Темпусе, был найден мертвым на пути из своей глинобитной мастерской с
выпущенными кишками, которые тянулись позади трупа футов на тридцать: его
проволокли по земле с распоротым животом; так вспороть человека, чтобы
весь его кишечник вывалился наружу, мог только мастер своего дела -
преступником мог быть только наемник. Но в Санктуарии было так много
наемников, а у вивисектора - так мало друзей, что заниматься этим делом не
было смысла.
Однако более серьезно обстояли дела с головой цербера Рэзкьюли.
Зэлбар (который знал, почему и от чьих рук умерли эти двое и который
боялся за свою собственную жизнь) пришел к Кадакитису, неся под мышкой
голову своего друга с широко раскрытыми глазами, и рассказал Принцу о том,
как на рассвете Темпус въехал верхом в ворота и, направившись к Зэлбару,
сидящему в сторожевой башне и проверяющему входящих, позвал его:
- Зэлбар, у меня есть послание для тебя.
- А! - Зэлбар махнул рукой.
- Лови. - Темпус засмеялся и что-то бросил ему: в это время его серая
лошадь встала на дыбы, издала резкое ржание, похожее на демонический крик
и умчалась, стуча копытами, еще до того, как руки Зэлбара сказали ему, что
это голова человеческая, а глаза Зэлбара показали ему, чья это голова -
Рэзкьюли - и начали наполняться слезами.
Кадакитис слушал его историю, глядя, не отрываясь, в окно позади
Зэлбара. Когда капитан закончил. Принц сказал:
- Я не понимаю, на что ты рассчитывал, пытаясь так грубо расправиться
с ним?
- Но он сказал, что у него для меня есть послание, - произнес Зэлбар
умоляюще, переходя на свой обычный тон, хмурясь и распрямляясь.
- Тогда серьезно обдумай и прими к сведению все, что я скажу тебе. Я
не могу позволить вам продолжать вражду. Если это ничего более, как
простая вражда, я не хочу ничего слышать о ней. Пасынок, которого зовут
Абарсис, рассказал мне кое-что, что позволяет мне сделать такое
предположение. Я требую все прекратить!
- Пасынок! - Высокий и тонкий Зэлбар зарычал, как человек в бою,
призывающий карающего бога. - Экс-член Священного Союза, ищущий славы и
благородной смерти, признающий только свои собственные законы! Ты сказал,
Пасынок? Карающий жрец? Принц, мой господин, в эти дни ты связался со
страшной компанией. Неужели все боги Санктуария и их почитатели заодно с
этой шайкой наемников? Я давно уже хотел обсудить с тобой, что нам
необходимо-сделать, чтобы обуздать их...
- Зэлбар, - твердо прервал Кадакитис. - В отношении богов я
непоколебим: я в них не верю. Что касается наемников, то оставь их в
покое. Ты затеваешь разговор, который в значительной степени может
повлиять на положение, которое ты занимаешь. С Темпусом же я поговорю сам.
Ты должен изменить свое отношение к нему. Теперь, если у тебя все?..
Это было все. Это был конец долгой карьеры Зэлбара; он почти достиг
поста главнокомандующего. Ему удалось удержать себя в руках, хотя он и не
смог произнести даже обычных слов прощания. Выйдя в город из дворца, он
отправился на квартиру, снятую для постоя, изо всех сил пытаясь убежать от
самого себя всеми известными ему способами. Осушив до дна кружку, он
отправился в гости к Миртис, блуднице из Дома Сладострастия, которая
знала, как утешить его. И она, поняв, что сердце его разбито, и увидев его
трясущиеся кулаки, не стала спрашивать, зачем он явился после такого
длительного отсутствия, а прижала его к груди и утешила, как могла, его
обиды, так как всегда помнила о том покровительстве, которое он ей
оказывал. Он делал это под влиянием любовного зелья, которое она покупала
и давно давала ему. Таким образом она завладевала им, по крайней мере, на
одну ночь, стараясь удовлетворить все его желания.
6
После того, как Темпус покинул казармы, он решил вернуться к своему
прежнему образу жизни. Он поселился в гостинице к северу от дворца,
принадлежащей гильдии, где ему был оказан радушный прием. На нем опять
были одежды из леопардовой шкуры, украшенные бронзой и железом.
Он никак не мог понять, почему так долго не появлялся здесь, ведь без
друзей прежних лет товарищество не могло бы стать столь любимым.
Он подошел к стойке и заказал подогретого вина, в которое был
накрошен сыр и зерно, и, взяв напиток, отправился в угол в расчете на то,
что к нему будут подсаживаться люди.
Вопрос с евнухом был все еще не решен - поиски подходящей замены
оказались не столь уж легкими, в гильдии наемников было не так много
евнухов. Гостиная клуба была отделана красным, как умирающий день, и
темным, как дальние горы. После прихода сюда он почувствовал себя лучше.
Поэтому, когда Абарсис, Главный Жрец Верхнего Рэнке, оставил своих друзей
и приблизился к компании Темпуса, состоящей из десяти-наемников, тот
отпустил их, сказав, что хотел бы видеть их в намеченное время.
- Мир тебе, Пасынок, - обратился он к человеку, одетому в железо. -
Пожалуйста, присаживайся.
- Мир тебе, Риддлер, и неувядаемой славы. - В руке он держал чашу,
прихлебывая из нее чистую воду; при этом его темные глаза смотрели, не
отрываясь, в лицо Темпуса.
- Это что, Санктуарий заставил тебя пить? - он указал на напиток.
- Сухая душа - самая мудрая душа. Но, это не относится к заднице
Императора, хоть вода и бывает там крайне редко. Между прочим, все это я
говорил уже давным-давно - не стоит возвращаться к старому.
Мягкая щека Пасынка дернулась.
- Но я должен это сделать, - пробормотал он. - Ты человек, которому я
стремился подражать. Всю свою жизнь я прислушивался к твоим словам,
собирал сведения о тебе и изучал все то, что ты оставил нам в легендах и
камнях там, на севере. Послушай: "Война - отец всего и король всего, она
творит богов и людей, оковы и свободу". Или: "Война принадлежит всем нам,
борьба - справедливость, все в мире возникает и уходит из жизни через
борьбу". Ты видишь, я знаю твое произведение и даже те, другие имена,
которыми ты пользовался. Не заставляй меня произносить их. Я хотел бы быть
с тобой рядом, О, Неусыпный. Это будет вершина всего того, чего я хотел бы
достичь в жизни. - Он с открытой мольбой посмотрел на Темпуса, затем отвел
взгляд и быстро произнес. - Я нужен тебе. Кто подойдет тебе больше, чем я?
Кто здесь еще носит клеймо и следы кастрации? А время, когда я выступал
гладиатором на арене, как сам Джабал? Кто еще может заинтриговать его?
Мало найдется таких, кто мог бы соблазнить его, и, если бы я...
- Нет.
Абарсис порылся у себя на поясе и кинул на стол золотой амулет.
- Бог не оставил тебя - это застряло в подкове твоего жеребца. А
моего учителя, помнишь ли ты его?..
- Я знаю этого человека, - мрачно сказал Темпус.
- Он считал, что Санктуарий - это конечный пункт существования; что
все, кто пришел сюда, прокляты и окончательно погибли; что Санктуарий -
это Дьявол.
- Тогда, как же может быть, Пасынок, - сказал Темпус почти ласково, -
что люди проходят здесь через материальную смерть. Насколько я знаю, я
единственная душа в Санктуарии, которая обречена на вечные страдания.
Возможно, что исключение составляет моя сестра, но у нее вообще нет души.
Учись совсем не обращать внимание на то, что говорят люди, жрец. Человек и
без того делает достаточно серьезные ошибки, поэтому не прибавляй к ним
ошибки других людей.
- И все-таки, позволь мне стать твоим избранником! Сейчас нет времени
искать другого евнуха, - он сказал это ровно, без горечи, как логично
рассуждающий человек. - Кроме того, я могу привести тебе несколько воинов,
которых ты, возможно, и не знаешь, но которые не осмелятся сами подойти к
тебе. Мой Священный Союз стремится помочь тебе. Ты одариваешь своей
благосклонностью провинциалов и иностранцев, не очень-то пока проявивших
свою честь. Окажи ее мне, как мне тебя еще умолять!.. Принц, у которого
сейчас одно желание - стать Королем, не будет использовать меня, а
передаст Джабалу как необученного мальчишку. Я немного староват для этого,
но, кажется, в Санктуарии такие тонкости не имеют значения. Я уже
поработал здесь для тебя. Дай мне возможность осуществить то, о чем я
прошу.
Темпус помешал свой остывающий напиток пальцем и нахмурился.
- Этот Принц... - сказал он, меняя тему, и голос его заклокотал, -
...никогда не будет великим королем, таким, как твой отец. Не можешь ли ты
объяснить, почему бог так заинтересован в этом.
- Бог скажет тебе об этом, когда ты принесешь в жертву Треса. Или
кого-нибудь другого. Тогда он смягчится. Ты знаешь ритуал. Если в качестве
жертвы ты выберешь человека, я с радостью стану добровольцем... Ну как?
Теперь ты понимаешь меня? Я не хочу пугать тебя...
- Перестань думать об этом.
- Тогда... хоть я и рискую расстроить тебя, я все-таки скажу это
тебе. Я люблю тебя. Одной ночи с тобой было бы достаточно, доставить тебе
удовольствие - моя давняя мечта. Позволь мне сделать для тебя то, что
никто не сделал бы лучше и чего ни один человек вообще не может сделать
для тебя!
- Я уступаю тебе эту привилегию, раз ты так к этому относишься, но
ведь никто не знает, что могут сделать нанятые Джабалом маски с евнухом,
которого мы пошлем туда.
- С твоего благословения и с благословения богов, я ничего не боюсь.
И ты будешь рядом, штурмуя крепость Черного Джабала. Когда ты будешь
арестовывать работорговца за шпионаж, кое-кто сможет помочь женщине
бежать. Я понимаю, о чем ты думаешь, но я все организовал так, чтобы к ней
вернулось ее оружие.
- Я просто не знаю, что и сказать, - проклокотал Темпус.
- Скажи, что у тебя появилось доброе отношение ко мне, что теперь я
значу для тебя больше, чем раньше.
Покачав головой, Темпус взял амулет, который Абарсис дал ему.
- Тогда приходи, Пасынок, и мы подумаем, что из твоих славных планов
может быть осуществлено.
7
Позже говорили, что разграбление имения работорговца не обошлось без
участия Бога-Громовержца. Огонь медленно полз вдоль оборонительных стен со
сторожевыми башнями, а затем, свернувшись в шарики, проник во внутренний
двор, превратив дубовые стены в пепел. Земля выгибалась и дробилась,
огромные трещины появились во внутренних покоях, там, где работорговец
развлекался с евнухом с блестящими волосами, которого Кадакитис прислал
для обучения. Для мальчика, получившего тонкое воспитание, существование в
качестве раба означало его полное растление; арена развила в нем силу,
время вырастило его; работорговцу жаль было выжимать из юноши удовольствия
в оставшиеся ему два-три года. Сказать по правде, рабы таких кровей очень
редко попадали к нему, его кастрация - это грех перед будущими
поколениями; заполучи Джабал его раньше, до того, как он был кастрирован
(в девять или десять лет), он постарался бы дать ему воспитание и сделал
бы из него племенного производителя. Его загорелая темно-желтая кожа,
напоминавшая цвет северных гор, переносила мыслями туда, где война
бушевала с такой свирепостью, что ни один человек не мог бы вспомнить,
из-за чего она разгорелась, и почему он воюет именно на этой стороне, а не
на другой.
В конце концов, он оставил евнуха, приковав его цепью за шею к ножке
кровати, и пошел посмотреть, что могут означать эти доносящиеся снаружи
вопли и крики, голубые всполохи и дрожащий пол.
Постояв на пороге своего дома, он ничего не понял, быстро вернулся
обратно и, проходя мимо кровати, стащил с себя одежду, стремительно
бросаясь в сражение с дьявольской мощью своего врага. Казалось, что это
