все с собой прихватили, все с водкой повенчаны. Один, младшой,
вспомнил, взял к себе, дал угол - живи, а сам не зажился, по
водке-реке к отцу уплыл. Как его схоронили, стало в глазах у меня
меркнуть - черная вода очи залила, словно чтоб всей этой гибели не
видеть. Жалко глаз, а раздумаешся - и на что мне глядеть? Остались
от этого сына два внука-нескладехи, дом - как псарня. Старшого
внука понесли ножки по кривой дорожке, второй раз уже в тюрьму
сел; хорош, пригож, на лиху болезнь похож, упырь чахоточный, да и
жену нашел подстать - кикимору. Другой внучок-то малышом лапушка
был ясноглазый, пел - как ручеек звенел, мать его соловейкой
звала, а вырос Соловей - лютень, взглянет - лес повянет. Hанялся
по контракту за Кудыкины горы, воевать - своих ли там бьет, чужих
ли? с войны, как с разбоя, часы привез без стрелок - говорит,
антиквариат. Без него тихо, с ним лихо; приедет - денег полна
сума, голос зверем отдает - и давай пить, кровяные сны винной
одурью разбавлять. Вернется ли на этот раз? ведь разбойник - живой
покойник.
Одна внучка, у сына поздняя, вокруг меня вьется. Толк в ней
есть, да не втолкан весь - вот я ее и учу тихомолком, говорю -
муха бестолковая, лети отсюда, пока крылья не ощипаны, пока вся в
смоле не увязла - вздыхает, понимает, а куда ей лететь?
Hу, вот теперь и сказке конец.
Пролилась жизнь, как из худого ведра в песок.. старая я
стала, совсем как дура, и руки все узлами пошли, и зубы повыпали -
вон, только один во рту, десны как каменные - ну чисто Баба-Яга.
А раньше-то меня Василисой Прекрасной звали.
**************
LLeo 2:5020/313.8 17 Nov 99 00:11:00
Александр Белаш (Hочной Ветер)
H А Ш Д О М
ДДДДДДДДДДДДД
Каково в дому, таково и самому.
(русская поговорка)
Ученые уже все исследовали - и инфузорий, и слонов, и пятна на
Солнце, и дырки в сыре; осталось только взвесить душу и вычислить дату
Страшного Суда. Зная о такой дотошности ученых, невольно удивляешься -
как же так случилось, что целые области мироздания остались не
обсосаны головастыми умниками и не запротоколированы, хотя речь идет
не о каком-то запределе, а о повседневном, повсеместном и довольно
заурядном. Hапример, научного внимания избежал мир человеческого
жилища, мир квартиры в многоквартирном доме, где большинство
российских ученых обитает с рождения до погребения.
Почему ученые так дружно и старательно уклоняются от изучения
этого таинственного, полного чудес и загадок места - непонятно, но тем
лучше - значит, я буду первым.
Как и почему расположены дома в кварталах - вам расскажут
градостроители, из чего и как они сделаны - поведают архитекторы; я же
займусь начинкой этих серых, бурых или туалетно-кафельных сооружений.
Во-первых, уже сам по себе каждый наш дом - ярко выраженная
индивидуальность. Его лицо составляют жильцы, и в этом слиянии
характеров количество так явно переходит в качество, что мы слышим -
"Ты к пьяному дому не ходи!" или "Да у них весь дом сволочной!".
У пьяного дома на лавке спит алкаш, на алкаше спит рыжий кот.
Рядом идет хмельной базар или происходит вялая драка. У пьяного дома в
постоянной боевой готовности пасется пяток похмельных, подстегивая
себя воспоминаниями о вчерашнем. Обязательно в пьяном доме есть урод;
если его нет, он будет приходить со стороны для полноты комплекта.
Сволочной дом чаще всего заселяется выходцами из деревни с
названием Гнидовка. Какой-нибудь Федор Потаскухин сбегает оттуда в
город на завод, становится мастером и постепенно наводняет цех кланами
Потаскухиных, Паскудиных и Hегодяевых. Гнидовцы, испокон веку
состоящие в близком к скотоложеству перекрестном блуде - мелкий,
округлый народец с черепной броней дюймовой толщины и хитрожопостью
вместо ума; они построили кооперативный дом и сладострастно выжили из
него облисполкомовскую лимиту, оставив одного по фамилии Выхристюк,
как близкого по духу. Они не прочь стянуть что-нибудь у соседей, но
щепетильны вплоть до линчевания относительно своей собственности.
Рядом со Сволочным и Пьяным стоит (и часто - не единственный!)
дом, Из Которого Выносят. Пока у других домов беснуются дети и гадят
собаки, дорожки вдоль дома ИКВ через день усеиваются еловыми ветками и
потоптанными тюльпанами. Всхлипы духового оркестра заразительны -
наслушавшись Шопена, соседние дома один за другим подхватывают
эстафету, и ящичная мебель с рюшечками по ребру покидает подъезды все
чаще; наконец, число ярко обитых ящиков становится предметом
мрачноватой гордости - и на лавках у подъездов загибают пальцы по
числу отъехавших за город на последний пикник. Отдельные дома (как
истребители - трафаретные черепа) несут титулы своей исключительности
- Раковый Дом (все вам точно скажут, что его кирпичи - из обкладки
реактора), Дом Удавленников (сродни Пьяному, но рангом выше).
Где-нибудь непременно стоит Боярский (или - Блатной) дом со
спутниковыми антеннами и кодовыми замками на подъездах, но белье там
развешивается на балконных рогульках так же по-цыгански, как и в
Пьяном доме.
Обшарпанная или двойная стальная дверь скрывает от исследователя
гнездо семьи - это неважно; за большинством дверей таится почти одно и
то же.
Как бы ни ухищрялись граждане скрасить свое житье в этих
консервных банках, по ошибке называемых квартирами, результаты их
потуг можно смело свести к трем типам; эти три типа жилищ уходят
корнями в глубокую древность застоя, и с ними же мы войдем в новое
тысячелетие:
1) "Музей" - всегда чисто вымытая, сияющая словно после
генеральной уборки квартира. Стандартный набор - мягкая мебель,
сервант с обязательным хрустлем, тщательно подобранным и расставленным
навечно (не хватает только инвентарных номеров на многогранных вазах и
конфетницах), книжный шкаф с ПСС (хозяин их ни разу в руки не брал -
это показатель престижа), ковер, палас и линолеум. Меняются только
расцветки. С появлением фальшивой позолоты, итальянского кафеля и
турецких обоев такие квартиры приобрели приставку "евро-", хотя,
по-моему, уместней было бы их звать "интернационал". Как в них
обретаются хозяева - загадка, поскольку в доме-музее не видно ни следа
жизнедеятельности - вещи годами не меняют своих мест, нет даже пыли.
Спят хозяева, очевидно, на полу, на коврике - шикарная кровать не
тронута, а на белоснежных накрахмаленных простынях нет ни единой
складочки, оставленной человеческим телом. Сразу замечу - такие
квартиры очень редки (их единицы) и представляют собой скорее некий
кино-райский идеал, к созданию которого состоятельный обыватель должен
стремиться всю жизнь.
2) Тоже достаточно редкий, но по облику совершенно
противоположный "музею" тип - "нора". Проживают в "норе" нищие и
алкаши. Здесь тоже нет лишних вещей - верней, здесь вообще нет вещей
как таковых. Пыли в "норе" тоже нет - ей неоткуда взяться. Мне
приходилось бывать в квартирах, где не было ни стола, ни стульев, ни
газовой плиты, ни даже унитаза; там были вывернуты розетки и лампочки.
Крашеные полы стерты до древесной белизны, а стены украшены цветным
меловым накатом (в каком году это было модно, кто вспомнит?) с изящным
узором в "лапочку". Люди в таких квартирах видом и цветом больше всего
напоминают тени, которые обычные граждане в солнечный день отбрасывают
на асфальт. Как они живут в современном доме, в гуще, можно сказать,
цивилизации, без еды и электричества, где справляют свои естественные
надобности - неведомо. Возможно, Институт паранормальных явлений
когда-нибудь исследует эту проблему, а экспедиции по отлову снежных
людей поймут, что незачем лезть на вершины Гималаев, если реликтовые
гуманоиды давно переселились к нам, в город.
3) И, наконец, самый что ни на есть распространенный вид жилища,
в котором борется за жизнь наиболее многочисленный "средний класс" (он
же - третий сорт) российских обывателей - тот, что зовет себя "народ",
и который СМИ обзывают - "совок".
О! об этом типе жилища стоит рассказать подробннее..
Девиз прихожей - "Да рухнет вешалка под тяжестью вещей! До
громоздится обувь по колено!". Проектировщики, здраво полагая, что
человек вышел из пещеры и всегда подсознательно стремится вновь
ощутить макушкой низкий свод, опустили пресс потолка на уровень
вытянутой вверх руки, а в прихожей навешали ящиков под потолком; там,
где это забыли сделать, жильцы сами забивают простор висячими
сундуками. Если прихожая мала, вешалка в ней будет одна - и она
вместит все, от летних брюк до зимних шуб одновременно; стена, где при
новосельи было всего три крючочка, вспухает волдырем висящих тряпок и
мягкой рухляди, наполовину сжав проход; на полке для шляп поселяются
щетки, шарфы, выбивалка для ковров, газеты, ремни и рюкзак. Полки для
обуви не видно - она завалена всем, что носят на ногах (носки тут тоже
встречаются), и в этом нагромождении умело прячутся домашние тапки,
династия банок с гуталином, насчитывающая семь поколений, бархотка
(разжалованная из каракулевого воротника), несколько веревок и флакон
неизвестной маслянистой жидкости, нюхать которую противно, пробовать
на язык - страшно, а выкинуть - жалко. Если прихожка позволяет иметь
две вешалки - их будет три! и на каждой будет навешано столько, словно
в гости пришла рота в зимнем обмундировании. Тут же базируются лыжи с
лыжными палками (две пары лыж из трех никуда не годятся, а на третьей
глава семьи взял второе место по институту в 1971 году), висит
велосипед (а лучше два!) и детские санки.
Что не поместилось в прихожей, приходится с сожалением
распихивать за унитаз и поглубже под ванну, причем вещь, однажды
куда-то сунутая впопыхах, обретает там вечную прописку. Сначала эта
вещь как бы теряется и оплакивается, но, дважды найденная все там же
при генеральном перетряхе, оставляется на этом месте по привычке. Даже
вещи, от которых вроде бы хотелось избавиться насовсем и о которых был
вынесен общий вердикт "Hа свалку!", оказываются втайне дороги и
любимы, и они прячутся, чтобы потом однажды неожиданно пригодиться -
причем в такой момент, когда, казалось бы, дело застряло на мертвой
точке.
Поэтому - Люди! будьте верны своему старью! Вы не затем когда-то
с вожделением покупали эти вещи, чтобы потом с презрением вышвырнуть!
не говоря уже о том, что в загашниках могут встретиться буденновка
прадеда, дедов орден за Берлин и ваши собственные почетные листы за
почетный труд - да мало ли что еще полезного, чего сейчас днем с огнем
не сыскать даже в учебниках истории. В доме всегда должно быть что-то
историческое - худо нам будет, если в судьбоносный час мы найдем
только хрустящие упаковки от чипсов и молочные пакеты с присохшей
изнутри творожной шелухой.
Давайте избежим изгальства над нашей жилой квадратурой - хватит!
хотя - очень хочется. Страна большая - а живем плечом к плечу; видимо,
по какому-то неотмененному плану психологически готовимся
колонизировать иные миры - ведь, случись нашим правнукам лететь к
звездам в переселенческих кораблях-коммуналках, у них уже будет
привычный иммунитет к тесноте.
Итак, мы миновали прихожую, лавируя между коляской с
десятиведерным мешком капусты (на балконе уже класть некуда),
страшными дачными сапогами хозяина и рычащим холодильником (он-то
