- Еще вина, Гаррет. Так, держите рюмку крепче.
- Господи, какое у вас воображение!
На их глазах погибли еще пятеро: один в пасти дракона, другие были сброшены в черный пруд, пошли ко дну и сгинули.
- Хотите взглянуть, что мы приготовили для вас? - спросил Стендаль.
- Разумеется, - ответил Гаррет. - Какая разница? Все равно мы взорвем эту скверну. Вы отвратительны.
- Тогда пошли. Сюда.
И он повел Гаррета вниз, в подполье, по многочисленным переходам, опять вниз по винтовой лестнице под землю, в катакомбы.
- Что вы хотите мне здесь показать? - спросил Гаррет.
- Вас, убитого.
- Моего двойника?
- Да. И еще кое-что.
- Что же?
- Амонтильядо, - сказал Стендаль, шагая впереди с поднятым в руке фонарем Кругом, наполовину высунувшись из гробов, торчали недвижные скелеты. Гаррет прикрыл нос ладонью, лицо его выражало отвращение.
- Что-что?
- Вы никогда не слыхали про амонтильядо?
- Нет) - И не узнаете вот это? - Стендаль указал на нишу.
- Откуда мне знать?
- Это тоже? - Стендаль, улыбаясь, извлек из складок своего балахона мастерок каменщика.
- Что это такое?
- Пошли, - сказал Стендаль. Они ступили в нишу. Во тьме Стендаль заковал полупьяного инспектора в кандалы.
- Боже мой, что вы делаете? - вскричал Гаррет, гремя цепями.
- Я, так сказать, кую железо, пока горячо. Не перебивайте человека, который кует железо, пока оно горячо, это неучтиво. Вот так!
- Вы заковали меня в цепи!.
- Совершенно верно.
- Что вы собираетесь сделать?
- Оставить вас здесь.
- Вы шутите.
- Весьма удачная шутка.
- Где мой двойник? Разве мы не увидим, как его убьют?
- Никакого двойника нет.
- Но как же остальные?!
- Остальные мертвы. Вы видели, как убивали живых людей. А двойники, роботы, стояли рядом и смотрели Гаррет молчал.
- Теперь вы обязаны воскликнуть: "Ради всего святого, Монтрезор!" - сказал Стендаль. - А я отвечу:
"Да, ради всего святого". Ну, что же вы? Давайте. Говорите.
- Болван!
- Что, я вас упрашивать должен? Говорите. Говорите: "Ради всего святого, Монтрезор!" - Не скажу, идиот. Выпустите меня отсюда. - Он уже протрезвел.
- Вот. Наденьте. - Стендаль сунул ему что-то, позванивающее бубенчиками.
- Что это?
- Колпак с бубенчиками. Наденьте его, и я, быть может, выпущу вас.
- Стендаль!
- Надевайте, говорят вам!
Гаррет послушался. Бубенчики тренькали.
- У вас нет такого чувства, что все это уже когда-то происходило? - справился Стендаль, берясь за лопатку, раствор, кирпичи.
- Что вы делаете?
- Замуровываю вас. Один ряд выложен. А вот и второй.
- Вы сошли с ума!
- Не стану спорить.
- Вас привлекут к ответственности за это! Стендаль, напевая, постучал по кирпичу и положил его на влажный раствор.
Из тонущей во мраке ниши неслись стук, лязг, крики.
Стена росла.
- Лязгайте как следует, прошу вас, - сказал Стендаль. - Чтобы было сыграно на славу!
- Выпустите, выпустите меня! Осталось уложить один, последний кирпич. Вопли не прекращались.
- Гаррет? - тихо позвал Стендаль. Гаррет смолк.
- Гаррет, - продолжал Стендаль, - знаете, почему я так поступил с вами? Потому что вы сожгли книги мистера По, даже не прочитав их как следует. Положились на слова других людей, что надо их сжечь. Иначе вы сразу, как только мы пришли сюда, догадались бы, что я задумал. Неведение пагубно, мистер Гаррет.
Гаррет молчал.
- Все должно быть в точности, - сказал Стендаль, поднимая фонарь так, чтобы луч света проник в нишу и упал на поникшую фигуру. - Позвоните тихонько бубенчиками.
Бубенчики звякнули.
- А теперь, если вы изволите сказать: "Ради всего святого, Монтрезор!", я, возможно, освобожу вас.
В луче света появилось лицо инспектора Минута колебания, и вот прозвучали нелепые слова:
- Ради всего святого, Монтрезор. Стендаль удовлетворенно вздохнул, закрыв глаза. Вложил последний кирпич и плотно заделал его - Requiescat in pace, дорогой друг. Он быстро покинул катакомбы.
В полночь, с первым ударом часов, в семи залах дома все смолкло.
Появилась Красная Смерть.
Стендаль на миг задержался в дверях, еще раз все оглядел. Выбежал из Дома и поспешил через ров туда, где ждал вертолет.
- Готово, Пайкс?
- Готово.
Улыбаясь, они смотрели на величавое здание. Дом начал раскалываться посередине, точно от землетрясения, и, любуясь изумительной картиной, Стендаль услышал, как позади него Пайкс тихо и напевно декламирует:
- "...на моих глазах мощные стены распались и рухнули. Раздался протяжный гул, точно от тысячи водопадов, и глубокий черный пруд безмолвно и угрюмо сомкнулся над развалинами Дома Эшеров".
Вертолет взлетел над бурлящим озером, взяв курс на запад.
Август 2005
NТАРЫЕ ЛЮДИ
И наконец - как и следовало ожидать на Ia?n стали прибывать старые люди; они отправились по следу, проложенному громогласными пионерами, утонченными скептиками, профессиональными скитальцами, романтическими проповедниками, искавшими свежей поживы.
Люди немощные и дряхлые, люди, которые только и делали, что слушали собственное сердце, щупали собственный пульс, беспрестанно глотали микстуру перекошенными ртами, люди, которые прежде в ноябре отправлялись в общем вагоне в Калифорнию, а в апреле на третьеклассном пароходе в Италию, эти живые мощи, эти сморчки тоже наконец появились на Марсе...
Сентябрь 2005
IАРСИАНИН
Устремленные вверх голубые пики терялись в завесе дождя, дождь поливал длинные каналы, и старик Лафарж вышел с женой из дома посмотреть.
- Первый дождь сезона, - заметил Лафарж.
- Чудесно... - вздохнула жена.
- Благодать!
Они затворили дверь. Вернувшись в комнаты, стали греть руки над углями в камине. Они зябко дрожали. Сквозь окно они видели вдали влажный блеск дождя на корпусе ракеты, которая доставила их сюда с Земли.
- Вот одно только... - произнес Лафарж, глядя на свои руки.
Ты о чем? спросила жена Если бы мы могли взять с собой Тома.
Лаф, ты опять!
- Нет, нет, прости меня, я не буду.
- Мы прилетели сюда, чтобы тихо, без тревог прожить свою старость, а не думать о Томе. Сколько лет прошло, как он умер, надо постараться забыть его и все, что было на Земле.
- Верно, верно, - сказал он и снова потянулся к теплу. Его глаза смотрели на огонь. - Я больше не заговорю об этом. Просто, ну.., очень уж недостает мне наших поездок в Грин-Лон-Парк по воскресеньям, когда мы клали цветы на его могилу. Ведь мы больше никуда не выезжали...
Голубой дождь ласковыми струями поливал дом. В девять часов они легли спать; молча, рука в руке, лежали они, ему - пятьдесят пять, ей - шестьдесят, во мраке, наполненном шумом дождя.
- Энн, - тихо позвал он.
- Да? - откликнулась она.
- Ты ничего не слышала?
Они вместе прислушались к шуму ветра и дождя.
- Ничего, - сказала она.
- Кто-то свистел, - объяснил он.
- Нет, я не слышала.
- Пойду посмотрю на всякий случай.
Он надел халат и прошел через весь дом к наружной двери. Помедлив в нерешительности, толчком отворил ее, и холодные капли дождя ударили по его лицу. Дул ветер.
У крыльца стояла маленькая фигура.
Молния распорола небо, и мазок белого света выхватил из мрака лицо. Оно глядело на стоящего в дверях Лафаржа.
- Кто там? - крикнул старик, дрожа. Молчание.
- Кто это? Что вам надо? По-прежнему ни слова.
Он почувствовал страшную усталость, "слабость, изнеможение.
- Кто ты такой? - крикнул Лафарж снова.
Жена подошла к нему сзади и взяла его за РУКУ.
- Чего ты так кричишь?
- Какой-то мальчик стоит у крыльца и не хочет мне отвечать, - сказал старик, дрожа. - Он похож на Тома!
- Пойдем спать, тебе почудилось.
- Он и сейчас стоит, взгляни сама.
Лафарж отворил дверь шире, чтобы жене было видно. Холодный ветер, редкий дождь - и фигурка, глядящая на них задумчивыми глазами. Старая женщина прислонилась к притолоке.
- Уходи! - сказала она, отмахиваясь рукой. - Уходи!
- Скажешь, не похож на Тома? - спросил старик-Фигурка не двигалась.
- Мне страшно, - произнесла женщина. - Запри дверь и пойдем спать. Не хочу, не хочу!..
И она ушла в спальню, причитая себе под нос. Старик стоял на ветру, и руки его стыли от студеной влаги.
- Том, - тихо сказал он. - Том, на тот случай, если это ты, если это каким-то чудом ты, - я не стану запирать дверь. Если ты озяб и захочешь войти погреться, входи и ложись подле камина, там есть меховой коврик.
И он прикрыл дверь, не заперев ее.
Жена услышала, как он ложится, и зябко поежилась - Ужасная ночь. Я чувствую себя такой старой. - Она всхлипнула.
- Ладно, ладно, - ласково успокаивал он ее, обнимая. - Спи.
Наконец она уснула.
И тут его настороженный слух тотчас уловил: наружная дверь медленно-медленно отворилась, впуская дождь и ветер, потом затворилась. Лафарж услышал легкие шали возле камина и слабое Дыхание. "Том", - сказал он сам себе.
Молния полыхнула в небе и расколола мрак на части.
***
Oтром светило жаркое-жаркое солнце. Лафарж распахнул дверь в гостиную и обвел ее быстрым взглядом.
На коврике никого не было. Лафарж вздохнул.
- Стар становлюсь, - сказал он.
И он пошел к двери, чтобы спуститься к каналу за ведром прозрачной воды для умывания. На пороге он чуть не сбил с ног юного Тома, который шел уже с полным до краев ведром.
- Доброе утро, отец!
- Доброе утро. Том.
Старик посторонился. Подросток пробежал босиком через комнату, поставил ведро и обернулся, улыбаясь.
- Чудесный день сегодня!
- Да, хороший, - настороженно отозвался старик.
Мальчик держался как ни в чем не бывало. Он стал умываться принесенной водой. Старик шагнул вперед.
- Том, как ты сюда попал? Ты жив?
- А почему мне не быть живым? - Мальчик поднял глаза на отца.
- Но, Том... Грин-Лон-Парк, каждое воскресенье.., цветы.., и... - Лафарж вынужден был сесть. Сын подошел к нему, остановился и взял его руку. Старик ощутил пальцы - крепкие, теплые.
- Ты в самом деле здесь, это не сон?
- Разве вы не хотите, чтобы я был здесь? - Мальчик встревожился.
- Что ты. Том, конечно, хотим!
- Тогда зачем спрашивать? Пришел, и все тут.
- Но твоя мать, такая неожиданность...
- Не беспокойся, все будет хорошо. Ночью я пел вам обоим, это поможет вам принять меня, особенно ей. Я знаю, как действует неожиданность. Погоди, она войдет, и убедишься сам.
И он рассмеялся, тряхнув шапкой кудрявых медно-рыжих волос. У него были очень голубые и ясные глаза.
- Доброе утро, Лаф и Том. - Мать вышла из дверей спальни, собирая волосы в пучок. - Правда, чудесный день?
Том повернулся к отцу, улыбаясь:
- Что я говорил?
Вместе, втроем, они замечательно позавтракали в тени за домом. Миссис Лафарж достала припрятанную впрок старую бутылку подсолнухового вина, и все немножко выпили. Никогда еще Лафарж не видел свою жену такой веселой. Если у нее и было какое-то сомнение насчет Тома, то вслух она его не высказывала. Для нее все было в порядке вещей. И чем дальше, тем больше сам Лафарж проникался этим чувством.
Пока мать мыла посуду, он наклонился к сыну и тихонько спросил:
- Сколько же тебе лет теперь, сынок?
- Разве ты не знаешь, папа? Четырнадцать, конечно.
- А кто ты такой на самом деле? Ты не можешь быть Томом, но кем-то ты должен быть! Кто ты?
- Не надо. - Парнишка испуганно прикрыл лицо руками.
- Мне ты можешь сказать, - настаивал старик - я пойму. Ты марсианин, iaaepii? Я тут слыхал разные басни про марсиан, правда, толком никто ничего не знает Вроде бы их совсем мало осталось, а когда они появляются среди нас, то в облике землян. Вот и ты, приглядеться: будто бы и Том, и не Том...
