паузу. - Видите ли, ваше лечение еще не совсем завершено. Вы не
можете совершить преступление без наказания - ведь именно наказание
венчает преступление.
Колби попытался вырваться, собрав все свои силы.
- Но я не... это был только андроид, копия...
Роум подошел к электрическому стулу, опустился на колени и начал
закреплять электроды на место.
- Испытание, сэр; испытание нормальности вашей психики. Последнее
испытание. Намерение, планирование и способ совершения убийства. Если мы,
- засмеялся он, - выпустим вас без этой заключительной процедуры, у нас не
будет уверенности в том, что вы исцелились. Ваш характер потребует от вас
совершения новых убийств или у вас разовьется сильный комплекс вины, и в
итоге ваше заболевание может усугубиться.
Он поднялся с колен и подошел к рубильнику. Для убийц у нас имеется
только один вид процедуры, мистер Колби.
- Но вы не можете поступить так, - закричал Колби, его голос был
хриплым и неузнаваемым. - Это был робот... я подписался... это убийство...
убийство...
Роум взялся за рубильник.
Доктор мельком взглянул на тело, которое затем вынесли из его
кабинета.
- Да, - произнес он, обратившись к миссис Колби после подписания
документа, - он умер исцеленным.
Он вручил женщине чек, слегка поклонившись.
- Прошу принять, мадам, я вычел только стоимость робота и текущие
расходы.
Она не нашлась, что сказать, и покинула кабинет, тихо попрощавшись.
Роум проводил ее полуулыбкой. Затем он выбрал пишущий стержень и сделал
запись в медицинском журнале: "Колби, Фрэнк, выписан исцеленным", он
взглянул на часы и дописал: "11:52. 5-е эйнштейна 2467 года".
После этого он позвонил по телефону, чтобы передать сообщение
полицейским психологам.
Мэрион Зиммер БРЭДЛИ
ЗВЕЗДЫ ЖДУТ
На одной из вашингтонских улиц есть некое здание, по сравнению с
которым Пентагон - просто проходной двор. Я не могу вам даже сообщить, на
какой улице оно стоит. Стоит мне сказать адрес, как некое весьма секретное
подразделение ФБР окажется у меня за спиной раньше, чем вы успеете
произнести слово "безопасность". Итак, на одной из улиц, в одном доме,
есть комната, и в этой комнате сплю я.
Меня зовут Девид Редер, у меня степень доктора медицины и ряд других
степеней и званий. Если вам уже скучно, потерпите минуту, я уже перехожу к
сути.
Началось ЭТО в пятницу вечером. Шел 1964 год. Я стараюсь держаться
достаточно близко к действительной дате. Если вы хотите знать более точно,
прошло шесть месяцев с того дня, когда Индия закрыла все свои границы.
Само собой, вы не могли прочесть об этом в газетах, но если вы в качестве
туриста или по служебной надобности находились в это время в Индии, вы
помните, в какой спешке вам пришлось выбираться оттуда.
Как я уже сказал, вечером в пятницу в 1964 году, точнее, около
половины двенадцатого, внезапно зазвонил телефон. Я выругался, сел, взял
трубку и поднес ее к уху. Надо сказать, что к этому дому не подведена
линия городской телефонной сети, за исключением специально проложенного
секретного кабеля, связывающего меня с Белым Домом, и еще одного - с
верхним этажом Пентагона. Телефоны в комнатах дома соединены внутренней
проводкой. Их номеров вы не найдете в телефонной книге.
- Редер, - отрывисто сказал я.
Я сразу же узнал голос, ответивший мне. Вы бы тоже узнали его, вы
слышали его довольно часто в телерепортажах с заседаний Сената.
- Спускайся ко мне, Док, и поскорее. Фландерс болен!
Я даже не стал тратить времени на ответ. Я бросил трубку, сунул ноги
в ботинки, надел брюки поверх пижамы, схватил чемоданчик и кинулся вниз по
лестнице.
Комната сенатора расположена на втором этаже. Я увидел пробивающуюся
полоску света из-под двери, и услышал голоса, доносившиеся изнутри. Я
толкнул дверь, она не была закрыта на замок.
- Вот и Док! - произнес кто-то, пока я протискивался сквозь толпу.
Сенатор сидел на краю постели в расстегнутой пижаме, а вокруг него
сгрудились несколько мужчин, о которых даже президенту было известно очень
мало. В кровати, в которой не так давно отдыхал сенатор, находился другой
человек.
Он был полностью одет - носки, пальто, но кто-то снял с него туфли,
забрызганные грязью. Его голова была откинута на подушку. С этого
расстояния мне было видно, что он не был мертв; его грудь тяжело
вздымалась и опадала, и его дыхание казалось тяжелым и затрудненным. Я
оттолкнул кого-то из полицейских и взял его вялую руку.
- Что случилось? В чем дело? - спросил я, ни к кому конкретно не
обращаясь. Я не ожидал ответа, но неожиданно получил его от сенатора:
- Ничего. Он только вошел через парадный вход. Бегли, дежуривший в
холле, узнал его и повел его в мою комнату. Он постучал условным кодом - и
я открыл ему. Он вошел и потерял сознание.
Я глядел на его пальто, нащупывая слабый пульс.
Его одежда совершенно сухая. А на дворе льет как из ведра. Даже если
он приехал в такси, как он сумел дойти до дома, не намочив даже волос?
- Это и я желал бы узнать, - проворчал один из мужчин.
- Да, иногда происходят странные вещи, - пробормотал кто-то.
- Чертовски странные. - Я отпустил руку лежавшего и открыл свой
чемоданчик.
После краткого осмотра я выпрямился.
- Он не ранен. Ушибов или сотрясения мозга я тоже не обнаружил. Либо
он потерял сознание от шока - что, судя по его пульсу и сердцебиению,
представляется маловероятным, или, что скорее всего, он напичкан
наркотиками. Но я не могу даже представить себе, какой препарат ему
введен.
Я приподнял его веко. Глаз казался обычным, зрачки не были ни
расширены, ни сокращены.
Пока я пребывал в недоумении, мой пациент внезапно открыл глаза. На
мгновение он обвел все вокруг осмысленным взором и его взгляд остановился
на мне. Я спросил негромким голосом:
- Как вы себя чувствуете?
- Я не знаю.
- Вы представляете, где вы находитесь?
- Естественно. - Он сделал попытку сесть; это ему удалось.
- Как ваше имя? - продолжал я расспросы.
- Юлиан Фландерс. - Он улыбнулся и добавил: - А кто же еще?
Тут вмешался сенатор, спросив:
- Как вы прошли сюда, оставшись сухим?
Легкое выражение беспокойства отразилось на его лице.
- Я не знаю.
Подошел мужчина, которого я знал как важную шишку в государственном
аппарате:
- Когда вы покинули Индию, Фландерс?
- Не знаю.
- Амнезия, - сказал я, понизив голос. - Частичная афазия.
"Важная шишка" тронул меня за руку:
- Послушайте, Редер! Можете ли вы дать заключение о возможности
забрать его отсюда? Это можно сделать?
- Я не знаю, - ответил я. - Во всяком случае, не сейчас. Его
состояние не позволяет. Сердцебиение так далеко от нормы, что опасно даже
расспрашивать его о чем-либо. Я думаю дать ему успокоительное, - сказал я
строгим тоном и, склонившись над своим чемоданчиком, начал готовить
инъекцию.
- Ему надо будет отдохнуть несколько часов. Возможно после этого мы
сможем расспросить его. Он может, конечно, выйти из этого состояния, и
память его восстановиться, но все зависит от того, выдержит ли сердце, -
продолжал объяснять я ситуацию.
Я сделал ему укол. Тяжелое дыхание Фландерса немного успокоилось,
пульс также стал немного лучше, но его частота оставалась опасно высокой.
У доктора свои права. Я дал указание убраться всем из комнаты, за
исключением начальника секретной службы, и попросил сенатора подняться
наверх и прилечь на мою кровать; я останусь с Фландерсом. Понемногу в доме
все затихло. Я присел возле Фландерса и, чтобы убить время до рассвета,
курил и размышлял. Он спал до утра, тяжело дыша, и во сне ни разу не
пошевелился. Я понимал, как странен был его сон; обычно в течение ночи
даже те, кто хвалится, что спит как медведь в берлоге, переворачивается с
боку на бок пару десятков раз. Фландерс же не шелохнулся ни разу. Если бы
не хриплое дыхание и равномерное биение сердца, которое я отчетливо слышал
через стетоскоп, можно было бы подумать, что передо мной лежит труп.
Было бы бесполезной тратой времени описывать события следующих
нескольких дней. Важные шишки приходили и уходили. Так прошли среда,
четверг, пятница. Я отметил в истории болезни отсутствие изменений.
Фландерс пришел в себя совершенно неожиданно. Он помнил, как его зовут,
отвечал на простые вопросы, относящиеся к его прошлой жизни, узнал жену,
когда агент в штатском тайно провел ее в дом, поинтересовался, как дети.
Но как только кто-либо спрашивал его о том, что случилось с того дня, как
он покинул этот дом с секретным пакетом, который следовало нелегально
доставить в Индию, реакция была одной и той же: выражение полной
растерянности, учащение дыхания и выдавленное "Я не помню."
В субботу утром меня вызвал сенатор.
- Редер, вас желает видеть Шеф, он внизу, - сказал он мне, на что я
сердито ответил:
- Я не могу оставить своего пациента.
