нулевом рубеже, но он наверняка воспринял бы это как последнее,
непростительное оскорбление. Я имею в избытке то, чего он так отчаянно
жаждет. Неизвестно, что могло бы случиться. К счастью, эти мои ночные
кошмары в последнее время пока ослабели...
Отодвинув дневник в сторону, Пауэрс наклонился над столом и некоторое
время смотрел через окно на белое дно высохшего озера, тянущееся до самого
горизонта. На расстоянии трех миль, на противоположном берегу, в ясном
воздухе второй половины дня вращалась чаша радиотелескопа; с его помощью
Калдрен неустанно вслушивался в Космос, бродя в миллионах кубических
парсеков пустоты, как кочевники, открывающие море на берегах Персидского
залива.
За спиной Пауэрса мурлыкал климатизатор и холодная струя воздуха
расплывалась на светло-голубых стенок комнаты, едва видных в сумерках.
Снаружи воздух был ясным и тяжелым, из зарослей позолоченных кактусов тут
же под окнами клиники выливались волны жара, разливаясь по острым террасам
двадцатиэтажного здания неврологии. Там, в молчащих спальнях,
изолированных замкнутыми ставнями, неизлечимых спали своим бессонным сном.
Было их уже в клиники больше пятисот, обитателей форпоста гигантской армии
сомнамбуликов, выполняющей свой последний марш. Едва пять лет минуло с тех
пор, как в первый раз распознали симптомы наркомы, но огромные
правительственные больницы уже были готовы к приему тысяч. Случаи наркомы
становились со дня на день все более многочисленными.
Пауэрс почувствовал себя усталым. Он глянул на руку, туда, где обычно
носил часы, задавая себе вопрос, сколько еще времени до восьми, до начала
его сна на этой неделе. Он засыпал сейчас всегда перед сумерками, и знал,
что вскоре подойдет его последний рассвет.
Часы были в кармане и он напомнил себе, что решил его уже никогда не
использовать. Так что он сидел, присматриваясь к книжным полкам,
располагавшимся напротив письменного стола. На них был ряд переплетенных в
зеленое публикаций Комиссии по Атомной Энергии, которые он принес сюда из
библиотеки Уайтби, как и статьи, в которых Уайтби описал свою работу в
Тихом океане после взрыва водородной бомбы. Многие из них Пауэрс знал чуть
не наизусть, читал их сотни раз, стремясь понять последние открытия
умершего биолога. Насколько легче было бы забыть Тойнби!
Черная стена где-то в фоне сознания бросила тень на его мысли и на
секунду у него потемнело в глазах. Он вытянул руку за дневником, думая о
девушке, которую видел в машине Калдрена (Кома, как назвал ее Калдрен; еще
одна сумасшедшая шутка Калдрена) и ее замечанию о Ногухи. Аналогия
касалась, вероятно, больше Уайтби, чем его. Чудовища в лаборатории были
только порождениями воображения Уайтби, как к примеру, та панцирная жаба,
которую он нашел утром в бассейне. Думая о Коме и о дружеской улыбке,
которую она ему подарила, он записал в дневнике.
"Проснулся в 6.33 утра. Последний визит у Андерсона. Он дал мне
понять, что дальнейшие визиты лишены смысла и лучше буду чувствовать себя
в одиночестве. Заснуть в восемь? (Предопределенность сроков меня
поражает).
Он остановился на секунду, потом добавил:
"Прощай, Эниветок!"
2
С девушкой он встретился на следующий день в лаборатории Уайтби. Он
поехал туда сразу после завтрака, забрав с собой зверька, найденного в
бассейне; он хотел заняться им, прежде чем тот умрет. Единственный
панцирный мутант, на которого он наткнулся до этого, едва не оказался
причиной его смерти. Месяц назад, когда он ехал вокруг озера на
автомобиле, то ударил передним колесом в зверька, уверенный, что попросту
раздавит его. Но насыщенный свинцом панцирь животного выдержал, хотя
внутренности были разможжены, сила удара столкнула машину в кювет. Он взял
тогда с собой панцирь, взвесил его позднее в лаборатории и обнаружил, что
тот содержал около 600 граммов свинца.
Многие разновидности растений и животных начали производить тяжелые
материалы, которые должны были служить вам радиационная защита. В горах,
лежащих по ту сторону пляжа, двое старых золотоискателей пробовали
заставить работать брошенные восемьдесят лет назад золотодобывающие
машины. Они заметили, что растущие вокруг шахты кактусы покрыты желтыми
пятнами. Анализ показал, что растения начали поглощать количества золота,
оплачивающиеся при переработке, хотя содержание золота в залежи было ниже
границы оплачиваемости. Таким образом старая шахта начала в конце концов
приносить прибыль.
Проснувшись в то утро в 6.45 на десять минут позднее, чем в
предыдущий день (он констатировал это, слушая по радио одну из постоянных
утренних программ) - он неохотно съел завтрак, около часа запаковывал
книги, после чего адресовал посылки брату.
Получасом позднее он уже был в лаборатории Уайтби. Лаборатория
помещалась в геодезическом куполе стофутового диаметра, построенном рядом
с квартирой, на западном берегу озера, на расстоянии около мили от летней
резиденции Калдрена. Вилла не использовалась со времени самоубийства
Уайтби. Большинство экспериментальных растений и животных вымерло, прежде
чем Пауэрс получил разрешение на доступ в лабораторию.
Сворачивая в подъездную аллею, Пауэрс увидел Кому, стоявшую на
вершине купола. Ее стройная фигура ярко выделялась на фоне ясного
утреннего неба. Она помахала ему приветственно рукой, соскользнула по
стеклянным плитам купола и соскочила на дорогу рядом с машиной.
- Добрый день, - сказала она улыбаясь. - Я пришла посмотреть ваш
зоопарк.
Калдрен утверждал, что вы меня не впустите, если он будет
сопровождать меня поэтому я ему сказала, что пойду одна.
И пока Пауэрс в молчании рылся в карманах, разыскивая ключи, она
добавила:
- Если хотите, я выстираю вам рубашку.
Пауэрс усмехнулся, глядя на свои покрытые пылью, пропотевшие манжеты.
- Неплохая, мысль, - сказал он. Выгляжу я действительно несколько
запущенно. - Он открыл двери и взял Кому за руку. Не знаю также, почему
Калдрен болтает такие глупости. Он может приходить сюда, когда только
захочет.
- Что у вас там, в ящике? - спросила Кома, указывая на шкафчик,
который он нес.
- Наш дальний родственник, которого я только что открыл. Очень
интересуя особа. Сейчас я его вам представлю.
Передвижные перегородки длили здание на четыре части. Две из них
служили складом, наполненным запасными контейнерами, аппаратурой и кормам
для животных. Они прошли как раз в третью, в которой размещался гигантский
рентгеновский аппарат, 250-мегаперовый Дж_Е_Макситрон, установленный
вблизи подвижного круглого стола. Везде вокруг лежали защитные бетонные
блоки, похожие на большие кирпичи.
В четвертой части помещался зоопарк Пауэрса. На скамьях в раковинах
были расставлены виварии, на вентиляционных крышках были наклеены графики
и записи, разных очертаний и цветов. На полу виднелись электрические
провода и резиновые трубы. Пока они шли вдоль контейнеров, за матовыми
стеклами двигались тени живущих внутри существ. В глубине ниши, рядом со
столом Пауэрса, они услышали шедший из клетки шум.
Поставив ящичек, Пауэрс взял со стола кулек орешков и подошел к
клетке. Маленький, черноволосый шимпанзе в пилотском шлеме приветствовал
их, повиснув на решетке, веселым верещанием, после чего, оглядываясь через
плечо, отскочил к пульту, установленному на задней стенке клетки. Он начал
поспешно нажимать клавиши и клетка наполнилась мозаикой цветных огней.
- Ловкач, - сказал Пауэрс, похлопывая шимпанзе по спине. Потом он
высыпал в лапу тому горсть орешков. - Чересчур умен для этого, а? -
добавил он, когда шимпанзе ловким движением фокусника, демонстрирующего
свое искусство, бросил орешки себе в рот, все время вереща.
Смеясь, Кола взяла несколько орешков и дала их обезьяне.
- Он великолепен. Ведет себя так, словно разговаривает с вами.
Пауэрс кивнул головой.
- Да, он действительно со мной разговаривает. Он располагает
двумястами словами, но не может справиться с разделением слогов.
Из холодильника, стоявшего около стола, он вынул полбуханки
нарезанного хлеба и вручил ее шимпанзе, который тот час же, словно только
того и дожидался, схватил с пола тостер и поставил его на столе посредине
клетки. Пауэрс нажатием кнопки включил ток и через минуту с тостера
долетел шелест нагревающейся проволоки.
- Это один из интеллигентнейших экземпляров, какие мы имеем. Уровень
его интеллигенции равняется более-менее разуму пятилетнего ребенка, но в
определенных отношениях шимпанзе гораздо более автономен, - сказал Пауэрс.
Из тостера выскочили два кусочка хлеба, которые шимпанзе тут же
схватил, после чего, словно нехотя ударив лапой в шлем дважды, прыгнул к
будке, построенной в углу клетки, где с рукой, с полной свободой
свешивавшейся через окошечко, начал спокойно и не спеша есть.
- Он сам себе построил этот дом, - сказал Пауэрс, выключая ток. - Не
плохо, а? - он показал одновременно на брезентовое ведро, из которого
торчало несколько уже засохших стеблей пеларгонии. - Он следит притом за
цветами, сам себе чистит клетку, безустанно щебечет, осыпая нас потоком
шуток. В высшей степени, как видите, великолепный и забавный экземпляр.
Кома не могла удержаться от смеха.
- Но для чего этот шлем? - спросила она.
Пауэрс заколебался.
- Это для самозащиты. У него временами болит голова. Все его
предшественники... - он прервался и поглядел в сторону. - Пойдемте,
поговорим с другими жильцами, - сказал он.
Они в молчании прошли на другой конец зала.
- Начнем сначала, - сказал Пауэрс и снял стеклянную крышку с одного
из контейнеров. Кола заглянула внутрь. В мелкой воде среди камешков и
ракушек она заметила маленькое, округлое существо, облепленное словно бы
сеткой щупалец.
- Морской анемон. А точнее, бывший морской анемон. Примитивное
кишечнополостное, - сказал Пауэрс и показал пальцем на отвердевший хребет
существа. - Он залепил отверстие и превратил канальчик во что-то, что
можно бы назвать зародышем позвоночника. Позднее щупальца переродится в
нервную систему, уже сейчас реагирует на цвет. Взгляните. - Он взял
фиолетовый платок Комы предложил его над контейнером. Щупальца начали
сокращаться и расслабляться, потом свиваться, словно хотели локализовать
впечатление.
- Любопытно, что щупальца полностью не реагирует на белый цвет. В
нормальных условиях щупальца реагируют на смены давления, как барабанная
перепонка в человеческом ухе. И сейчас щупальца словно слышат краски. Это
означает, что существо приспосабливается к существованию вне воды, к жизни
в статичном мире, полном резких, контрастных цветов.
- Но что все это значит? - спросила Кома.
- Еще минуту терпения, - сказал Пауэрс.
Они прошли вдоль скамьи до группы контейнеров в форме барабанов,
сделанных из антимоскитной сетки. Над первым из них висела огромная,
увеличительная микрофотография чертежа, напоминавшего синоптическую карту,
а над ней надпись: "Дрозофила - 15 ренг./мин."
Пауэрс постучал пальцем в маленькое окошечко барабана.
- Фруктовая мушка. Ее огромные хромосомы прекрасно подходят для
исследований, - сказал он, наклонился и дотронулся пальцем до огромного
улья в форме буквы "Ъ", висящего на стенке барабана. Из улья выползло
несколько мух. - В нормальных условиях каждая из них живет отдельно. Здесь
они создали форму общественной жизни и начали выделять что-то вроде
разведенной сладковатой жидкости, напоминающей мед.
