середине дороги. Решив до конца согласовать русские церковные обряды с
греческими, Никоя вводит в России греческие амвоны, греческий архиерейский
посох, греческие клобуки и мантию, греческие церковные напевы, начинает
строить монастыри по греческому образцу, приближает к себе греков, слушает
их во всем, действует по их указаниям и советам. Всюду у него становятся на
первое место греки и греческое (как позже у Петра I немцы и все немецкое.
- Б. Б.), а все русское, освященное подчас вековой стариной, отходит назад
в тень.
"Покладистые восточные патриархи, - пишет С. Мельгунов в своем
исследовании "Религиозно-общественные движения в ХVII-ХVIII вв. в России",
- осудили Никона именно на основании греческих законов, и Никону пришлось
тогда признать, что "греческие правила не прямые, печатали их еретики".
V
Никон вовсе не пытался отстаивать только "известную долю церковной
самостоятельности", как пытается доказать в своем исследовании "Патриарх
Никон" проф. Зызыкин. Никон преследовал совсем иные и далеко идущие цели.
"Патриарх Никон, - пишет проф. Каптерев, - переносит к нам греческие
амвоны, архиерейские посохи, клобуки, мантии, греческие церковные напевы,
принимает греческих живописцев, мастеров серебряного дела, строит по
образцу греческих монастырей. Слушает во всем греков, отдавая предпочтение
греческому авторитету перед вековой русской стариной. Это его приводило к
столкновению с почитателями русской старины". (21) Мало считаясь с
многовековыми традициями Православной Церкви, Никон стал ломать
установившиеся в течение веков церковные обряды. Естественно, что это не
могло понравиться ни русскому духовенству, ни русскому народу. Не
понравилось бы это и ни одному народу в мире, уважавшему религию своих
предков. Старые богослужебные книги, после получения новых, Никон велел
отбирать и уничтожать. Но священники и народ не хотели отдавать древних
священных книг.
"Посланные Никоном пытались отнимать силой, и тогда происходили
драки, увечья, даже смертоубийство из-за книг. Из многих церквей мирские
люди тайком брали старые книги, и как драгоценности уносили с собой в леса,
в пустыни, в тундры отдаленного севера куда бежали, спасаясь от Никоновских
новшеств". (22) Грубые меры, применяемые сторонниками Никона при
отобрании старинных книг, потрясли души простых людей. Они стали думать:
"Как же так сотни лет по этим книгам правили службу по всей Руси, священные
тайны по ним совершали, а теперь это не священные книги, а ни весть что. По
этим книгам столько русских праведниками и Божьими Угодниками стали, а
теперь они ни во что считаются".
На Великом Соборе 1667 года, отвечая на обвинение его в ереси,
протопоп Аввакум говорил Вселенским патриархам: "Вселенские учители! Рим
давно пал и ляхи с ним же погибли, до конца остались врагами христиан (т.е.
православным христианам). Да и у вас православие пестро (т.е. не чисто), от
насилия турского Магомета, немощни есте стали и впредь приезжайте к нам
учиться; у нас благодати Божией самодержство, до Никона отступника в нашей
России у благочестивых Князей и Царей было православие чисто и непорочно, и
Церковь не мятежная и первые наши пастыри, как двумя перстами крестились,
так и другим повелели".
"Патриархи задумались, - рассказывает Аввакум, - и наши что волченки
завыли, облевать стали на отцов своих говоря: не смыслили наши святые; не
ученые де люди были, чему им верить? Они де грамоты не умели. О, Боже
Святый. Како претерпе святых Своих толикая досаждения?" Произнося эти
слова, Аввакум несомненно передавал настроения большего числа жителей
Московской Руси.
Кто же были правы - Святые отцы, угодившие Богу и прославившихся
чудесами или восставший на их авторитет Никон? Конечно, святые.
"Держу до смерти, яко же приях, - писал Аввакум, - не прелагаю
предел вечных. До нас положено, лежи оно так во веки веков".
"Чудо, как в познание не хотят прийти, - возмущается Аввакум
действиями никониан. - Огнем, да кнутом, да виселицей хотят веру утвердить!
Которые Апостолы - то научили так? - Не знаю! Мой Христос не приказал нашим
Апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да виселицей в веру
приводить".
"Оппозиция церковным исправлениям, - сообщает С. Платонов, - была во
всем государстве; она являлась, напр., во Владимире, в Нижнем Новгороде, в
Муроме; на крайнем севере, в Соловецком монастыре, еще с 1657 года
обнаруживается резкое движение против "новин" и переходит в открытый бунт,
в известное Соловецкое возмущение, подавленное только в 1676 году.
Огромное нравственное влияние Соловков на севере Руси приводит к тому, что
раскол распространяется по всему северу. И нужно заметить, что в этом
движении за церковную старину принимают участие не только образованные люди
того времени (напр., духовенство), но и народные массы. Писания
расколоучителей расходятся быстро и читаются всеми. Исследователей удивляет
изумительно быстрое распространение раскола; замечая, что он, с одной
стороны, самостоятельно возникает сразу во многих местностях без влияния
расколоучителей из Москвы, а с другой стороны, очень легко прививается их
пропагандой, где бы она ни появилась, - исследователи вместе с тем, не
могут удовлетворительно объяснить причин такого быстрого роста церковной
оппозиции". Объяснить это, мне думается, можно только всенародностью
протеста против неудачных церковных реформ.
Большинство историков обычно всегда подчеркивали дикий фанатизм
старообрядцев, их смешное пристрастие к двоеперстию и другим незначительным
обрядам. Будто бы вся правда и прогрессивность была на стороне Никона. Это,
конечно, пристрастная трактовка раскола, трактовка его с позиции людей
ориентирующихся на западную, а не на русскую самобытную культуру. Народ
защищал вовсе не буквы и разные мелкие обряды, он был возмущен тем, что
Никон нарушил древние традиции православия. Сотни лет, с времен св.
Владимира, многие поколения русских людей исполняли обряды определенным
образом, крестились двумя перстами и вдруг оказалось, что все это они
делали ошибочно неправильно, а что правильно делали только греки. Если даже
это было и так, то и то нельзя такие вещи заявлять народу в такой
категорической форме, как это делал Никон. И, уже совсем нельзя,
правильность такого заявления подтверждать суровыми пытками и казнями.
Распевая молитвы, сотни людей сжигали себя, чтоб только не исполнять указы
Никона, искажавших, по их мнению, древние, истинные формы Православия.
Древняя Русь, вплоть до церковного раскола была духовно единой. Все
одинаково верили, принадлежали к одной духовной культуре. И цари, и бояре,
и дворяне, и крестьяне - все члены средневековой Руси. Средневековая Русь
была самобытным государством. Высшие и низшие классы были звенья единого
национального целого. Церковный раскол вызвал первую трещину. Реформы Петра
вызвали много других трещин в национальном сознании.
Разница в образовании, в быте, между различными слоями русского
общества была количественная, а не качественная, каковой она стала после
петровских реформ. Раскол раздробил духовное единство русского народа в
один из самых трудных моментов его истории. В тот момент, когда Россия
вплотную столкнулась с проблемой культурной связи с Европой, в народе
возник религиозный раскол.
Раскол, по словам Л. Тихомирова, обнаружил, что мы русские "сами не
знаем во что веруем, и чтя одних и тех же святых, одну и ту же Апостольскую
церковь - считаем друг друга погибшими, отлученными, преданными анафеме или
антихристу". (23) Раскол был роковым обстоятельством в эпоху, когда
русскому народу необходимо было учиться у запада. Именно в результате
раскола петровские реформы приняли такой подражательный, обезьяний
характер. Л. Тихомиров, Владимир Соловьев и многие другие мыслители
справедливо указывают на теснейшую взаимосвязь между расколом и характером
петровских реформ.
VI
Первая основа самобытности всякого народа, вера - была разорвана на
две части. Спор во время раскола шел ведь вовсе не о мелочах обрядности,
как обычно изображали суть раскола сторонники западно-европейской культуры.
"История и будущность теократии", - дело шло не о тех частных пунктах,
которые выставлялись (впрочем совершенно искренно) спорящими сторонами, а
об одном общем вопросе весьма существенного значения. Чем определяется
религиозная истина: решениями ли власти церковной или верностью народа
древнему благочестию? Вот вопрос величайшей важности, из за которого на
самом деле произошла беспримерная и доселе непримиримая распря между
"никонианами" и "староверами".
Старообрядцы обвиняли церковную власть в том, что она отступила от
древнего православного благочестия. Таким образом сторонники древнего
благочестия считали как бы, что сила церкви не в церковной иерархии, а в
верящем народе. Церковная же власть в лице Никона, грубо заменившая
установившиеся формы обрядности, своими преследованиями старообрядцев, по
словам В. Соловьева, заявила: "что вся сила церкви сосредотачивается в ней
одной, что власти церковной принадлежат безусловно и исключительно все
права, а народу только обязанности и послушание".
Не все, конечно, могли согласиться с таким толкованием понятия, что
такое церковь. Не надо забывать, что до Никона, церковная организация
русской церкви была очень демократична. В деревнях, то есть среди
большинства народа, священники обычно выбирались самими мирянами из числа
наиболее нравственных и грамотных членов сельской общины. Раскол, конечно,
"гораздо глубже вопроса о книжном исправлении", - как это верно указывает в
своей брошюре "Исторический путь России" Ковалевский.
Протопоп Аввакум и другие вожди раскола, стоявшие прежде за
необходимость исправления богослужебных книг и изменения некоторых обрядов,
восстали против церковных реформ, когда увидели, что за образец чистоты
веры берется, почему-то греческое православие, а правильными книгами
почему-то признаются одни греческие богослужебные книги, как будто
греческие переписчики не так же ошибались при переписке, как русские.
Такая постановка вопроса была, конечно, оскорбительной для
большинства русских людей. Получалось так, что в течение многих столетий
русские люди верили, молились не так, как надо. Если бы даже это обстояло и
так, то считаясь с человеческой природой нельзя было открыто мотивировать
такую точку зрения. Нельзя было совершать и тех насилий, которые совершил
Никон и другие сторонники церковной реформы над противниками ее в том виде,
в котором она проводилась.
Вожди старины имели право выступать против крайностей церковных
реформ, которые проводились с той же грубостью, как несколько позже и
реформы Петра.
Не ко времени задуманная Патриархом Никоном "обрядовая реформа", к
тому же насильственно проведенная нетактичным патриархом толкнула
оскорбленную русскую душу на решение бежать в дебри старообрядчества с
царского пути общей православно-национальной культуры. Это было величайшим
духовным несчастьем в жизни русской церкви и народа. Тем более, что вслед
за этим, глубокий общий духовный раскол потряс душу нации. Отделение
старообрядчества проходило не только по линии церковных споров, но и по
всей линии культурной психологии.
В старообрядчество ушла Русь, верная не только религиозному, но и
культурному прошлому, не желавшая новшеств ни в церкви, ни в жизни.
Протопоп Аввакум и другие вожди раскола инстинктивно чувствовали,
что проводимая так церковная реформа добра России не принесет. Что
пренебрежение к традиционному православию вызовет затем пренебрежение к
национальным обычаям и национальным формам жизни вообще. Как известно, так
и произошло. За церковными насильственными реформами последовали
насильственные реформы Петра. Исторически все же оказались правы вожди
раскола, которые бессознательно чувствовали всю гибельность стремительного
