язычников. Он, собственно, не боялся жрецов и верил, что словом божьим их
всегда можно победить. Но, с другой стороны, здравый смысл подсказывал
ему, что ссориться с могущественными жрецами опасно. А уж если сам великий
жрец вмешался в их судьбу...
Как ни тяжело было Андрейше, он решил уступить.
Он долго не выпускал девушку из своих объятий.
- Незабудочка моя, - повторял Андрейша с великой нежностью, -
незабудочка... А где Серсил? - вдруг вспомнил он. - Что с ним?
- Он умер, - грустно ответила Людмила. - Его тело нашли недалеко от
башни великого жреца.
Глухо ударил колокол, отбивая часы в церкви Пресвятые Троицы,
прозвонили колокола других церквей. Людмила спохватилась:
- Меня ждут!
- Я люблю тебя, незабудочка!
- Мы расстаемся в последний раз, я буду думать только о тебе.
Они долго смотрели друг другу в глаза.
Людмила сошла с крыльца и, махнув рукой на прощание, скрылась за
углом дома.
Андрейша вернулся в сени и снова улегся на еще не остывшую постель.
Он заложил руки за голову и стал думать. <Людмилу околдовали жрецы, она на
себя не похожа, что-то скрывает, не договаривает>, - терзался он. Вдруг
ему вспомнилось, что в глазах девушки мелькнул испуг, и тревога снова
заползла в сердце.
На следующий день послы великого московского князя собирались в
дорогу. Они хотели добраться в Москву до осенних дождей. Князь Ягайла на
прощание расщедрился: дал им в охрану десять русских воинов, родом
половчан, запасных лошадей из великокняжеского табуна и отменного харча на
две недели.
Вместе с послами литовский князь отправил в Москву боярина Лютовера.
Ягайла хотел узнать, какова собой московская княжна: не слишком ли высока,
не худа ли. Кто-то из приезжих московских купцов рассказывал, что Софья
Дмитриевна пошла в отца - дородна и высока ростом. Ягайла был тщеславен и
не хотел, чтобы невеста была выше его. Сладким речам боярина Голицы он не
слишком доверял. Лютовер должен был глянуть верным глазом на княжну. А на
всякий случай он вез письмо знакомому человеку при дворе московского князя
- боярину Кобыле.
Андрейша стал проситься к себе на корабль. Московские бояре отпустили
его.
- Найдешь невесту, приезжай в Москву служить князю Дмитрию, - сказал
Роман Голица, - великий князь таких любит.
Андрейша поблагодарил за честь, чашу вина выпил, а от службы
отказался.
Утром в церкви пресвятой Троицы отец Федор провожал московитян в
дальнюю дорогу. Растворив царские врата, он вышел в праздничных ризах, с
Евангелием в руках и начал напутственное моление.
Все пали на колени.
После службы отряд Романа Голицы выехал из города, держа путь на
Смоленск.
А к вечеру того же дня Андрейша нашел рыбака Кирбайдо, хозяина
вместительной лодки, и сговорился с ним о плавании вниз по реке Неману, до
самого Варяжского моря.
Глава шестнадцатая
ТИШАЙШАЯ КНЯГИНЯ УЛИАНА
Крестовая комната во дворце была владением великой княгини Улианы. Ее
сыновья и дочери тоже имели в ней свои <моленья>, - иконы и кресты, -
однако заходили редко. Литовские князья не хотели показывать на людях свою
приверженность к христианству. Даже имена в княжеском роде давались
двойные, языческие и православные, - так повелось с давних времен.
Заботами великой княгини крестовая комната была роскошно обставлена.
Одна стена до самого потолка занята иконостасом в несколько ярусов. Иконы
в золотых и серебряных окладах украшены крестиками, серьгами, перстнями,
золотыми монетами. Горели огни в больших и малых лампадах. Сверкали густо
позолоченные толстые свечи, пахло воском, ладаном и лампадным маслом. В
глубоких оконных нишах хранились восковые сосуды со святой водой и
чудотворным медом.
У резного налоя крестовый дьячок громко и внятно читал книгу поучений
Иоанна Златоуста и других отцов церкви.
Княгиня Улиана сидела на мягкой скамеечке задумавшись, опустив глаза.
В молодости она славилась красотой. Высокая, стройная, с румяным
лицом и большими синими глазами, она с первого взгляда покоряла суровых
воинов. После смерти мужа, Ольгерда, княгиня жила мыслями о церкви, о
победе православия в Литве. Одевалась она, как монахиня, во все черное.
Характер ее еще больше укрепился. Крупную старуху с властным взглядом
боялись одинаково и слуги, и высокие бояре.
Княгиня почти не прислушивалась к чтению. Иоанна Златоуста она
слышала много раз. Слова дьячка мерно и однотонно, словно цокот лошадиных
копыт, шли мимо сознания.
Неожиданно ей вспомнились далекие годы...
Когда тверская княжна Улиана узнала о сватовстве литовского князя
Ольгерда, она хотела наложить на себя руки. Как, уйти из родного дома, с
русской земли к чужим людям, к язычникам? Позабыть удалого князя Ивана,
часто наезжавшего в гости к брату? Но тверской князь Михаил строго
посмотрел на сестру и сказал:
- Могущественный литовец поможет одолеть мне московского князя, если
ты станешь его женой. Так надо, о чем тут разговаривать!
Разве молоденькую девушку, да еще полюбившую, можно убедить подобными
речами? Но выхода не было. И Улиана послала к знакомой знахарке за
смертельным зельем.
Духовник княжны, старенький седовласый попик, отец Василий, заметив
слезы и синие круги под глазами девушки, вовремя догадался о чувствах,
разрывавших ее грудь.
- Дочь моя, - сказал он, - я знаю, тебе тяжко. Ты уходишь в страну
поганской веры, далеко от русской земли, родных и друзей. Но ты подумай о
том, сколько русских под рукой твоего будущего мужа. Он не только великий
князь литовский, но и русский. Многим русским ты облегчишь страдания,
поможешь избежать смерти. А наша православная вера? Укрепи ее, умножь
ревнителей. Ты молода и красива, будь хорошей женой, и князь Ольгерд
многое сделает ради твоей красоты. Первая жена Ольгерда тоже была русская
- витебская княжна Мария, - уговаривал попик. - Она построила каменные
церкви в Вильне. И мать Ольгерда была русская. Литовский князь и говорит
по-русски, он христианин.
Духовник много рассказывал ей о делах великого литовского княжества.
- Воспитай своих детей православными, - закончил отец Василий, - и ты
заслужишь вечную благодарность своего народа.
Княжна Улиана промучилась еще ночь без сна, а утром вытерла слезы и
перестала думать о смерти.
Перед отъездом в Литву она дала перед святым Евангелием страшную
клятву брату, тверскому князю, твердо хранить православную веру и никогда
не забывать родной земли.
<Сначала тверская отчина, а потом земля мужева>, - повторяла Улиана
слова брата.
Она вышла замуж за князя Ольгерда, родила ему шестерых сыновей.
Старшим был Ягайла.
Княгиня отличалась тихостью, кротостью и необычайной набожностью. Она
редко выезжала из Вильненского замка, все свое время отдавала воспитанию
детей. Литовский двор сделался при ней средоточием православия, и связь
Литвы с русскими княжествами еще больше укрепилась. Но, внешне покорная и
тихая, она проявляла поистине дьявольскую настойчивость, когда дело
касалось тверской земли или православия.
Ольгерд по ее просьбе трижды выступал с большим войском против
московского князя Дмитрия, в защиту шурина, тверского князя. Конечно,
Ольгерд соблюдал и свои интересы, но, не будь Улианы, дело пошло бы
по-другому.
Третий поход был неудачен. Литовские князья Ольгерд и Кейстут были
наголову разбиты князем Дмитрием и едва спаслись бегством. Ольгерд
запросил мира у московского князя и поклялся больше не вмешиваться в дела
своего шурина.
<Десять лет прошло с тех пор>, - думала княгиня.
Не меньше настойчивости княгиня проявила в делах православия. Ее
заботами построена в Вильне каменная церковь святой Троицы. Можно себе
представить, сколько сил пришлось приложить кроткой Улиане, чтобы
заставить мужа вырубить заповедную дубовую рощу. Церковь святой Троицы
была построена так, что престол главного алтаря оказался на месте, где рос
священный дуб. С того времени вся окрестность, раньше пустынная, стала
заселяться русскими и получила название Русского конца.
И дети княгини Улианы, шесть сыновей и четыре дочери, были
православными. Думается, что могущество и влияние великого жреца во многом
были поколеблены покорной и тихой Улианой.
Оценивая заслуги Улианы, надо представить себе твердого и жестокого
князя Ольгерда. Он никогда не был образцом покорного мужа.
После его смерти в великокняжеском роде Гедеминовичей старшим остался
Кейстут, и ему надлежало быть великим князем. Старший сын от Марии, первой
жены Ольгерда, Андрей по праву был на втором месте после Кейстута. Но по
усердному настоянию Улианы Ольгерд незадолго до своей смерти назначил
великим князем Ягайлу, старшего сына от второго брака.
Новые мысли обступили княгиню. Ее беспокоил первенец, великий князь
Ягайла. Уж больно легок он, беспечен - любит предаваться забавам,
тяготится делами государства. Набожен? По правде говоря, княгиня не верила
в глубину его чувств. Вот если бы старшим сыном был Иван, Скиргайла,
любимец княгини! Она вздохнула. Ванюша - умница, расторопен, храбр,
вникает во всякое дело...
- Матушка княгиня, - тихонько позвал духовник Улианы отец Давид,
появляясь в дверях крестовой, - письмо из галицкого княжества. Отец Таисий
привез.
Шурша черными одеждами, Улиана поднялась и подошла под благословение.
Отец Давид был мал ростом и толст. Черная густая борода веником
закрывала ему грудь. Лицо духовника продолговатое и красное, с синими
прожилками. Княгиня Улиана любила его за острый, изворотливый ум.
- Прости меня, матушка княгиня, - шепнул он, показывая глазами на
дьячка, - а только говорить нам здесь невместно.
Княгиня кивнула духовнику и направилась в смежную комнату. Там
несколько молодых пригожих боярышень сидели за рукоделием. Девушки низко
поклонились старой княгине, а духовник благословил их мимоходом.
У дверей княжеской опочивальни стоял мальчик-слуга, наблюдавший
песочные часы. Когда из склянки сбегал песок, он ударял палочкой в
серебряный колокольчик. Из мужчин только сыновья и духовники имели право
войти в эти двери.
Как и в крестовой, в опочивальне сильно пахло ладаном, много было
икон, горел огонь в синих и красных лампадах.
- Прости меня, матушка княгиня, - еще раз сказал отец Давид и,
усевшись на пушистый ковер, стал торопливо стаскивать правый сапог.
Разувшись, он острым ножом распорол подкладку голенища и вынул
продолговатый кусок пергамента, испещренный мелкими буквами.
- Мы, матушка княгиня, с отцом Таисием сапогами обменялись, - сказал
он, - надежнее так, ныне и стены видят и слышат. У тебя, матушка княгиня,
чаю я, в спаленке чужих нет, - шутливо добавил он.
- Читай письмо, отец Давид, - строго сказала княгиня Улиана.
- Из-под самого Галича письмо, архимандрит Николай пишет, - сказал
монах, быстро пробежав глазами пергамент. - Целует и обнимает твои ноги,
светлая княгиня. - Отец Давид пожевал губами, помолчал. - <Нам,
православным христианам, от польских ксендзов большая поруха, и жизни не
стало вовсе, - начал он снова. - Костелы они на русской земле строят, а на
святые церкви норовят замок повесить либо под костел опоганить. Нас,
православных святителей, наравне с погаными чтут. А князь Владислав
Опольский, оборотень, забыл святое крещение, за латинскую веру люто
стоит... Ныне по всей Польше идет междоусобие, брат с братом воюет. И
