- Через пару дней возьму отпуск и приеду из твоей части в Отсосовск, -
говорил барон. - За выслугу не беспокойся, проявлю себя во всей красе. А
потом мы снова поменяемся.
- Ну. Ты скажи в полку, что заболел, вот и опух, а главное, больше
ругайся матом, тогда и подозрений никаких не возникнет. Потому, как я
начинаю ругаться, все опускают глаза, - напутствовал его Бегемотов.
Заговорщики пожали друг другу руки и разошлись. Только тогда из-за куста
можжевельника вылез совершенно обалдевший Хрюков. Он узнал переодетого
барона, но и поручика Бегемотова тоже принял за Хорриса.
"Был один, стало два! Был один, стало два! Агент- двойник! -
бессмысленно бормотал Хрюков. - Ну, что теперь делать?"
В замешательстве пристав сел на скамейку и завертел головой в разные
стороны, пытаясь все-таки решить - за кем же ему теперь вести "хвост".
24.
Гимназистка лицея княжка Мария-Тереза де Лизаньки шла по улице и от
страха целомудренно опускала глаза, когда из-за угла навстречу ей выкатил
экипаж с тремя превеселыми офицерами. Это были поручик Адамсон и его
секунданты.
- Ого, какая телуха! - заметил один из секундантов. - Лошадь, стой,
раз-два! Тпру!..
- Да это же Машенька! - признал обрадованный Адамсон.
- Господа! Мы здесь не за этим! Мы едем на дуэль! - попытался напомнить
ему второй секундант, убеленный сединами ротмистр Яйцев.
Но экипаж уже остановился. Адамсон спрыгнул первым и стремительно
бросился перед Марией-Терезой на колени.
- Лишь один поцелуй, мадемуазель! Наградите бедного гусара перед гибелью
такой пустяковой милостью! О, птица моя, ты же знаешь, как я тебя люблю! Во
имя тебя я буду биться сегодня! - распинался предприимчивый Адамсон.
Мария-Тереза не знала, куда деваться от надоедливого поручика. Редкие
прохожие осуждающе качали головами, но с гусарами связываться, похоже, не
собирались. Тут, во спасение Марии-Терезы, из-за угла величавой походкой
вышел Израиль Алексеевич Блин.
- Господа гусары! Как вам не стыдно! Прекратите приставать к честной
девушке, даже если она симпатична! - сказал он подойдя ближе, ровным и
внушительным голосом.
Адамсон сначала вскипел, но потом узнал Блина и как- то обмяк. Гусары
молча погрузились в экипаж и вспомнили, что пора бы поехать и поучаствовать
в дуэли.
- Все же, мадемуазель, я провожу вас, - сказал Блин Марии-Терезе, когда
неприятность миновала. - Вы сами видите, как опасно ходить одной по улицам,
где столько невоспитанных проходимцев.
Он забрал ее под руку и, загадочно улыбаясь, увел с этой шумной улицы
Отсосовска.
25.
На задворках офицерского клуба госпожи Снасилкиной-Шестью, посреди
громадной и утоптанной мусорной кучи кроме дуэлянтов находилась еще целая
группа злых и пьяных офицеров, а также гусаров и поклонниц барона фон
Хорриса.
Переодетому Хоррисом поручику Бегемотову страшно хотелось закурить, но у
него была только солдатская махорка, а он опасался, что барон курит
исключительно турецкий табак, да и к тому же об этом все знают. Можно было
стрельнуть пару голландских сигар у Адамсона, но подойти ближе и
поздороваться с ним поручик тоже не решался - неприятный голос барона был
хорошо известен не только в Отсосовске, но и в Ставке Главнокомандующего.
Бегемотов опасался разоблачения.
С досады он подошел к разваливающимся стенам клуба и стал мочиться...
В девять вечера судья Узкозадов наконец-то приступил к раздаче оружия.
Поручик Адамсон получил ржавую шпагу без эфеса, которую тут же приступил
чистить, втыкая ее по рукоять в навозную кучу. Бегемотову же достался
шестиствольный дуэльный пистолет без ударника, но зато с полупудовой
рукояткой.
По свистку судьи дуэлянты стали стремительно орудовать выданными
инструментами, причем Бегемотов использовал свой пистолет в качестве
кувалды. Он махал им столь активно, что повредил (в который раз) пах
неосторожно стоявшего рядом ротмистра Яйцева. Адамсон едва успевал
уворачиваться и вскоре оказался у самой стены клуба.
В критический момент дуэлянты одновременно замахнулись своими страшными
орудиями. При этом Адамсон ударил шпагой и расколол бутылку сидра, которую
тянул из горла наблюдавший за схваткой адмирал Нахимович. Бегемотов же,
потеряв от своего размаха равновесие, упал в навозную кучу, хотя и начал
делать судорожные попытки выбраться. Здесь его мог изловить Адамсон, но
старенький адмирал, обидевшись на последнего, крикнул что-то грозное и
засадил поручику Адамсону по глазнице. Так началась всеобщая драка.
Озверевший от обилия запаха Бегемотов выбрался на свободу и врезался в
толпу, размахивая во все стороны своим страшным пистолетом. Из клуба пыли и
навозных брызг бежали, стараясь не опоздать к мордобитию, гусары имперского
штрафного полка, на бегу отстегивая портупеи и наматывая на руку ремни.
На крыше Отсосовской водонапорной башни неспешно появился местный
художник-баталист Массонов-Кольцман. Расставив пошире ноги и мольберт, он
углубился в создание нового полотна.
Битва продолжалась целую вечность. Массонов уже оканчивал одиннадцатый
эскиз, когда и этой вечности наметился конец - на бульваре появился Израиль
Алексеевич Блин под руку с княжной Марией- Терезой.
- Блин идет! - послышался шорох среди офицеров. Все обмерли и, оцепенев,
стали искать глазами столичную знаменитость.
- Где?!
- По бульвару! - закричал вдруг толстый в тазу Узкозадов и метнулся
вслед за сердцеедом Блином.
26.
Между тем Израиль вел Марию-Терезу ужинать. Он уже договорился с ней,
что гораздо менее опасно сидеть в ресторане с ним, чем скитаться, как
газель, по улицам Отсосовска. По привычке он поперся было в кабак купца
третьей гильдии Хиппатого, но вовремя опомнился и повернул к единственному
в городе приличному ресторану со звучным названием "Либидо". Это было
проверенное место для спаивания не бывавших на Фронтах гусаров, совращения
молоденьких лицеисток и вечеринок с шумными потасовками. Какой намек был в
названии ресторана, никто в городе толком не знал. Некоторые считали, что
"Либидо" - столица какой-нибудь экзотической страны к югу от Самурайи,
однако большинство придерживалось точки зрения самого образованного
человека в округе - судьи Узкозадова, этот считал, что ресторан был назван
так в честь центральной площади Тоже- Парижа.
"Либидо" приветливо распахнул свои жаркие объятия перед сердцеедом
Блином и его добычей.
- Особенно хорошо жить в Париже, Машенька, - заметил Блин, открывая
перед княжной двери людного места. - Хотите в Париж?
- Хочу, - простодушно ответила Машенька, на что Блин тонко улыбнулся.
Не успели они сесть за столик и пригубить из большого бокала
газированного сидра, как в ресторан ворвалось все офицерье, еще не успевшее
остыть от грандиозного побоища на месте дуэли Адамсона и "барона Хорриса".
Вошедшие живо расселись вокруг столика Блина, впрочем, в некотором
отдалении, и терпеливо уставили свои идиотские лица и физиономии в его
сторону. Это не обошло внимания Блина, но он ничуть не смущаясь, продолжал
целовать Машеньке руку, сокровенно шепча ей на ухо.
- Машенька, вы были когда-нибудь влюблены? - поинтересовался он.
- О да, сударь, - еле слышно сказала гимназистка и огляделась по
сторонам. Ее пожирали восхищенные взгляды. Мария-Тереза вдохновилась. -
Знаете, я была так влюблена, так влюблена!
Газированный сидр, как ни странно, ничуть не отрезвлял.
- Он, знаете ли, был такой молодой, красивый и в белых штанах, -
на этих словах Машенька споткнулась и покраснела.
Среди тишины послышалось сопение помятого толпой Узкозадова,
понимающего, что речь идет о полковнике Легоньком, бывшем в Отсосовске с
Инспекцией. Поручик Бегемотов равнодушно закурил папироску, сплевывая меж
своих расставленных ног. Остальные гусары, казалось, так и не переводили
дыхания.
- А могли бы вы полюбить немножечко и меня? - задушевно озадачил девушку
Блин.
- Ах, - покраснела Машенька.
- Ну да, мне так не везло в жизни!
- Полноте!
- Меня покинули все друзья и поклонницы, - Израиль Алексеевич зажмурился
и печально закачал головой.
Машенька, между тем, снова огляделась и слегка отодвинулась от Блина, а
спустя мгновение придвинулась снова, не зная, кого здесь следует опасаться
больше.
- Я не смогу полюбить вас никогда!
- Позвольте... - смешался Блин, никак этого не ожидавший. - Неужели я
такой некрасивый, или, может быть, я недостаточно храбр?.. Хотите,
Машенька, я проколю саблей зад вон тому моряку? - взмолился Блин, кивая на
адмирала Нахимовича.
Спустя мгновение он вскочил и, не взирая на испуг Машеньки, схватился за
шпагу... Шпаги на интригане почему-то не оказалось.
- Боже, - прошептал Блин, медленно сползая на стул. Пальцы его стали
нервно теребить вилку.
- Ну что же, сударь? - недовольно спросила, ожидавшая развлечений,
княжна Мария-Тереза.
Блин с отчаянным выражением лица взмахнул вилкой и вонзил ее в гору
салата. В образовавшейся тишине раздался хруст и чавканье. Запив салат
стаканом газированного сидра, Блин окончательно пришел в себя после утраты
своей шпаги и неожиданно привлек Машеньку к себе.
Офицеры повскакивали с мест, опрокинув поручика Бегемотова - все
стремительно бросились к Блину и княжне Машеньке. Одни для того, чтобы
предотватить разврат (а все знали, что Блин в этом отношении весьма скор на
руку), другие же - чтобы самим участвовать в оном.
Как и следовало предполагать, началась обычная в Отсосовске попытка
потасовки, которая переростала в заурядный мордобой.
Были биты лица и посуда, выставлены на бульвар все окна и двери, только
три стены из семи остались нетронуты. Не скоро еще горожане смогли посетить
свой любимый и единственно приличный ресторан "Либидо". Приезд Блина в
Отсосовск явно не пошло одноименному городу на пользу.
27.
Грязная запыленная фура, крытая дырявым брезентом, тащилась по разбитой
дороге, то и дело опасно накреняясь. На облучке сидел долговязый солдат,
погоняя хромую кобылу, а в повозке лежал загримированный под поручика
Бегемотова барон Хоррис, тоскливо взирая на утопающие в клубах пыли заросли
гаоляна. Еще более тоскливо выглядели лежавшие по обочинам и раздетые трупы
самурайцев, сделавших себе харакири во время последней схватки. На солнце
ясно виднелись оголенные желтые пятки. Вдалеке за погостом слышался шум
приближающегося боя.
Наконец повозка подъехала к воротам части.
- Тпру! - закричал солдат, натягивая поводья. Кобыла всхрапнула и
рухнула наземь.
- Ну, что там? - спросил Хоррис.
- Приехали, ваш-выс-бродь, сдохла, - доложил солдат.
- Ах твою так! А где же моя часть?
- Да где стреляют, ваш-выс-бродь, больше быть негде.
Барон со стоном вывалился из повозки и побрел к воротам. Часовой взял
ружье наизготовку.
- Стой, козел! Ты куда идешь? - не совсем по Уставу спросил он.
Барон Хоррис стал вспоминать, что в таких случаях советует отвечать
Устав, и вспомнил, что в жизни не читал никаких Уставов. Не читал ничего,
кроме порнографии. Тогда барон сунул ему оплеуху, часовой вытянулся в
струнку.
- Виноват, ваш-выс-бродь, не признал!
- То-то! - молвич добродушно барон и вступил в расположение своего
полка, без сомнения овеянного славой. Войдя в одинокие ворота, барон
обратил внимание, что сараи более напоминают самурайские свинарники, чем
казармы регулярной и победоносной Армии. Барон, впрочем, тут же оставил
свои изыскания, и направился к здоровенному детине, стоявшему возле
переносного дивизионного сортира. Когда Хоррис подошел ближе, то признал в
нем ротмистра Яйцева, почему-то изрядно пьяного.
Появление на Фронтах Яйцева было поистинне фантастическим событием. Он
прибыл на Фронты ненадолго, исключительно подлечить поврежденный во время
дуэли пах. По тому, что Яйцев оказался здесь даже раньше переодетого фон
