не дам. В чистом поле моим воинам не устоять против этой банды. Но на
штурм они, думаю, не решатся. Нам остается только ждать. Или им это все
надоест, или ко мне подойдет подмога.
То, что увидела Надежда, осталось для Артема тайной, потому что
створки бойницы тут же захлопнулись. Женщины вернулись к столу. Надежда с
окаменевшим лицом налила полный кубок вина, и, вместе с блюдом копченой
черепашьей вырезки, пододвинула к Артему.
- Пей и веселись, - сказала она. - Дорога к границе отрезана.
- А ты? - Артем все еще не решался приступить к еде.
- Максар не ест в чужом доме.
После трапезы, в ходе которой дальние родственники если и не
подружились (такое скорее было бы возможно между скорпионом и тарантулом),
то хотя бы пообещали не строить друг другу в ближайшем будущем каверз,
Артема и Надежду разлучили. Впрочем, сделано это было очень мило и
ненавязчиво - в крыле, где разместилась Надежда, не нашлось свободных
комнат, а крыло, где они нашлись, оказалось совсем в другом конце
цитадели.
Расставаясь, Генобра посоветовала им почаще навещать друг друга, да и
о хозяйке не забывать. Каково здесь было ходить по гостям, Артем понял в
самое ближайшем времени. Выйдя из отведенных ему покоев (даже не с
визитом, а просто ноги размять), он заблудился быстро и безнадежно. Все
жилища максаров в плане представляли собой лабиринт, однако здесь
неведомые строители достигли совершенства. Ни один из избитых проемов
вроде поворотов только в одну сторону и меток, оставляемых через каждые
пять-десять шагов, в доме Генобры не сработал бы. Каменные своды как будто
бы жили сами по себе. Там, где совсем недавно была стена, обнаруживался
проход, на месте поворота почему-то появлялась развилка. Артему пришлось
немало поплутать, прежде чем кто-то из прислужников Генобры (якобы
случайно оказавшийся поблизости) без всяких расспросов отвел его в
спальню, ничем не напоминавшую его прежнее жилище в цитадели Стардаха.
Если там все насквозь пропахло тюрьмой, казармой и мертвецкой, то жилище
Генобры благоухало приторными ароматами борделя. Впервые за долгое время
Артему довелось почивать на пышной перине, накрывшись атласным одеялом.
Слуга, типичный дамский угодник, с рожей развратного херувима, весь
разряженный и надушенный, принес кувшин вина и вазу с фруктами.
С сожалением вздохнув, Артем выплеснул вино в бойницу, выходившую
прямо на глухую стену, а к фруктам даже не притронулся. Ничего, хотя бы
отдаленно похожего на оружие, в комнате не нашлось, однако Артем мог
полагаться на силу своих обновленных мускулов. По крайней мере, мозгляка,
доставившего вино, он размазал бы по стенке одной рукой. Оставалось
терпеливо дожидаться дальнейшего развития событий. В том, что выспаться
ему не удастся, Артем был почти уверен.
"Почему Генобра держит нас здесь? - думал он, лежа во всей одежде на
роскошной постели. - А что делает сейчас Надежда? Цел ли Калека?
Рассказывая о нем, наша хозяйка откровенно слукавила. Как же, станет он
жить в покоях для слуг! Да еще питаться вместе с ними! Слугами, возможно,
он и стал бы питаться, в это я еще могу поверить, но вот все остальное...
Будь Калека жив-здоров и на свободе, он давно бы разнес этот гадюшник.
Печально, если рыжая стерва извела его. Кто тогда следующий? Я или
Надежда? И вообще, какие у Генобры планы на нас? В то, что эта лицемерка
желает нам добра, поверить так же трудно, как и в душевную чуткость
гадюки. Каждый из максаров плетет свои интриги, каждый разыгрывает свою
собственную игру, постоянно меняя союзников, стравливая врагов, топча
неудачников, приближая к себе сильных и изворотливых. С кем хочет
расправиться нашими руками Генобра? Со Стардахом? С Карглаком? Еще с
кем-нибудь? Неужели она не видит, какое жалкое оружие легло в ее ладонь?
Или для нее все средства хороши? Ну ладно, поживем - увидим, как сказала
бабочка-однодневка, вылупившись из личинки".
Несмотря на все предосторожности, Артем не только прозевал появление
Генобры, но даже не заметил, каким путем она проникла в комнату. (Тяжелое
кресло, приставленное к входным дверям, осталось на месте.) Единственное,
что он успел сделать, это притвориться спящим.
Генобра остановилась у изголовья кровати, вперив в Артема огромные,
поблескивающие как антрацит (тот самый антрацит, который черти шуруют в
адских топках) дикие глаза максара. Одета она на этот раз была весьма
странно - в небрежно запахнутый, насквозь просвечивающий пеньюар и
тяжелые, давно не чищенные сапоги со шпорами. Пахло от нее, как от
солдата, - лошадиным потом, плохо выделанной кожей, дымом и недавно
выпитым вином. (Но, впрочем, запах этот - терпкий и свежий - нельзя было
назвать неприятным.)
"Королева амазонок, - подумал Артем, глядя на нее сквозь
полуприкрытые веки. - Только хлыста в руках не хватает".
Генобра наконец что-то неопределенно хмыкнула и переместила свой
испепеляющий взор с Артема на пустой кувшин. Смахнув его на пол и
беспощадно растоптав, она обошла комнату, заглядывая во все углы, а затем
плашмя рухнула на постель.
- Ну хватит, не притворяйся! Я же вижу, что ты не спишь, - язык ее
мило заплетался.
Артему не оставалось ничего другого, как изобразить сонное удивление.
- Прошу прощения... Никак не ожидал... - забормотал он. - Если бы
меня предупредили заранее...
- Перестань болтать! - Генобра задрала правую ногу и подтянула
голенище сапога, отчего ее воздушный наряд окончательно пришел в
беспорядок. - Куда ты дел то, что было налито в кувшин?
- Выпил, - сообщил Артем.
- Врешь! Там было любовное зелье. Если бы ты его выпил, то не клевал
бы сейчас носом, а ревел, как бык перед случкой, - хохотнула она.
- Ну уж не знаю... Может, доза оказалась чересчур велика, или я к
этому зелью вообще не восприимчив.
- Опять ты врешь! К нему даже мухи восприимчивы. Ну признайся, - она
перевернулась на бок и пододвинулась поближе, - боишься меня?
- Боюсь, - признался Артем.
- А ме-ня бояться не на-а-до, - промурлыкала Генобра, грозя ему
пальчиком. - Меня лю-би-и-и-ить надо.
- Мы тебя любим, - Артем осторожно отодвинулся. - Мы тебе очень
благодарны.
- Не верю! Докажи! - Шпора с треском вонзилась в спинку кровати.
- Клянусь тебе. Давай позовем твою сестрицу. Она тоже это подтвердит.
- Позвать ее... - Генобра задумалась. - А что, это было бы
пикантно... Впрочем, нет... В другой раз. Нынче нам эта рыбина сушеная
только помешает.
Тут уже Артем не нашелся, что ответить. Отодвигаться дальше было
некуда, он и так уже наполовину свешивался с кровати; да и изящно
закинутая на него ножка в грязном ботфорте не позволила бы это сделать.
- Ты какой-то странный, - Генобра ухватила Артема за подбородок. - На
максара совсем не похож, но душа твоя для меня потемки. Таких мужчин у
меня еще не было...
"И не будет", - подумал Артем, впрочем, без особой уверенности.
Предсказать поступки Генобры было совершенно невозможно, но Артем
догадывался, что она, как истый максар, добиваясь своего, не остановится
ни перед чем. Вопрос только - чего именно она добивается? Ладно бы, если
только удовлетворения свой похоти. Вся эта пьяная блудливость может
оказаться только хитрой игрой.
Прикидываться дурачком и дальше уже не имело смысла. Он погладил
Генобру по жестким, немного влажным волосам (лицо ее при этом изобразило
высшую степень блаженства) и ласково сказал:
- Ты очень мне нравишься. Но я уже дал клятву верности твоей сестре.
- Кому? - Генобра, едва не проломив постель, вскочила на ноги. -
Кому? Ирдане? Этой холодной жабе? - Явно паясничая, она состроила
оскорбленную гримасу.
- Как ты ее назвала? Повтори! - переспросил Артем.
- Да ты даже имени ее не знаешь! При рождении твою подружку нарекли
Ирданой, что означает - Злополучная. На свет она появилась раньше срока,
за мгновение до того, как ее мать испустила дух, пронзенная клинком моего
старшего брата. В раннем детстве, играя с угольками костра, Ирдана спалила
походный шатер своей опекунши Дроксиды. Вместе с хозяйкой и челядью,
конечно. Все, кто с ней имел дело потом, погибли самой нелепой смертью.
Адракс, выкрав Ирдану, поступил в высшей степени опрометчиво. Именно с тех
пор удача оставила его. Она погубит любого, кого коснется рукой, дыханием
или даже взглядом. Вполне возможно, что она погубит всех максаров! Теперь
ты хоть понимаешь, с кем связался?
Эффект ее слов был равносилен внезапному удару под ложечку. Защита
Артема была пробита, и совсем не тем способом, который он ожидал. Этого
секундного замешательства вполне хватило Генобре, чтобы оседлать его. Она
действовала быстро, беспощадно и уверенно, словно опытный всадник,
укрощающий необъезженного жеребца. Ее руки и ноги были как из железа,
острые шпоры пресекали любую попытку сопротивления, а губы несли
дурманящий яд. Генобра хлестала его по голове и сжимала шенкелями, то
посылая в галоп, то заставляя перейти на шаг, то давая минуту-другую
отдыха. Она лучше Артема знала, что ему нужно, и лучше его делала то, что
должен был делать он. И вот наступил момент, когда все у них: и темп
скачки, и стук запаленных сердец, и лихорадочный ритм дыхания, и накал
страстей, и цель устремлений - совпали. Раб стал властелином, всадник -
скакуном, страждущий - алкающим. Теперь уже сама Генобра извивалась и
брыкалась, как дикая кобылица, теперь уже он давил и мял ее шелковистое,
бисером испарины сверкающее тело. Артем чувствовал, как острые ногти
раздирают кожу на его плечах, и сам вцепился зубами в ее упругую, душистую
плоть. Ничего человеческого не осталось в нем, и то, чего оба они
добивались, тоже оказалось нечеловечески восхитительным. Такой экстаз мог
испытывать разве что маньяк, живьем пожирающий свою жертву, или наркоман,
испепеляемый смертной дозой морфия. Воя, хрюкая и пуская от удовольствия
слюни, он умер, но уже через пару мгновений возвратился к жизни -
обессиленный, разбитый, сотрясаемый отвращением и стыдом.
А Генобра еще долго одаривала его своими бешеными ласками, и это было
не менее мучительно, чем пытка на качающейся раме.
Если Артем и мог сейчас себя с кем-нибудь сравнить, то только с
валявшимся на полу кувшином - раздавлен, опустошен (причем раздавлен без
всякой вины, а опустошен без всякой пользы). Убийственное наваждение давно
схлынуло, оставив боль, слабость и тошноту.
Генобра сидела на краю развороченной постели и, ровняя шпору,
сосредоточенно стучала ею об пол. От ее неглиже остались одни клочья
(впрочем, как и от одежды Артема), но, видимо, перспектива прогуляться
голышом через всю цитадель ничуть не беспокоила огневолосую красавицу.
Все формы и линии ее тела были утрированы, доведены до совершенства,
превратившегося в абсурд - уж если талия, то такая, что ладонями можно
обхватить, уж если груди, то каждой можно медведя выкормить, уж если
бедра, то соблазнительные и пышные, как кремовый торт.
Совершенно непроизвольно в памяти Артема всплыла слышанная когда-то
фраза: "Лучшие женщины и лошади - рыжие".
- Ну что, дружок? - Генобра осталась довольна состоянием своих шпор
и, притоптывая, прошлась по комнате. - Вижу, что сейчас от тебя толку
мало. Так уж и быть, отдохни. Одно горе с вами, мужчинами.
Артему осталось только согласно кивнуть: ты права, дескать. Одно горе
с нами. Зато с вами радость. Глаза бы мои тебя больше не видели,
потаскуха!
- А теперь поболтаем! - Она с разбегу бросилась на перину, как пловцы
