обвел взглядом коллег.
"Отношение к людям. Мы пользуемся специальным жаргоном, чтобы втиснуть
его в спектр от любви до ненависти. Но люди - не линии на плоскости. Они
искривляются под разными углами в энном количестве измерений. Куда
поместить равнодушие?
Куда-нибудь в воздух, над поверхностью бумаги. Оно не тяготеет ни к
отвращению, ни к восхищению. Точка пустоты."
Нельзя сказать, чтобы он был абсолютно равнодушен к своим коллегам.
Просто:
как-то равнодушен.
"И что в этом плохого?"
Возьмем ирландца Фила Керанса. В сорок с небольшим он точно знал, что
не достигнет того, что у Мирзы будет наверняка, а у Пола предположительно,
- статуса консультанта. Он будет честно делать свое дело в этой или другой
больнице, пока не уйдет на пенсию: средняя, нейтральная личность. Но его,
похоже, это уже не заботит. Пол сравнивал свое предполагаемое будущее с
будущим Керанса и не знал, в какую сторону повернуть знак неравенства.
"Натали."
Впервые он увидел ее со спины и был сражен красотой черных волос,
тяжело струившихся в ярком флюоресцентном свете. Настоящий же шок
наступил, когда она обернулась, и он увидел плохо сложенную фигуру и
скошенный назад подбородок, делавшей ее не то чтобы совсем уж безобразной,
но очень невыразительной. А тежду тем, она обладала поразительной
способностью возвращать к жизни совсем уже охладевших и отдалившихся от
нее людей в сложных случаях хронической гериатрии.
"Она мне нравится? Так же, как и Фил, - и да, и нет. Отношение,
равноудаленное от симпатии и от антипатии, но лежащее вне линии, которая
позволила бы мне достичь одного из них."
То же касалось и Ферди Сильвы, иммигранта, как и Мирза, уроженца
Британской Гвианы, желтокожего флегматичного человека, чьей отличительной
чертой была полная невозмутимость.
"Не вызывает у меня энтузиазма это качество."
А что вызывает? Есть хоть что-нибудь? Не сегодня, не сейчас. Его мозг
отказывался принять то, что Мирза сказал прямо, и то, что он сам понимал
умом, но не мог принять окончательно, боясь вновь ввергнуть свое сознание
в череду псевдореальных видений. Лучше как можно дольше пытаться
выкрутиться.
Он чувствовал, что балансирует во времени, так же, как невообразимо
медленно балансирует волчок в последние секунды перед падением. Он почти
физически ощущал вращение земли, проносившее его мимо дверей удачи,
открытых навстречу его альтернативному будущему. В его власти было
двинуться туда, куда хотел, войти в двери, за которыми ждал полный провал,
выбрать одну из полужюжины тех, где можно начать жизнь с начала, или сесть
в поезд, доставивший бы его к краху, виноват в котором будет только он
сам. С болезненной ясностью он мог бы нарисовать в воображении картины
любого из своих будущих. Ему оставлен выбор только одного из них.
Он безучастно ухватывал обрывки разговоров.
- Кажется, молодой Рейнольдс идет на поправку. Сегодня он с пылом
объяснял мне, какие цветы когда надо сажать. Нужно узнать, нет ли у нас
подходящего участка.
Напрягшись, Пол связал имя с человеком - юношей, начавшим с того, что
говорил матери, будто идет на работу, а сам целый день катался на
автобусах, и закончившим тем, что вообше отказывался вставать с постели.
"Вылечить клочком земли и пакетиком семян. Господи, как прекрасно, что
бывают иногда такие простые решения."
- В следующий раз следите за Либерманом. Сегодня утром у него под
подушкой опять нашли ключ.
"Либерман - гениальный слесарь. Видит что-нибудь закрытое - открывай.
Что - неважно. Его прислали сюда, когда он добрался до зоопарка Дадли, и
вот:"
Пол позвякал тяжелой связкой ключей в кармане куртки.
"Какая разница между мной и тютемщиком? Никаких призов за правильный
ответ."
- Пол, ты какой-то бледный сегодня. Что-нибудь стряслось?
Глаза Натали внимательно смотрели на него из-за толстых линз.
- Спал плохо, - стал поспешно оправдываться Пол. - Дежурство. Да еще
эти проклятые часы:
- Если бы ты не был таким неженкой, ты бы их не замечал, - сказал Фил
Керанс. - Я научился не обращать на них внимания в первую же неделю, как
только здесь появился.
- Только не сейчас, - заметил Фред Сильва, бросая взгляд на часы. -
Пора.
Раздалось звяканье сразу нескольких чашек, шипение гасимых сигарет.
Солнце уже почти село, а ветер усилился настолько, что в декоративных
зубьях больничных стен стоял теперь несмолкаемый вой.
- Я знаю, как поправить больничный бюджет, - сказал Мирза. - Сдать ее в
аренду компании по производству фильмов ужасов. "Дракула встречает
головорезов"вполне подойдет для этой блошиной дыры.
- Нам здесь хватает своих ужасов, - отозвалась Натали. - Как у нас с
загрузкой, Пол?
Пол представил себе намозоливший глаза график в своем кабинете.
- Завтра две выписки, - ответил он. - Получается : восемнадцать пустых
коек.
- Рекорд, - фыркнул Керанс. - Надеюсь, вы не будете о нем
распространяться, иначе нам пришлют еще двадцать пациентов.
Пробили часы. Натали преувеличенно вздрогнула и посмотрела на Пола,
ожидая его реакции, которую он ей продемонстрировал, правда несколько
запоздало, и вышла из комнаты. Остальные потянулись за ней.
- Ты занят сегодня, Мирза? - спросил Пол, когда они вышли на улицу. -
Может, заглянем куда-нибудь перед ужином?
- Я бы с радостью, - ответил Мирза. - Тебе, конечно, нужна компания, но:
- Ты же сегодня не дежуришь?
- Нет, дежурит, кажется, Натали, - Мирза хитро улыбнулся. - У меня
свидание, и было бы слишком: гм: рисковано заставлять ее ждать.
- Новенькая? - Пол поймал себя на том, что пытается смотреть на Мирзу
глазами женшин: высокий, стройный, кожа не смуглее обычного загара,
по-английски говорит лучше многих англичан, черты лица классически
правильные:
"Вот дьявол!"
- Я тебе уже объяснял, - сказал Мирза, усмехаясь. - Это профилактика.
Боюсь, наш Святой Джо устроит мне на собрании выволочку, уж больно он не
одобряет моего поведения, - а чего еще ждать от идиота, который умудрился
сбежать от жены Потифара? Но даже если его гнев падет на мою голову, я
скажу ему то же, что и тебе: я защищаю мораль. Все ваши несчастные
закомплексованные бабы, которым просто необходимо, чтобы их изнасиловали
негры, будут мои, и я не смог бы бросить их на произвол судьбы, даже: хм:
даже если бы имел адекватную замену.
Самоосуждающая ухмылка вдруг исчезла с его лица - Пол, когда я вчера
вечером познакомился с этой девушкой, она была с подружкой, - лакомый
кусочек. Или тебя это не интересует?
Пол покачал головой, чувствуя, что во рту стало сухо, как в пустыне.
- Брак, подобный твоему, - недостаточная основа, чтобы понять женщину,
- сказал Мирза, и это прозвучало настолько профессионально, что обидеться
было невозможно. - Попробуй взглянуть на нее с другой точки зрения. Может
оказаться полезным: Прости, Пол. Пожалуйста, прости.
Он тронул друга за плечо и ушел.
3
После первой пинты пива Пол начал подумывать о второй, а пока направился
в туалет привести в порядок мысли. Усталость сковывала тело - напряженная
работа продержала его в кабинете гораздо дольше положенного времени, - но
возвращаться домой не хотелось, и тому имелась вполне объективная причина,
даже если не считать за таковую пустой дом и перспективу поедания холодных
консервов: за окнами паба висела безнадежная морось.
"С другой стороны, какая радость торчать в этой унылой дыре?"
В надежде немного освежиться он плеснул себе в лицо холодной водой.
Вытеревшись бумажным полотенцем, - опять забыли поменять, - он скрутил его
полностью, до белой пластиковой основы, торчавшей наружу, словно бледный
вялый язык изо рта динозавра, и принялся рассматривать себя в зеркало.
Невыразительная личность этот Пол Фидлер. Слишком круглое лицо, с
отнюдь не выдающимися чертами, глаза спрятаны в почти правильные
окружности, составленные из глубоких теней внизу и густых бровей наверху.
Темно-каштановые волосы, вьющиеся и непослушные; ниже скромный недорогой
костюм, белая рубашка, зеленый галстук:
"Полюбуйся - Керанс номер два."
Такое направление собственных мыслей его встревожило. Он резко отбросил
полотенце, словно то обожгло ему руки, и быстро направился обратно в бар.
Нужно снять напряжение. Он заказал скотч и понес стакан к угловому
столику, за которым сидел раньше.
"Я как будто чего-то жду. Но: чего, черт, побери?"
Это чувство было ему знакомо, что, однако, не делало его приятнее. Оно
исходило из каких-то глубинных линий, где была записана его жизнь, и,
предвещая перемены в существовании, неважно, счастливые или нет, порождало
в его воображении огромное количество возможных миров: мир, где он не
получил обещанную стипендию, где его не приняли на медицинский факультет,
где он терял Айрис, потому что не соответствовал ее ожиданиям, или не
проходил по конкурсу на должность психиатра Чентской больницы. Иногда по
утрам, между сном и явью, эти нереализованные возможности казались ему
столь реальными, что он путал их с действительностью и ходил потом целый
день, не в силах отделаться от привидевшихся кошмаров.
"Но тогда, во время срыва, они были реальными."
Он втянул в себя полстакана виски, пытаясь стряхнуть наваждение.
Постепенно тяжелые мысли отпустили. До поры до времени.
"Ну нет. Следующее событие выглядит уж очень банальным: крах семьи."
Он огляделся, инстинктивно выискивая что-нибудь, способное дать глазам
и голове хоть мимоленое развлечение, но "Иголка в стоге сенаf не могла
похвастаться ничем, кроме своего названия. Он и пришел-то сюда только
потому, что заведение находилось под самым боком больницы. Тридцать лет
назад местность была сельской и, должно быть, куда более интересной;
сейчас же Бликхем практически слился с Йемблом, и беспорядочная россыпь
послевоенных домов превратила эту бывшую деревню в его пригород.
Самое большее, на что оказался способен паб в смысле развлечения, -
показать ему, как какой-то молодой прилизанный щеголь в кожанной куртке
покупает сестре Дэвис порцию шерри. Сестра Дэвис была уроженкой Тринидада:
шоколадная кожа и глубокие ямочки на щеках; родителей ее ухажера хватил бы
удар, если б они узнали, за кем увивается их сынок.
Но от подобной мысли прямая дорога вела к тому, что предлагал недавно
Мирза, а это, в свою очередь тянуло за собой целый вагон сегодняшних
раздумий, так что он предпочел остановить взгляд на пустой стене.
"На самом деле, какого черта отказывался? Я ведь почти уверен, что этот
вкрадчивый ублюдок Геллерт и Айрис: Нет, страсти не для нас. Мы внутри
пустые.
Постучи мне по ребрам - услышишь эхо."
Посетители, заглянувшие пропустить рюмку после работы, разошлись по домам
ужинать, а те, кто просиживает здесь обычно до закрытия, еще не появились.
Осталось лишь несколько твердолобых крестьян и он сам. Официанты
смотрели телевизор; Полу из своего угла экран казался узкой белой полосой,
а звук - раздражавшим бормотанием. Сестра Дэвис и ее приятель ушли.
Оставив за собой недопитые стаканы.
"Как на поминках. И на поминках, и на свадьбе. Может, взять еще? Ланч
был ужасный, и я даже тот бисквит не доел. А-а, к черту."
Скрывая раздражение из-за того, что ее оторвали от телевизора, хозяйка
плеснула ему из большой бутыли виски, добавила содовой из сифона. Он
думал, что она возьмет деньги и молча удалится, но женщина заговорила.
- Тяжелый день, доктор? Вид у вас замученный.
- А? Да: что-то я устал.
"Она, должно быть, знает все больничные сплени, сюда ведь каждый день
полбольницы заваливается. И обо мне тоже. Интересно, какие."
Он уже собрался было спросить напрямик, но хозяйка собрала со стойки
монеты и отошла к кассе.
Сев опять за свой столик, он едва успел достать сигарету, как дверь с
шумом распахнулась. Все вздрогнули. Все вытаращили глаза. Человек в проеме
дверей был похож на привидение.
Без шляпы. Голова замотана шарфом, алым от крови, сочившейся из раны на
лбу.
Глаз заплыл огромным черным кровоподтеком. На левой щеке три длинных
