дать возможность церберам осмотреть пепелище, воины нашли в одном месте
груду почерневших черепов, а среди остова шатра лежали останки десяти
жертв. Кадакитис повторил месть Вашанки вплоть до последнего слова
легенды, точность не слишком необходимая, и сам Молин не смог припомнить,
рассказывал ли он об этом Принцу.
Позади трона стоял Темпус, вернувшийся в город после необъяснимого
отсутствия. Здоровенный, жестокий цербер вовсе не выглядел счастливым,
возможно, что узы Священного Братства уже начали давать о себе знать.
Молин в последний раз пожалел, что не знает, для какой цели пригласили его
сегодня во дворец, а затем кивнул герольду и услышал, как его имя
разнеслось под сводами.
- А, Молин, вот, наконец, и вы. Мы уже начали думать, не приключилось
ли что с вами, - заметил улыбающийся Принц.
- Мои новые апартаменты, которые мне очень по душе, находятся в
нескольких лигах отсюда. Я никогда не мог подумать, что в столь маленьком
замке такие длинные коридоры, - любезно ответил жрец.
- Удобны ли комнаты? Как поживает леди Розанда?
- Девушка, исполнявшая танец Азиуны - что с ней теперь? - вмешался в
разговор Темпус, и жрец на миг перевел взгляд с Принца на цербера.
- Небольшие ожоги, - ответил осторожно Молин, заметив Неудовольствие
во взгляде Темпуса. У жреца больше не осталось сомнений, что инициатором
аудиенции был именно цербер. - Тот небольшой шок, который ей пришлось
пережить, практически полностью прошел, - добавил жрец.
- Молин, вы дали ей свободу? - нервно спросил Принц.
- Кстати говоря, пускай еще нельзя сказать, беременна ли она, я
думаю, что ее спасение следует расценить как знак расположения бога - раз
никакой другой информации у нас нет. Вы припоминаете что-нибудь сами, мой
Принц? - спросил Молин, наблюдая за Темпусом. Всякий раз, когда речь
заходила о прошедшем празднестве, что-то появлялось в лице Темпуса, хотя
Молин сомневался, что когда-нибудь он поймет причину. Кадакитис утверждал,
что бог полностью овладел им после того, как шатер был закрыт и первое,
где Принц обнаружил себя, была его собственная постель.
- А если она беременна? - спросил снова Темпус.
- Тогда она будет жить при храме и пользоваться всеми благами
свободной женщины и супруги бога. Как вы наверняка знаете, она может стать
могущественной, но это покажет время. Все зависит от нее и от ребенка,
конечно, если он будет.
- А если ребенка не будет, то что тогда?
Молин покачал плечами.
- Особой разницы я не вижу. Мы не властны избавить ее от оказанных
почестей, ведь сам Вашанка вынес ее из огня.
Было легко представить, что Вашанка вселился в Темпуса, а не в
Принца, но Молин никогда не стал бы Верховным Жрецом, если бы открыто
высказывал свои мысли.
- Мы признали ее Первой Супружницей Санктуария. Конечно, будет
прекрасно, если она понесет.
Темпус кивнул головой и отвернулся. Этого сигнала уже давно и с
нетерпением поджидал Принц, который во время беседы чувствовал себя еще
более неуютно, нежели Молин, который был привычен к секретам и тайнам.
Принц вышел из зала, не дожидаясь церемониала, а Верховный Жрец и цербер
ненадолго остались одни.
- Я часто разговаривал с ней в последние несколько дней. Не правда
ли, весьма удивительно узнать, что у рабыни есть разум? - Молин произнес
эти слова вслух себе под нос, но так, чтобы и Темпус мог его услышать.
Если у цербера проснулся некий интерес к Сейлалхе, то Братству следовало
его использовать. - Она убеждена, что спала с богом, а что до всего
прочего, то ее ум не подлежит сомнению, вот только ее веру в любовника не
поколебать. Она танцевала для него в молчании. Я дал команду сменить
шелка, и из города должны подойти новые женщины и евнухи, так что
понадобится время.
- Каждый вечер на закате я наблюдаю за ней, и она, похоже, не имеет
ничего против. Она прекрасна, но грустна и одинока, а танец с времен
праздника изменился. Ты должен прийти и как-нибудь взглянуть сам.
Джанет МОРРИС
ЧЕЛОВЕК И ЕГО БОГ
1
Обычные для периода летнего солнцестояния грозы, сопровождаемые
яркими вспышками молний, обрушились на Санктуарий, смывая пыль с
водосточных желобов и с лиц наемников, путь которых лежал на север, где
(как предрекали провидцы и подтверждали слухи) Рэнканская Империя
готовилась начать войну и вербовала для этого армию.
Гроза погасила костры в расположенном к западу от города лагере
наемников и ремесленников, которых уже не могли вместить ветхие
переполненные постройки Санктуария. В палатках из вонючих, плохо
выделанных шкур разместились оружейники, выполнявшие заказы будущих
воинов. Их глаза были острее самых острых стальных клинков, искусно
изготовленных, а выкованные ими доспехи должны были во время сражения
указывать товарищей на поле боя и нести смерть противнику, а, кроме того,
предполагалось, что с их помощью наемники смогут набить себе цену. Этим
летом в Санктуарии можно было приобрести прекрасные латы, древние и
современные кирасы, сделанные на заказ топоры и мечи, а также шлемы с
гребнем, окрашенным в соответствии со вкусом заказчика. И ни один из
ветерков, прилетающих в город, не нес такого отвратительного запаха, как
тот, который дул со стороны лагеря, пройдя через это скопище людей.
Тут и там, среди дымящихся котелков, командиры осадных орудий и
начальники фортификационных сооружений натаскивали своих подчиненных. Это
делалось для того, чтобы находящиеся в вынужденном безделье люди, уже
отобранные для войска, не были бы перекуплены противником, ищущим
наемников для пополнения своей армии. Для поддержания порядка сводный брат
Императора Кадакитис имел в своем распоряжении персональную охрану,
состоящую из горсточки рэнканских церберов, а также местный гарнизон,
состоящий из представителей илсигов, завоеванного, но не ассимилированного
народа. Рэнканы называли илсигов "_р_и_г_г_л_и_" - _ч_е_р_в_и_, а те, в
свою очередь, называли рэнканцев _г_о_л_ы_м_и _в_а_р_в_а_р_а_м_и, а их
женщин - тощими, и даже дождь не мог остудить огня этой старой вражды.
На длинной отмели к северу от маяка дождь приостановил работы по
строительству нового дворца для Принца Кадакитиса. Только человек и
лошадь, оба бронзового цвета и крупного телосложения, брели вдоль отлогого
морского берега. Оракулы Санктуария, которые однажды объявили город "левым
крылом небес", с некоторого времени заговорили по-иному: они окрестили
Санктуарий Воротами Смерти, а человека по имени Темпус - Самой Смертью.
Но это было не так. Он был всего лишь наемником, представителем той
группировки рэнканцев, что стремилась к смене Императора; он был цербером
в охране Кадакитиса и начальником дворцовой службы безопасности: Принц, не
рассчитывая на надежность власти в изгнании, испытывал недостаток в верных
людях. В последнее время Темпус был назначен еще и королевским
архитектором. Он весьма преуспел в этом искусстве, потому как построил за
свою жизнь больше фортификационных сооружений, чем было лет Кадакитису.
Принцу приглянулся этот участок берега под строительство дворца; Темпус
обследовал его и нашел подходящим. Однако будучи не вполне
удовлетворенным, он постарался улучшить его тем, что попытался углубить
дно моря вдоль берега, используя для вывоза ила рабочий скот, а его
фортификационные бригады, состоящие из наемных работников, возводили
двойные стены из обожженного кирпича с облицовкой из камня. Внутреннее
пространство между ними заполнялось булыжником. По окончании строительства
на этих стенах будут возведены высокие зубцы для лучников, множество
сторожевых башен с двустворчатыми и подъемными воротами. За недостроенными
стенами, отделявшими дворец от отмели и маяка и украшенными черепом,
скалящим зубы в сторону города, построены были амбары и хлева,
свежепобеленные казармы и колодцы с пресной водой: в случае, если война
подойдет ближе, Темпус предполагал сделать крепость пригодной для
длительной и жестокой осады.
Разыгравшаяся непогода остановила работы, а Темпус привык жить, не
зная отдыха: работа облегчала душу человека, который не мог спать-спокойно
и который-повернулся спиной к богу. В этот день он ожидал прибытия
Кадакитиса, а также рэнканского эмиссара, которого он собирался
представить какому-нибудь подставному лицу, свести их вместе и посмотреть,
что из этого выйдет.
Когда Темпус устраивал эту встречу, он все еще рассчитывал на
покровительство бога Вашанки. Теперь для него все изменилось, он больше не
хотел служить Вашанке - Богу-Громовержцу, покровительствующему царствующим
особам. Если бы он мог, то устроил бы дела таким образом, что освободился
бы от многочисленных поручений и привязанности к Кадакитису, присоединился
бы к наемникам, с которыми он был всей душой (с тех пор, как вернул ее
обратно), собрал бы отряд из отборных воинов надвинулся с ним на север.
Ему казалось, что бродя по этим узким протокам и каналам, он случайно
найдет дорогу к тем мерцающим в пространстве воротам, за которые когда-то
давным-давно бог вытолкал его и вернется в тот мир, для которого был
рожден.
Так как он прекрасно понимал, что шансов на это у него гораздо
меньше, чем у Кадакитиса стать Императором Верхнего и Нижнего Рэнке, и так
как внушаемое богом чувство рациональности покинуло его, бросив в объятия
рока, в результате чего он из почитателя бога превратился в непокорного
упрямца, то теперь основным его желанием стало формирование отряда
наемников по собственному выбору, который мог бы послужить основой для
создания боеспособной армии, а не той насмешкой над ней, которую являли
собой войска Кадакитиса. По этой причине он и устраивал встречу, по этой
же причине он дал согласие. Оставалось только посмотреть, согласится ли
Кадакитис.
Наемник, бывший цербером, забрался на лошадь, которой не нравились ее
новые тяжелые подковы и вода, пенящаяся вокруг колен, такая же белая, как
и чулки на ее ногах. Кадакитис, как и лошадь, был всего лишь потенциальным
участником событий: как и лошадь, он боялся ошибиться и доверял только
себе - неприемлемая самонадеянность человека, идущего в сражение. Темпус
заставил лошадь подобраться, приподнявшись в седле, и начал притягивать
красно-бронзовую голову животного к груди, пока его команды и шпоры не
достигли цели, и лошадь не поняла, что от нее требуется. Темпус
почувствовал это по походке жеребца; всадник прекрасно понимал его: гнедой
пошел, танцуя, высоко поднимая ноги, затем радостно заржал, почувствовав
возможность показать силу при переходе на такой шаг - сказывалась выучка.
Возможно, несмотря на четыре белых чулка на ногах, лошадь и подойдет. Он
поощрил жеребца легким касанием и, сжав колени, пустил его легким галопом,
но не быстрее, чем могла бы скакать любая другая лошадь. "Хорошо, хорошо",
- твердил он, а из-под копыт одобрительно вылетало "топ-топ".
Облака разошлись: солнечные лучи заплясали по усыпанному водорослями
берегу, по бронзовым жеребцу и седоку, заиграли на металлических доспехах.
Темпус бросил взгляд вдоль берега и увидел одинокого евнуха, сидящего в
одной из колесниц Принца Кадакитиса и хлопающего оттуда красными ладонями.
Радуга исчезла, облака закрыли солнце, и в наползающей тени загадочный
цербер (который, как известно было евнуху, способен вновь отрастить
отрубленную конечность и поэтому, наверняка, бессмертен; и который,
