вокруг нее. Мчавшаяся во весь опор лошадь сбила ее с ног, а через секунду
лев, гнавшийся за другой насмерть перепуганной лошадью, задел ее, и она
снова упала на землю.
Среди треска ружейной пальбы и рева хищников слышались стоны жертв,
схваченных обезумевшими при виде крови львами. Скачущие хищники и мечущиеся
лошади мешали абиссинцам действовать совместными силами: каждый думал только
о себе -- ив общей схватке беззащитная женщина была совершенно забыта.
Спастись было невозможно. Вокруг жужжали наугад выпущенные пули солдат,
неслись лошади, рыскали львы. Дьявольски хитрые, кровожадные хищники теперь
начинали плотным кольцом окружать людей и животных, оскалив желтые клыки и
выпустив длинные, острые когти. Время от времени львы кидались в кучу
перепуганных людей и лошадей, и иногда какая-нибудь лошадь, доведенная до
бешенства страхом или болью, прорывалась сквозь кольцо, перескакивала через
заграждение и мчалась в джунгли. Но для мужчин и для женщины не было
спасения.
Пораженная случайной пулей лошадь упала подле Джэн Клейтон; лев прыгнул
через тушу умирающего животного прямо на воина, стоявшего напротив. Человек
поднял свое ружье и ударил им по широкой голове Нумы, но в следующий момент
он был уже на земле, и хищник стоял на нем.
Крича от ужаса, солдат слабыми кулаками колотил лохматую грудь в
напрасном старании оттолкнуть от себя огромную кошку. Лев опустил голову;
разверстая пасть с желтыми клыками закрылась над искаженным от ужаса лицом,
и что-то захрустело в зубах хищника. И, повернув назад, он перешагнул через
труп лошади и поволок за собою безжизненную окровавленную ношу.
Джэн смотрела на это широко раскрытыми глазами. Она видела, как лев,
спотыкаясь о тело своей жертвы, прошел в двух шагах от нее, и, словно
прикованная, не могла оторвать от него глаз.
Труп мешал льву двигаться, и это еще больше разъярило его. Он злобно
тряс безжизненное тело. Он ворчал и рычал, и бросил наконец этот предмет,
который стеснял его движения. Он поднял голову и оглянулся в поисках новой
жертвы, на которой он мог бы сорвать свою злобу. Его гневные желтые глаза
остановились на женщине, щетинистые губы раскрылись, показывая обнаженные
клыки. Ужасающий рев вырвался из дикой груди, и громадный зверь пригнулся к
земле и приготовился прыгнуть на эту беззащитную жертву.
***
Рано заснул лагерь, в котором лежали крепко связанные Верпер и Тарзан.
Двое чутких часовых мерно шагали взад и вперед, внимательно вглядываясь в
непроницаемую мглу джунглей.
Тарзан не спал. Тихо, но мощно растягивал он веревки, связывавшие его
кисти. Мускулы напряглись под гладкой загорелой кожей его плеч и рук, жилы
на лбу раздулись от силы напряжения. Одна веревка порвалась, другая, третья
-- и одна рука освободилась.
Из джунглей донесся глухой гортанный звук, и человек-обезьяна застыл,
безмолвный и неподвижный как статуя. Его уши и ноздри сквозь черную мглу
старались уловить то, чего не могли разглядеть глаза.
Опять раздался таинственный звук в густой листве за лагерем. Часовой
внезапно остановился, пытаясь разглядеть что-нибудь во мраке. Волосы стали
дыбом на его голове. Он глухим шепотом окликнул своего товарища.
-- Ты слышал? -- спросил он. Тот, дрожа, подошел поближе.
-- Что слышал? -- спросил он.
Снова повторился странный звук, и сейчас же в ответ на него раздался
такой же звук из лагеря. Часовые прижались друг к другу, вглядываясь в
черную пустоту, откуда донесся голос.
Деревья склонялись над заграждением в противоположной от них стороне.
Они не осмелились приблизиться туда. Они онемели от страха и не могли даже
разбудить своих товарищей -- и стояли, оцепеневшие от ужаса в ожидании того
страшного, что должно было появиться из джунглей.
Часовым недолго пришлось ждать. Что-то большое, темное спрыгнуло с
дерева в лагерь. При виде этого призрака один из часовых пришел в себя. Он
громко закричал, чтобы разбудить своих товарищей, и, подскочив к костру,
подбросил в него охапку хвороста.
Белый офицер и черные солдаты вскочили на ноги. Пламя костра поднялось
высоко, освещая весь лагерь, и проснувшиеся люди в суеверном страхе
отступили назад перед тем, что представилось их глазам.
Десять или двенадцать огромных волосатых чудовищ показались под
деревьями на противоположном конце лагеря. Белый великан при помощи одной
освобожденной руки поднялся на колени и кричал что-то этим страшным ночным
посетителям на странном лающем языке.
Верперу удалось сесть. Он тоже видел дикие лица приближающихся
человекоподобных и не знал, радоваться ему или пугаться. Огромные обезьяны с
ревом подскочили к Тарзану и Верперу. Чолк шел впереди. Бельгийский офицер
громко крикнул, приказывая своим людям стрелять. Но негры не двигались,
исполненные суеверного страха перед волосатыми лесными людьми и уверенные,
что белый великан, который мог сзывать зверей джунглей, был больше, чем
просто человек.
Вытащив револьвер, офицер выстрелил, и Тарзан, зная, какое впечатление
произведет пальба на его робких друзей, крикнул им, чтобы они поторопились.
При звуке выстрела несколько обезьян повернулись и бросились бежать. Но
Чолк и с полдюжины других кинулись вперед и, по приказанию
человека-обезьяны, схватили его и Верпера и понесли их с собою в джунгли.
Путем угроз, упреков и ругательств бельгийскому офицеру удалось
уговорить свою дрожащую черную команду дать залп по удалявшимся обезьянам.
Это был разрозненный, разорванный залп, но одна пуля попала в цель.
Когда джунгли скрыли в себе волосатых спасителей, Чолк, несший Верпера на
широком плече, зашатался и упал.
Через секунду он снова был на ногах, но по его нетвердой походке Верпер
понял, что он был тяжело ранен. Он ковылял далеко позади других и только
спустя несколько минут после того, как они по приказанию Тарзана
остановились, он медленно доплелся до них, покачиваясь из стороны в сторону,
и свалился под тяжестью своей ноши.
При своем падении Чолк уронил Верпера так, что тот упал лицом вниз, и
тело обезьяны лежало поперек его спины. Руки Верпера, все еще связанные у
него на спине, почувствовали прикосновение чего-то, что не было частью
волосатого тела обезьяны.
Совершенно механически его пальцы нащупали этот предмет. Это была
мягкая сумочка, наполненная маленькими твердыми зернышками. У Верпера
захватило дыхание. Он узнал этот предмет. Это было невероятно -- и все же
это была истина.
Он лихорадочно пытался снять сумочку с обезьяны и надеть ее на себя, но
связанные руки не могли справиться с этой задачей. Ему, однако, удалось
засунуть сумочку за пояс своих брюк.
Тарзан сидел недалеко от него и старался распутать последние узлы
связывавших его веревок. Наконец он отбросил от себя последнюю веревку и
поднялся на ноги. Он приблизился к Верперу и, опустившись на колени, стал
осматривать обезьяну.
-- Он мертв! -- объявил он. -- А какое это было великолепное существо!
Теперь он повернулся к Верперу и стал разрывать его пути. Прежде всего
он освободил его руки и потом занялся узлами на лодыжках.
-- Я справлюсь с остальным, -- сказал бельгиец. -- У меня есть
маленький перочинный нож, который они не заметили, обыскивая меня.
Таким образом он избавился от услуг человека-обезьяны, чтобы открыть
свой ножичек и перерезать ремень, на котором висела сумочка через плечо
Чолка. Справившись с этим, он переложил ее из-за пояса к себе за пазуху.
Потом он поднялся и приблизился к Тарзану.
Жадность снова овладела им. Забыты были все добрые намерения,
пробужденные в нем доверием Джэн Клейтон. То, что сделало оно -- уничтожила
сумочка.
Верпер не мог себе представить, каким образом сумочка попала к большой
обезьяне. Может быть, человекоподобное существо видело его стычку с
Ахмет-Зеком, увидело сумочку у араба и забрало ее себе? Но сумочка эта, во
всяком случае, содержала в себе сокровища Опара: это было несомненно, и это
было все, что нужно было знать Верперу.
-- Теперь, -- сказал человек-обезьяна, -- исполните ваше обещание и
покажите мне место, где вы видели мою жену.
Продвигаться за медленно двигавшимся бельгийцем была утомительная и
скучная работа. Человека-обезьяну раздражало это промедление, но европеец не
умел бежать по ветвям, как его спутники, и поэтому они продвигались вперед
крайне медленно.
Обезьяны некоторое время следовали за ними, но потом им это надоело.
Передняя обезьяна остановилась на лужайке, и остальные присели подле нее.
Они сидели и из-под нахмуренных бровей смотрели вслед удалявшимся людям,
пока те не скрылись из виду. Тогда одна обезьяна растянулась под деревом,
другие последовали ее примеру, и таким образом Верпер и Тарзан продолжали
свой путь вдвоем. Тарзана поведение обезьян нисколько не удивило и не
огорчило.
Не успели они отойти подальше от лужайки, как издалека до них донеслось
львиное рычание.
Тарзан не обратил внимания на знакомые звуки, пока из той же стороны до
него не долетел слабый звук выстрела. И когда за этим последовало отчаянное
ржание лошадей и почти беспрерывная перестрелка, смешивавшаяся со свирепым
рычанием целого стада львов, он сразу же насторожился.
-- Кто-то попал в беду, -- сказал он, поворачиваясь к Верперу. -- Я
пойду туда. Это могут быть друзья.
-- Может быть, ваша жена между ними, -- сказал бельгиец.
Найдя сумочку, он стал бояться человека-обезьяны и все время думал, как
бы скрыться от этого гиганта-англичанина, который одновременно был его
освободителем и тюремщиком.
При этих словах Тарзан подскочил, словно его подстегнули хлыстом.
-- Боже мой, -- крикнул он, -- она может быть там, и на них нападают
львы! Они уже в лагере, я слышу это по ржанью лошадей, а вот это кричит
человек. Останьтесь здесь. Я вернусь к вам. Я раньше должен пойти туда.
И, вскочив на дерево, он легко и быстро понесся вперед, тихо и
неслышно, как бестелесный дух.
Минуту Верпер стоял на том месте, где его оставил человек-обезьяна.
Потом хитрая улыбка появилась у него на губах.
-- Остаться здесь? -- проговорил он про себя. -- Остаться здесь и
ждать, пока ты вернешься и отнимешь от меня мое сокровище? Нет, мой друг, я
не дурак.
И, повернувшись на запад, Альберт Верпер пробрался сквозь густую сетку
вьющихся растений и навсегда скрылся от лорда Грейстока.
XXIV
ДОМОЙ
По мере того как Тарзан продвигался вперед к лагерю абиссинцев, все
сильнее становилась его уверенность, что люди не могут там справиться с
рассвирепевшими хищниками. Наконец между деревьями показался огонь лагерных
костров, и в следующую секунду гигантская фигура человека-обезьяны повисла
на суке, свешивавшемся над лагерем. Он кинул быстрый взгляд на кровавую
бойню внизу, и этот взгляд сразу охватил все поле битвы. Глаза его
остановились на фигуре женщины, стоявшей в двух шагах от огромного льва.
Только круп лошади разделял ее от свирепого хищника.
Лев уже готовился к прыжку, когда Тарзан увидел эту трагическую
картину. Голый и невооруженный человек-обезьяна висел почти над самым львом.
Медлить было нельзя. Тарзан ни на мгновение не колебался.
Положение Джэн Клейтон казалось ей самой таким безвыходным, что она
словно окаменела под взглядом льва и с полной апатией ожидала его нападения.
Она равнодушно ждала тех коротких мучений, которые причинят ей страшные
клыки и кривые, жестокие когти, прежде чем наступит полное забвение горя и
страданий.
К чему было бежать? Не лучше ли пасть сейчас же? Ведь все равно
