пать, бегать вместо тебя по делам, ограждать от всякого беспокойства.
Чтобы тебе было легче делать то, что ты хочешь. Только люби меня. И люби
только меня.
Шарлотта схватила Мару за оба запястья. Вот она и привела ее туда,
куда хотела. Она прикинула ценность своей добычи - хороша, годится. Нуж-
ное ей существо найдено.
Идет новая смена, и теперь Шарлотта сможет взять мир в свои руки,
дать имя своему спутнику, определить права и обязанности, отменить все
прежние картины и нарисовать первую новую. Ведь это был мир картин, и он
останется таким, когда будет стерто все, что сказано в осуждение того и
другого пола, что сказано о них вообще. Картины останутся и тогда, когда
равенство и неравенство полов и все попытки определить их природу и их
правовые отношения давно станут пустыми словами и сменятся новым пустос-
ловием. Эти картины и образы продержатся долго и породят новые, даже ес-
ли краски на них поблекнут и от сырости выступят пятна. Образ Охотницы,
Великой матери и Великой блудницы, Самаритянки, Манящей из бездны и Воз-
несенной к звездам...
Я не рождена ни в одном из этих образов. Потому и стремлюсь с ними
покончить. Потому и мечтаю о другом, противоположном образе и мечтаю
создать его сама. У него еще нет имени. Еще нет. Сперва сделать скачок,
перескочить через все, уйти окончательно, когда бьет барабан, когда по
полу расстилается красное сукно и никто не знает, чем это кончится. Жить
надеждой на царство. Не царство мужчин, но и не царство женщин.
Ни то ни другое.
Она больше не могла ни на что смотреть, ее веки налились тяжестью и
устало смыкались. Сейчас она видела не Мару и не комнату, где находи-
лась, а свою последнюю потайную комнату, которую ей отныне придется за-
переть навсегда. В этой комнате развевается знамя белой лилии, и стены в
ней белые, и водружено это знамя. Мужчина Франц мертв, и мужчина Милан
мертв, мертв и некий Луис, мертвы все семеро, чье дыхание она ощущала
над собой. Они испустили дух - те, кто искал ее губы и входил в ее тело.
Они были мертвы, и все подаренные ими цветы сухо шелестели в их сложен-
ных на груди руках: цветы были им возвращены. Мара не узнает, не должна
узнать, что такое комната с покойниками и под каким знаком они убиты. По
этой комнате расхаживала она одна, как дух среди духов. Она любила своих
покойников и приходила тайком, чтобы их повидать. Дом скрипел и трещал,
потолок грозил обвалиться под завывания утреннего ветра, который трепал
крышу. Ключ от комнаты, это она еще помнила, она носила под рубашкой...
Ей что-то снилось, но она еще не спала. Мара не смеет об этом спраши-
вать, иначе она тоже окажется среди мертвых...
- Я мертвая, - сказала Мара. - Больше не могу. Мертвая, просто мерт-
вая.
...
-Вы давно хотите, чтобы я ушла, - захныкала Мара.
- Нет, - хрипло ответила Шарлотта. - Оставайся. Выпей со мной. Я по-
дыхаю от жажды. Так что останься.
- Нет, больше не могу, - проговорила Мара. Больше не могу пить, хо-
дить, стоять. Я мертвая.
...
- Так прогоните же меня наконец!
Шарлотта поднялась; ее онемевшее, смертельно усталое тело плохо слу-
шалось ее. Она не знала, как ей добраться до двери или до кровати. И
больше не хотела, чтобы Мара здесь оставалась. Не хотела также оставлять
себе и ей время на размышление.
Время - это не время на размышление. В окно смотрело утро с его пер-
вым светом, еще не окрашенным в розовые тона. Послышался первый шум -
проехала машина, потом раздались шаги, гулкие, твердые, они удалялись.
Когда обе они очутились в спальне, Шарлотта поняла: для чего бы то ни
было уже поздно. Они сняли платья и легли рядом, две Спящие красавицы с
белыми пряжками на плечах, в белых, тесно облегающих нижних юбках. Они
были мертвы и кое-что умертвили. Одна гладила плечи, грудь другой. Шар-
лотта заплакала, отвернулась и, дотянувшись до будильника, завела его.
Мара равнодушно за ней наблюдала. Потом обе провалились в сон, полный
грозовых видений.
Красная юбка, мятая и неприглядная, валялась возле кровати.
