орешник, его осенило - тот был забыт в уборной дирижабля.
"Как я мог его оставить?" - промелькнуло в голове барона и он ударился
ею о крону высокого кленового дерева...
8.
В двое суток поседевший от увиденного ротмистр Яйцев и бравые санитары
разбирали завалы трупов, обгоревшей амуниции и деревянных винтовок. В одном
из нижних культурных слоев был обнаружен живой и почти невредимый, если не
посчитать некоторых синяков и разложившихся язв на породистом лице, юнкер
Адамсон.
Посредник отнесся к очнувшемуся Адамсону, как к родному. Отпаивал его
коньяком и кофе, брал за руку, словно глазам своим не верил, и наконец,
предложил представить его к какой-нибудь из раздаваемых в деревне медалям.
- Я в общем-то, не возражаю, - вздохнул Адамсон, в промежутке между
затяжными глотками сидра.
- Повезло вам, юнкер. Как в рубашке родились. Один-то и остались из
всего батальона, - всхлипывал ротмистр.
- Да, повезло мне, - отвечал Адамсон.
Адамсон уже понял, что поступил правильно, когда пробежал несколько
метров в атаку, а потом по-пластунски вернулся обратно в окопы. Об этом,
конечно, никто уже не знал.
А потом, после крушения дирижабля, Адамсон испугался, что его привлекут
за дезертирство и под покровом дыма и вони приполз на место побоища,
окопался среди трупов и замер.
"Мертвым уже все равно, - думал философски Адамсон. - Мне же еще жить,
прости господи."
Численность сгинувших точно установить было невозможно, поскольку даже
после прибытия Шестого санитарного батальона, отозванного с самурайских
позиций, удалось вытащить только семь целых трупов, среди которых аккуратно
лежал хорошо проспиртованный (благодаря сидру) труп поручика Слонова.
Списки же юнкеров, как и можно было предположить, оказались утеряны лютыми
от пьянки писарями штабной канцелярии.
9.
Два взвода юнкеров, прибывавших на постройку Шлагбаума, были признаны
безвременно погибшими и списаны с довольствия. Штабные писаря две недели
строчили похоронки типа "отважно погибшему во славу Империи...", находя в
этот определенное удовольствие.
Тем не менее, в документах пятилетнего плана Ставки значились успешные
работы по воздвижению Шлагбаума Европейского Образца.
Его установкой занимался лично обер-лейтенант Кац. Он же был главным
организатором безобразной деревенской гулянки, закончившейся повальным
запоем большинства юнкеров и пышногрудых сифозных девок.
Среди тех, кто продолжал строить и обслуживать Шлагбаум были в основном
безработные деревенские крестьяне да девки. Последние попадали сюда в
поисках кавалера и из-за любопытства перед чужестранным и весьма
эротическим словом "Шлагбаум".
Спустя два дня работ, когда воздвижение Шлагбаума было завершено, юнкера
с продолжительного бодуна и уже мужицкими рожами вместе с девками
направились в Штаб корпуса. Этой акцией, кстати, снова руководил лично
мертвецки пьяный контр-обер-лейтенант Епифан Кац. Его при хотьбе по лесу за
ноги переставляли самые преданные юнкера и опирался он, в основном, на
щуплые плечи юнкера Хабибулина. Все остальные юнкера, не питавшие приязни к
Кацу, и деревенские девки тряслись на ссохшихся когда-то просмоленных
повозках.
К вечеру, у въезда в расположение Штаба их остановил имперский патруль.
- Порядки слыхивали?
- Да, поди, знаем, - ответили за обер-лейтенанта девки.
Они улыбались и пользуясь моментом, осматривали капрала, который
проводил взглядом девок и преданных юнкеров, сгорбленных под тяжелой ношей
Каца, в Штаб корпуса.
10.
В штабной палатке не было никого, кроме трех офицеров. Среди троих были
- барон фон Хоррис, майор Секер и раненый на Фронтах в пах штабс-ротмистр
Яйцев. Ранение паха ротмистр Яйцев переживал, так как получил его при
весьма примечательных обстоятельствах, на биллиарде.
Биллиард был как-то отбит у самураев и господа офицеры, не удержавшись,
сразились под шампанское в "американку". Играли они без особых правил, как
в тавернах, что особо можно было заметить, когда кавалерист Стремов
повредил кием ротмистра Яйцева.
С тех пор Яйцев играл исключительно в преферанс или в похожие игры. Вот
и сейчас господа офицеры сидели за дубовым столом и расписывали пулю,
возводя друг другу зловещие горы. Гора у играющих помещалась на трех листах
сводки, переданной телеграфом из Ставки главнокомандующего.
- Слыхали, господа, - заговорил ротмистр Яйцев, осыпая пулю пеплом своей
черной швейцарской сигары. - Говорят на Маневрах толпу юнкеров порешили. До
сих пор считают - сколько.
- Да ничего страшного, господин ротмистр, - лязгнул выставной челюстью
барон Хоррис. - Солдат должен знать: тяжело в учении - легко умирать в
бою!.. Ваше здоровье, господа! А вам, Секер, позвольте выразить мое
сожаление по поводу гибели ваших воспитанников. Я лично был свидетелем их
неизбывного героизма!
Заметим, что Секер ничего не слышал. Он был отвлечен размышлениями о
предстоящем разливе по кружкам сидра. Все же постепенно слова барона
просочились в его сознание.
- Кто погиб?! - возопил майор.
- Да две роты юнкеров на Маневрах.
- И сколько?!
- Все до последнего человека, некоего Адамсона, - с дрожью в голосе
ответил барон Хоррис. - Сражались, как заморские львы!
- Врешь ты все, заморская собака! - грубо окрысился Секер.
- Честное слово офицера! - не унимался уязвленный фон Хоррис.
- А дворянина?! - с подозрением уточнил Секер.
- Ну это же шамо шобой! - воскликнул барон с таким жаром, что лишился
своих вставных зубов.
- Да нет, правда, - вступил в разговор ротмистр Яйцев. - Я был
посредником и тоже все видел...
- Пас, - задумчиво ответил Секер.
Он понял, подсмотрев прикуп, что едва ли возьмет одиннадцать козырных
взяток.
11.
Торжественное построение войск, входящих в корпус Резерва Самурайского
фронта, по случаю окончания Маневров, было назначено на пятницу в полдень.
На левом фланге разместились два взвода юнкеров с мозолитыми от
строительства коммуникационного Шлагбаума ладонями. Предварял этот строй
обер-лейтенант Кац. Юнкера, строившие домик майору Секеру, стояли на правом
фланге. И на самом краю разместились Блюев и Адамсон, вдоль и поперек
перемотанные бинтами и потому похожие, как близнецы.
Майор Секер принял парад и тут же отдал его барону фон Хоррису. Барон
продолжал стоять, хотя целую неделю имел вполне приличный стул. Он не
совсем понял, что от него хочет майор Секер, и потому парад принимать
отказался.
- Господа! Поздравляю вас с окончанием Маневров! - так и не придумав
ничего другого, возгласил майор Секер после продолжительной паузы.
Все закричали "Ура!" и кричали до тех пор, пока Секер не приказал
некоторым шизанутым заткнуться.
- Позвольте мне в сей высокоторжественный день огласить список особо
отличившихся в пьянке... простите, на Маневрах! - продолжал Секер свою
речь. - Орденом Имперского Креста с подвязкой награждается барон фон Хоррис
за геройские действия и поддержку войск с воздуха во время маневров...
дирижабля! Барон также награждается почетным позолоченным оружием с
инкрустациями за проявленную выдержку! В геройском порыве он почти что спас
дирижабль...
Загремели крики "Ура!" - "Да здравствует!" - "Хоррис - козел!", полковой
оркестр и артиллерийский салют. Орудия были направлены в сторону Самурайи,
чтобы не переводить зря снаряды. Впрочем, опытный адьютант Палыч
сомневался, что до Самурайи (да и хотя бы до Швеции) они долетают.
- Поздравляю вас, господин барон! - сказал Секер безучастному Хоррису,
вручая награды. - Еще немного, и вы бы спасли дирижабль!
От волнения рука Секера дрогнула и барон получил сильнейший удар в
поддых. К счастью, это вывело его из оцепенения и он судорожно зашарил по
карманам кителя, в поисках заготовленной речи. Все смолкли и с любопытством
уставились на Хорриса.
- Майор Секер награждается голубым орденом Имперского креста с Большой
голубой подвязкой! - посинев от напряжения, возвестил барон. - За мужество
и героизм, проявленные при постройке голубого Коммуникационного Шлагбаума!
И в воспитании солдат, которые даже мертвыми не выползают с поля боя!
По некоторым отличительным признакам, собравшие отметили, что текст для
барона подготовил гомосексуально настроенный пилот Румбель.
После вручения обоюдных наград майор Секер и фон Хоррис троекратно
расцеловались. При последнем поцелуе барон потерял-таки свои вставные
челюсти во рту Секера. Этого, впрочем, почти никто не заметил.
Майор Секер откашлялся и кашлял минут пять. После продолжительной паузы,
последовавшей вслед за этим, Секер возвестил:
- Господа! От себя лично и в том числе от барона Хорриса,
представляющего здесь нашего Союзника, я категорическим образом поздравляю
вас с успешным окончанием Маневров. Условный враг - юнкера Седьмого
Пехотного корпуса, ведомые графом Менструранним, - разбит наголо. Я в силах
позволить себе отметить проявленное усердие и мужество юнкера Адамсона и
юнкера Блюева.
Адамсон икнул и пихнул локтем Блюева. Тот только шикнул, весь
поглощенный речью майора.
- От Ставки главнокомандующего я вручаю этим доблестным юнкерам два
ордена "Доблестный солдат"... - Секер задумался. - Я вручаю им все-таки по
одному ордену на каждого, - поправил он себя.
Секер приблизился к строю юнкеров и нацепил на Блюева и Адамсона две
бляхи, оформленные в виде Шлагбаума. Как выяснилось, это было только
начало.
Далее Секер произвел юнкеров Блюева и Адамсона в звания "поручика" и
объявил, что в счет их выдающихся заслуг - и в виде поощрения - они
направляются на Фронты, минуя даже Фельдшерские курсы.
Тут же, прямо на плацу, с их мундиров были оторваны юнкерские погоны, а
появившийся из-за спин командиров изможденный сидром ротмистр Яйцев, с
улыбкой вручил Блюеву и Адамсону новые погоны и специальную нитку для
зашивания уставных рейтузов.
Видя, что вокруг хлопают аплодисменты и все пытаются говорить только
хвалебные речи, майор Секер призадумался, почему бы ему не вручить барону
Хоррису еще один орден.
В приступе эйфории он подскочил к барону Хоррису под несмолкаемым громом
мортир и матерщину юнкеров, которые стали надеяться, что на радостях им
выдадут сидр, выудил из-за пазухи еще один орден и ловко пришпилил его на
обшлаг рукава Хорриса. Расстроганный барон, не заметив, что Секер зажилил
себе орденскую подвязку и теперь в ожидании ему подмигивает, достал из
кармана изъятый во время допросов у пойманного лазутчика самурайский
девятиконечный орденок, и в свою очередь произвел награждение Секера.
Орденок был весь в плесени и в достаточной мере изгажен, но все равно
нацепить его было приятно...
К сожалению, время подошло к обеду и вскоре, еще немного побазарив, все
отправились на пьянку.
12.
Новоиспеченный поручик Адамсон обошел юнкерские палатки Шестого
пехотного корпуса и устремился к интендантским складам.
В очереди за новой формой, кроме чисто выбритой солдатни, Адамсон
обнаружил и расфуфыренную девицу из ближней деревни.
- За чем стоишь?
- Панталоны нужны... - взмолилась девушка.
- Ладно стой, что я тебе - мешаю, что ли.
Прапорщик, заправлявший на складе в спешке рассовывал по рукам теплые,
но очень рваные армейские рейтузы.
- Кому рейтузы?! - вскрикивал он время от времени.
- Размер какой?! - вторил ему подошедший вплотную Адамсон, саблей
оттолкнув девку в сторону штаба. - Вали отсюда... Когда надо не
дозовешься...
- Господин офицер, вы же обещали! - разрыдалась девица. - Мне коров
гонять не в чем - светится все.
Но Адамсон уже был занят другим делом. Он штопором ворвался в самую
сердцевину очереди и теперь превращал ее в беспорядочную толпу.
- Пусти, жаба! - кричал он, распихивая локтями солдат. - Стоят тут, как
будто быдло! Только и знают, что в штаны гадить, да очереди образовывать!..
