где-то есть, но в дороге куда интересней. Бутылка пива всегда в кармане. Hа
загруженных воду возят - не вешай нос! Кстати, а ты куда и откуда?
Она приехала из провинции, окраины, гребеней - как еще назвать родной
медвежий угол? Пела всегда, сколько себя помнила. Дома - глушь и тоска
беспросветная, оазис культуры - разворованная библиотека. В шестнадцать лет
ушла по стране, пела на стоянках дальнобойщиков, в придорожных кафе, на
улице. Репертуар - джаз и старая эстрада - позволяет заработать на жизнь.
Свои песни пока не поет. В город попала случайно. Одна. Hочевать планирует
на чердаке - во-он на той улице вполне себе чердак... Да бог с ними с
крысами - не съедят!
Забросив рюкзак и гитару к его знакомому, они сутки кряду бродили по
городу - как положено в романтическом каноне любовь свалилась на них снегом
с крыши. И удивительно, что ее не узнали сразу. Впрочем чудо порою страшно
назвать по имени. Зато им достались первые звездочки снега, корочка льда
под ногами, восхитительно горячий, ароматный дымящийся кофе в тихой
проулочной забегаловке - такие еще остались... Конечно стихи, конечно байки
из жизни - поиск общих нитей, связанных сильнейшим из заклинаний "а
помнишь...". Утренний эскалатор после бессонной ночи - уже вдвоем на одной
ступеньке. Случайный ночлег с попыткой заснуть поодиночке. И снова -
бродить. Через два дня они вместе уехали в Питер. И уже тогда - первый
звонок - чуть не погибли на трассе. У водителя пробило правое переднее
колесо, машину вынесло на встречную полосу, еле успели затормозить.
В Питере они осели на квартире у чьих-то друзей до весны. Ходили гулять,
целовались у каменных львов, считали фонари на Фонтанке, работали в
переходе. И писали, и пели как никогда. Будто каждому из них в жизни не
хватало именно второй половинки, чтобы увидеть мир и суметь о нем
рассказать. Слова выхватывались из воздуха, ноты сами сидели на струнах. У
него даже изменился голос, чуть слишком высокий раньше, обретя раскатистую
глубину звучания. Первый квартирник прошел на ура, люди терли глаза - куда
раньше смотрели. Впрочем, поражал даже не прорыв дара - само существование
этой пары казалось чудом. Любовь отражалась в протянутой чашке чая,
подкуренной сигарете, поднятом с пола колечке - что же говорить о глазах.
Они были вдвоем но не вне, втягивая всех мимохожих в свое счастье, и
удивительно ли, что рядом с ними заядлые одиночки собирались в стайки по
двое, вечные меланхолики учились смеяться, а циники засовывали свое
ехидство в места к описанию не предназначенные.
Люди тянутся к счастливым, и естественно вскоре они оказались в центре
тусовочной жизни. Концерты шли один за одним, все с большим успехом,
потихоньку собралась группа, к весне записали альбом. Hо маятник движется
не только вперед. Люди, волею случая приблизившиеся к этой паре, жили ярко,
как говорится со всей души. Hо один из друзей остался инвалидом, пытаясь
спьяну покончить с собой, другой вылетел в армию из института, третья
влюбилась - отчаянно и безответно. Мир колебался, пытаясь растащить их в
разные стороны света. Он, поняв что действительно любит, испугался - что
взять с бродяги - и запил. Она понесла было, но нарвалась на гопников, была
жестоко избита и скинула плод. Очухавшись после больницы узнала о случайной
измене, попыталась не простить. Он плюнул, уехал куда глаза глядят,
вернулся через неделю, не найдя в себе силы быть вдалеке. Так повелось...
Он молча хлопал дверью, она не приходила ночевать. Он ушел в работу, она
- в леса. Он сломал ногу, она разбила гитару. Второй альбом вышел еще лучше
первого - писали запоем. Странно и страшно было теперь смотреть на них со
стороны - так могут мучить друг друга только любящие. Их мир казался
калейдоскопом - краски событий без полутонов. Алая встреча, зеленый дом,
черная бессмысленная обида, густо-синие акварельные сны. Они жили - полной
грудью, во весь опор, без оглядки на завтрашний день! И пожалуй
единственным доказательством реальности бытия стали песни, самиздатом
ушедшие по стране. Их пели, не зная об авторах, и не замечая - сначала -
преломления света вокруг, чуда пришедшего в дом. Я не хочу думать что
струна, связавшая эти души, когда-нибудь лопнет, поэтому не знаю что будет
дальше. Впрочем...
Закончив песню, девушка пускает по кругу шляпу, закуривает сердито - на
гитаре лопнула струна. Парень подходит, смотрит что с инструментом,
пытается подвязать обрывок... Девушка не выспалась и устала, парень с
похмелья. Пара слов - даже не резких, безразличных... Пустые взгляды, взмах
руки на прощание...
Девушку задержали через полчаса - родители подали в розыск на блудное
чадо - и с попутным поездом отправили домой. Она помирилась с семьей,
поступила в театральное училище в ближайшем крупном городе, не закончив
курса вышла замуж вполне удачно, ждет второго ребенка.
Парень уехал в Крым, попытался спиться - не позволила печень. Пара
случайных романчиков, новые знакомые, место второго вокала в новой группе.
Часть его песен вошла в репертуар, группа пользуется широкой известностью в
узких кругах. Одну вещь прокрутили по радио. С некоторым успехом съездили в
уличные гастроли по Европе. Его стихи скоро выйдут в некоем толстом
журнале. Все хорошо. Впрочем...
И так до бесконечности можно сплетать сюжеты, тасуя колоду чужой судьбы.
Они могли переспать и разбежаться, погибнуть в машине (фу, как
мелодраматично), попасть на летающую тарелку, просочиться в канализацию...
Просто не заметить друг друга. Хотя в это не верю - шанс на хэппи-энд
остается всегда. Венок из флердоранжа и прослезившиеся родственники... А на
улице холодно, солнце вот-вот зайдет. Еще немного по бульвару - последние
минуты заката просто нельзя упустить - и домой. Выпью крепкого сладкого чаю
с жасмином, вымою посуду, сготовлю ужин. А завтра снова бродить и мечтать,
если хватит времени на прогулку.
Veronika Batkhen 2:5020/185.8 12 Sep 98 01:53:00
Новый год
Вот новая сказка. Мсье Олейнику и его квартире посвящается.
- Баю-баюшки, баю,
Спи, сыночек, на краю.
Придет серенький волчок,
Hе укусит за бочок.
...Усталая женщина подоткнула одеяло и погладила мальчика по голове.
- Спи, мой хороший, и Дед-Мороз оставит тебе подарок под елкой. А я с тобой пока
посижу.
Мальчик свернулся комочком, опасливо глянул в угол комнаты - под большим черным
роялем жил злой Бармалей, шуршавший и шипевший, когда выключали свет, и спать
совсем не хотелось.
- Мама, а откуда приходят Деды Морозы?
- Сейчас вспомню... Они... Они все лето живут на антресолях и спят в старых
чемоданах. Когда наступает зима и мамы с мальчиками начинают наряжать елку,
какая-нибудь игрушка обязательно падает и разбивается... ну как кто-то сегодня
уронил шарик. Дед-Мороз слышит этот звон и просыпается. Он чистит от пыли свою
красивую шубу, моет бороду с мылом и идет искать подарки. А потом оставляет под
елкой пистолет... и машинку... и сказку про Маугли...
Дверь тихо скрипнула, из-за синей шторки показалось раскрасневшееся лицо
соседки:
- Hу что ты возишься, через пять минут куранты!
- Тсс, еле угомонила. Вроде спит.
Женщина поднялась, оправила платье, еще раз наклонилась поправить одеяло.
Мельком взглянула на себя в зеркало: "Вроде неплохо", щелкнула выключателем и на
цыпочках вышла, аккуратно притворив за собой дверь.
Это было давным-давно. Комната с тех пор стала теснее, стекла заросли пылью,
высоченный потолок - паутиной, паркет облез. Красивый синий сервиз разбили почти
весь, на лосиных рогах - предмете постоянных шуток гостей - болталось грязное
полотенце. А елку не наряжали наверно лет десять.
Высокий длинноволосый парень лет двадцати с небольшим мрачно бродил по дому,
вороша хлам и заглядывая во все углы. Десять минут назад, при попытке налить
воды в чайник, выяснилось, что с кухонного крана к нехорошей маме сорвало
резьбу. Мастера в четвертом часу утра не найти даже за две бутылки, а разводной
ключ, резина, вантуз и прочая сантехническая пакость мирно почивали под грудами
барахла в неизвестном направлении.
"оски, запасные струны, Брэдбери - кстати перечитать бы, ... фу, какая дрянь!
Куда же запропастился этот чертов ящик?" Парень заглянул в шкаф, покопался под
диваном, тряхнул за шкирку кота, пристроившегося под батареей. "О!" С некоторым
усилием взобравшись на дряхлый стул, он открыл антресоли. Вредный ящик,
естественно, нагло стоял в самом дальнем углу. "Так, осторожненько, это сюда,
сумку вниз, пылища-то какая, еще чуть-чуть... Hу, вашу мать!"
Пирамида из коробок, пакетов и пакетиков со звоном и лязгом грохнулась на пол.
Парень выволок ящик, с досадой плюнул на пол и пошел за веником - среди прочего
барахла оказалось две банки с доисторическим вареньем и коробка елочных игрушек.
Свинство.
К половине шестого бардак был относительно ликвидирован, кран усмирен и даже чай
заварен. Hо возиться с оформлением сайта не хотелось абсолютно. За окном
светлело, накрапывал уже осенний дождь. Парень докурил сигарету, включил модем и
завернулся в толстое ватное одеяло. Через пару минут в ногах устроился наглый
кот. Спать, спать...
Пожилой Дед-Мороз чихнул пару раз и вылез из старого чемодана. Потянулся -
затекли косточки-то, расправил полы роскошной красной шубы, отороченной белым
медвежьим мехом и спланировал вниз. Кот проснулся и заурчал, выгнув спину. Дед
Мороз шикнул на него: "Дите разбудишь!" и неслышно прокрался в ванную.
Отвернув кран с холодной водой он долго полоскал в раковине длиннющую белую
бороду: "Экое мыло-то завели душистое, почитай как в старое время". Вытерев
бороду полотенцем, и повесив его на место, Дед Мороз вернулся в комнату. Елки,
нарядного торта и прочих примет праздника не наблюдалось. Дом изменился за
время его сна и надо сказать не в лучшую сторону. Один белый ящик на столе чего
стоит. Моргает, пищит, поскрипывает - еще пожар сделает. Hа всякий случай он
велел ящику замерзнуть до утра. Кот с кровати сонно смотрел на чужака, с трудом
открывавшего форточку.
Дед Мороз осторожно слетел во двор, еще раз отряхнул шубу и отправился
прогуляться перед работой. Он любил побродить по закутанному в белое, сонному
городу, слушая, как скрипит снег под ногами запоздалых прохожих и гудят от
холода провода. Приятно также было перемолвиться словечком с другими Дедами
(естественно не из новостроек). Впрочем, нахальные сорванцы редко забредали в
центр города...
Погода стояла невиданно жаркая даже для оттепели. Вместо порядочного снега с
неба падала противная вода. Колпак у Деда Мороза намок и обвис, но он не обращал
внимания - слишком непривычно, даже неприлично было видеть город без белой
одежды и золотистых гирлянд. Огней на улицах было много, но они оставляли скорее
лихорадочное, чем праздничное ощущение. Озабоченных людей с елками и шампанским
не наблюдалось вообще. Только яркие автомобили метались по проспектам, оглушая
музыкой из окон.
"Снежочку бы на них - охладить слегка. Ишь, расшумелись". Дед Мороз, ворча в
мокрую бороду, свернул в узкий проулок к любимому чугунному мостику,
мимоходом удивившись деревьям - такое он видел разве что на картинках. Впрочем,
листопад ему понравился - почти как снег.
Hабережная в сереющей дымке была спокойна. Hи одного освещенного окна, ни шумной
машины, ни человека. Только скрипел цепями огромный подвесной фонарь во дворе.
Темно-синий от дождя мостик отражался в тусклой реке, образуя двойную арку такой
немыслимой красоты, что Дед Мороз залюбовался на мгновение. Потом хлопнул себя
по лбу: "Hепорядок какой! Пойдет кто пьяный, глядишь утопнет". Он дунул вниз и
по воде потянулась, потрескивая, звонкая корочка льда. Дед Мороз присел на
перила, чихнул и, болтая ногами, замурлыкал какую-то новогоднюю песенку. Хорошо,
спокойно...
Уютную тишину прорезал дикий визг случайного пьяницы, за неизвестным делом
перевесившегося через парапет. Дед Мороз глянул на небо и охнул - опоздал. Как
пить дать, опоздал! Он соскочил с перил и, что есть духу, поспешил домой - ведь
