подмигивая временами от сквозняков - будто действительно понимала. Ошибки
быть не могло - картина оживала на глазах. Он позвонил дочке и сказал -
приезжай к ноябрю. Дни летели как листья с яблони, легко и незаметно...
Дочь приехала раньше. В первых числах октября, после похорон. Аркадий
Яковлевич скончался, как умирают хорошие люди - почти мгновенно. Вышел за
вечерним кефиром, почувствовал себя нехорошо, сел на скамеечку во дворе...
Врачи сказали - инфаркт. Похороны были тихими, поминки справили семейным
кругом. Старший сын от наследства отказался. Квартира со всем содержимым
досталась дочери. Следовало навести порядок, отобрать семейные реликвии,
выкинуть мусор - горе горем, а деньги деньгами. Цены на недвижимость
падают, значит квартиру надо продать как можно скорее. Дочь открыла двери
своим ключом. Чуть-чуть всплакнула в прихожей, прижавшись щекой к старому
отцовскому пальто с вытертым цигейковым воротником. Вошла в мастерскую,
ахнула. Огромные окна были распахнуты настежь и дождь испортил все, что
можно было погубить. Разбухли створки старинного книжного шкафа, книги,
сваленные на подоконнике, покоробились, афиши по стенам превратились в
невнятные кляксы... А в дальнем углу, островком среди моря разрухи, стоял
прикрытый тряпкой мольберт. Дочь вспомнила - отец звонил две недели назад,
говорил, что пишет картину, закончит к зиме... Hе успел. Господи, всю жизнь
протратил на эти проклятые кляксы - и кому кроме нас они нужны?! Она
вздохнула, со злостью рванула тряпку - и замерла, всматриваясь в чудо.
С полотна в затхлый сумрак заброшенной комнаты, торжествуя, шагнул
яблочный сад ее детства - она помнила, кажется, каждое дерево, каждую
нарисованную трещинку в коре. Шел дождь и солнце играло на разноцветных
листьях, разбрасывая улыбки бликов. С неба глядели ангелы, из ветвей - совы
и лисы. И сама она - тринадцатилетняя - смеялась, протянув руки навстречу
прекрасным яблокам...
Радость моя! Сколько лет мне лететь, тосковать ни о ком, сколько зим
зимовать, не заметив ни дня, столько снов тебе слать по земле босиком,
столько жизней прожить, ожидая меня...
Что было дальше - вы уже знаете. И, даже, если и не были в Третьяковке,
то наверняка читали статьи в газетах - о "художнике одной картины". Зрители
в восторге, искусствоведы в недоумении, коллеги просто шокированы. Хотя
попытки отрицать авторство покойного мэтра пресекаются на удивление быстро.
Перекупщики обшарили всю Москву в поисках работ господина Вайнштока - и,
естественно, не нашли ни одной, способной сравниться с "Садом".
А куклу с тех пор никто не видел. Впрочем, ее и не искали...
Veronika Batkhen 2:5020/185.8 12 Jul 99 03:04:00
Дайте мне таблеток от вдохновения!
А ВЫ ДУМАЛИ - В СКАЗКУ ПОПАЛИ?!
"Ребята, надо верить в чудеса..."
(кто знает автора эпиграфа - подскажите)
Рита (точнее Маргарита Сергеевна) - проснулась в шесть-тридцать утра. По
будильнику (сколько раз ей хотелось швырнуть в окно ненавистную дребезжащую
дрянь) с больной головой и в дурном расположении духа. Во-первых за время
отпуска она отвыкла вставать рано, во-вторых небо за окнами в точности
отвечало ее настроению, и наконец сегодня возвращался к жене в Уфу ее
последний любовник. Впрочем, в сорок пять лет каждый мужчина представляется
завершающей точкой в книге. И спина к дождю ноет.
Маргарита Сергеевна завернулась в халат и проследовала в ванную, где нос
к носу столкнулась с зеркалом - вторым и последним врагом в ее в общем-то
устроенной жизни. По утрам особенно рельефно выступали мешки под глазами,
второй подбородок и прочие радости стареющей дамы. Глаза б мои на себя не
глядели! Контрастный душ, массаж шеи, маска - слава богу, Андрея пушками не
разбудишь, даром, что офицер. Теперь на кухню, чашечку кофе... Мать моя
балерина!
Естественно, свиные котлетки с ужина забыли на столе и кошка о них
позаботилась. Конечно бокалы остались в раковине - хорошее же похмелье
будет у тараканов. Hо диван!... И на все-про все - сорок минут времени.
Плюнув на кофе, Маргарита Сергеевна бросилась наводить порядок.
Курочку - майонезом обмазать и в духовку - как раз до выхода поспеет.
Яичницу с сыром на завтрак. Кошку - за шкирку и мордой, наглой мордой в
тарелку. Диван... Пледом закрыть и сойдет под пиво. Теперь посуда...
Маргарита Сергеевна подвернула рукава тяжелого халата и стала к раковине.
Это постирано, то куплено, билет взят... И как же тоскливо, кто б знал.
Вроде и замужем побывала, и вниманием, так сказать, никогда обделена не
была, но Андрей... Он же на двенадцать лет меня моложе!!!
Познакомились они, как и подобает в сказке, случайно. Молоденький
застенчивый провинциал заблудился в центре Москвы, спросил дорогу до
Красной Площади, слово за слово, экскурсия, кафе (на приличный ресторан не
хватило бы даже ее зарплаты), чашечка чаю на дорожку... Будто чувствовала -
за два дня до того отправила дочь на дачу - хороший бы был пример ребенку.
Соседка сверху пришла в полчетвертого ночи - узнать, кого все-таки убивают.
А утром он подал ей кофе в постель (что это был за кофе - разговор
отдельный, но сам факт...)
Весь следующий день они бродили по городу, вечером пошли в театр, а потом
- господи, втюрилась, как девчонка... Андрей рассказывал о себе - про
гарнизон, про несчастных солдатиков - хоть плачь, как они живут, про жену -
своими бы руками удавила, стерву. Мужик в самом соку, а она его едва
импотентом не сделала, дурища. То ей не так, се ей не сяк, а думать головой
- Пушкин будет? Ласки мужику не хватало, слова доброго, рук теплых... Hу и
опыта чуть-чуть - где ж такое видано - за десять лет жене не изменить ни
разу. А какой же он нежный, преданный, чуткий... И руки к тому месту
приставлены - все ножи в доме поточил, полку подвесил - сама полгода, как
собиралась, велосипед дочке собрал из кусочков - видел бы наш папа такое
счастье... И уезжает. Сегодня. А мне здесь куковать - не отбирать же отца у
детей, знаю каково это - в одиночку ребенка тянуть. Грех, не могу. А как
хотелось бы - каждое утро просыпаться с ним рядом, по щеке гладить,
испарину ночную со лба вытирать - вот оно, счастье бабье. И работу б ему
нашли - хоть у нас в охране... Завтрак бы каждое утро готовила - любимому.
Андрюше... Дура старая!
Маргарита Сергеевна выхватила курицу из духовки, перевернула, обожглась,
подула на пальцы, глянула мельком - вроде не подгорела и бегом понеслась в
спальню - будить Андрея следовало десять минут назад. Шторы - настежь,
последнюю минутку полюбоваться - как же он хорош - широкоплечий, смуглый,
ладный - и такой молодой. Кожа гладкая, глаза чуть запали - немудрено,
улыбается чему-то во сне... Щекой - по груди, руку - к волосам -
просыпайся, милый!
Через час они сели за стол. Андрей ел быстро и жадно, чуть неаккуратно -
где ж ему было учиться хорошим манерам. Маргарита Сергеевна бродила по
квартире, от шкафа до холодильника. Рубашки - все пересмотрены, чистые,
духами не пахнут. Курица уложена, подарки дочкам не забыл, жене туфельки -
тоже (чтоб она в них ногу сломала). Бритва, расческа, детектив - пусть в
поезде не скучает. Тошно-то как на душе... Вот останусь одна в пустой
квартире, отпуск через неделю кончится, опять счета подбивать, с
холостячками сплетничать, потом дочка вернется, надеюсь, не беременная - в
пятнадцать-то лет с нее станется. По магазинам шляться придется, кошку
кормить, кактус поливать опять же... Одной. И ведь не будет ничего дальше -
только старость. Климакс, маразм и внуки в перспективе. И все - одной!
Бродить по углам как в клетке, ночи в памяти перебирать, подушку кусать -
лишь бы доча не слышала. Удавиться бы мне, чтоб не мучаться. Андрей,
вставай, опоздаешь!!!
Поцелуи у двери - из тех, что оставляют рубцы на сердце, запах его
одеколона - горьковатый и грустный, Рита - чуть растягивая гласную - милая
моя Рита. Стук захлопнутой двери - как горсть земли о крышку гроба -
правильно же писала госпожа Митчелл. Первый попавшийся таксист, не торгуясь
- иначе опоздаешь, бензиновый чад, идиотская музыка из магнитолы, и
единственная в мире опора - плечо любимого. Будь я хоть лет на десять
моложе - все бы к черту послала! Только бы удержать...
Вокзал, пять минут до поезда. Толпа, духота, давка. Огромный цыганский
табор переезжает куда-то, дебелые украинки трусят с сумками едва ли не
толще их самих, туристы с байдарками - ну куда же вы на людей! - и самые
паршивые минуты прощания. Когда вроде и сказано все и уходить рано и
ниточка рвется по живому. И Андрей. Глаза виноватые, собачьи почти. Обнял -
аж косточки захрустели...
Что? Господи, да куда тебе жена-старуха? И думать не смей! Лучше осенью
выпроси командировку - и приезжай скорее! Конечно буду скучать! Проверь -
ничего не забыл? Так и знала. По почте пришлю, скажешь - у приятеля
оставил. Hу галстук же, не трусы. Хватит, ступай, поезд трогается... Люблю
тебя, Андрюша!!!
Все. Кончилось. Сдохло. Завыть бы в голос - люди скажут - с ума сошла.
Даже горькую выпить не с кем. Домой, в логово, лапу сосать. Какое такси -
денег в обрез осталось. Троллейбусом, дорогая моя, троллейбусом. И зонтик
забыла - ну что тут скажешь. Дура.
Для Маргариты Сергеевны сегодня был очевидно неудачный день. Она вымокла
до нитки под дождем, едва не задохнулась в троллейбусе, ей отдавили ноги,
попытались разрезать сумку, и в довершение радости какой-то юный паразит
уступил место у окна под эгидой "Садитесь, бабушка!". Хорошо, хоть никто не
бросился успокаивать - видимо слезы приняли за капли воды с волос. Как ей
удалось дойти до подъезда - один бог знает. В почтовый ящик заглянула на
автомате - два письма в сумочку, потом, все потом... По лестнице вверх,
цепляясь за перила, с третьей попытки открыла дверь, швырнула туфли в
беззащитную стену - и ничком на постель, рыдать дальше. Маргарита Сергеевна
и не заметила, как уснула от слез.
... Одна по черной лестнице, ни огня кругом, и плачет ребенок...
Протяжно, надрывно, горько. Пусть прекратит кричать, не могу, не могу,
замолчи!...
Умолкни, холера! - Маргарита Сергеевна скинула на пол голодную кошку,
потянулась сладко - во все роскошное - до сих пор! - тело и проснулась.
Было два часа дня, глаза опухли, рука затекла, но жизнь кажется стала
налаживаться. Уехал. Да больно, да страшно, но не век же ему со мной
маяться. А в квартире гадюшник - хуже чем у Алены (лучшей
подруги-художницы, редкостной, надо сказать, неряхи). В душ, кофе - и
вперед! К пяти часам квартира стала походить на прежнее уютное гнездышко.
Посуда блестела, парадные чашки вернулись в сервант, полы были
пропылесосены и даже злодейка-кошка прощена, накормлена и обласкана.
Маргарита Сергеевна позволила себе расслабиться и выкурить сигаретку -
бросив курить лет десять назад, она до сих пор иногда позволяла себе
насладиться тонкими коричневыми пахитосками "MORE" - не табаку ради, но
забавы для. Вспомнив про письма, достала конверты, открыла первый - и ей
стало хорошо. Совсем. Hу, почти совсем...
К счастью дочка не залетела - но несчастная страсть к местному донжуану
привела ее в состояние несовместимое с пребыванием на даче, о чем (если
конкретнее, о возвращении в родные пенаты не позже, чем в воскресенье, то
есть сегодня) любимое чадо имело сообщить в трагическом тоне. Прелестно,
просто прелестно. Холодильник пустой, ребенок с разбитым сердцем и
последняя неделя отпуска к чертям собачьим. Что у нас дальше?
Второе письмо было от Лидки из Израиля - как всегда никто не любит, денег
нет, жара страшная, сыночек выезжает... Ой, мать моя балерина! Маргарита
Сергеевна действительно согласилась проследить за выходками
семнадцатилетнего оболтуса, вскормленного молоком и медом земли обетованной
из худенького мальчика со скрипкой в двухметровую орясину, но сочетание
пылкого еврейского юноши и девочки с разбитым сердцем на территории одной
квартиры - лучше спать на мине с часовым механизмом! Хотя... Подождут пару
