понять, что происходит.
Перед ней были выстроены все женщины властелина, которые глупо
посмеивались и стояли прямо в напряженных позах. Все были одеты
совершенно одинаково: ткань, покрой и цвет - в мини-платья, которые были
точной копией с одежды Миллисент. Портниха не задумывалась над длиной:
молодая англичанка нашла, что она сделала их очень короткими.
Значит, это был сюрприз, который эмир приготовил для нее: маскарад,
чтобы посмеяться над ее манерой одеваться. Возможно, идея была не очень
разумной, да и само зрелище толстых ляжек жен властелина - не совсем
эстетичным, поэтому, подумала Миллисент, спектакль не очень удался, но
нельзя же быть, успокаивала она себя, во всем требовательной и
деликатной. Со своей стороны, она готова была от души посмеяться над
шуткой эмира. К тому же, подумала она, посмеяться никогда не вредно.
Ей тем не менее было легко воспринимать эту шутку, так как она
никогда не стыдилась укороченных размеров своего платья и у нее не было
основания думать, что мужчины в глубине души страдали от вида ее
красивых ног, полностью выставленных напоказ.
Она повернулась к эмиру с иронической улыбкой. Но прежде чем она
успела сказать ему о своем впечатлении, хозяин дома с лицом, сияющим от
удовлетворения, спросил:
- Теперь вы догадались, почему я приказал вас украсть? Надеюсь, вы не
осудите меня за это?
Восторг его увеличивался, и он воскликнул:
- Видите, как все хорошо сложилось: узнав вас, я одним выстрелом убил
двух зайцев.
Миллисент ничего не могла понять. Между тем властелин не умолкал:
- Вначале я намеревался лишь обновить наряды моих жен. И мне нужен
был образец. И теперь они не будут белыми воронами, когда окажутся в
Англии.
- В Англии? - удивилась девушка.
- Да, мы можем отправиться туда немедленно. Мне не терпится сделать
это. Конечно, если вам это приятно, можете совершить путешествие с нами,
- вежливо добавил он.
Миллисент подумала, что некоторые вещи требовали еще разъяснения.
- У меня достаточно времени, - начала она и затем добавила: -
Каникулы мои еще не закончились. Впрочем, если у вас там есть дела... И
вы считаете разумным везти с собой всех?
- Именно поэтому я туда отправляюсь, - воскликнул эмир. - И эту мысль
подали мне вы: я везу их, чтобы они могли научиться. Научиться тому, что
знаете вы. Я нашел эти вещи такими удивительными, что хочу, чтобы и они
познали их.
И добавил, расчувствовавшись:
- Это поможет мне вспоминать о вас, когда я возвращусь.
Миллисент неожиданно почувствовала себя беспомощной, однако не
сдавалась:
- А... мои подруги, которые рассчитывали приехать сюда после меня?
Эмир вновь почувствовал себя смущенным. Он тихо пробормотал:
- Я же говорил вам: жизнь дорогая, налоги...
Потом вдруг взбодрился и весело сказал:
- Можете познакомить меня с ними, когда, я буду в Лондоне. Не
сомневаюсь, что я многому могу научиться.
Однако девушка резко оборвала его.
-А их? - спросила она, взглядом показывая на все еще стоящих смирно
женщин. - Кто возьмется за их образование?
- Кто? - удивился господин. - Ну ясно, что те же мужчины, которым вы
обязаны своим образованием! Несомненно, это люди достойные, если судить
по вашим знаниям.
На этот раз Миллисент растерялась. Наконец она сказала:
- Я не знала, что арабы - люди таких широких взглядов. Эмир Фавзи
улыбнулся:
- Набатеи, наши предки, считали своих жен частью самих себя...
СЛИЯНИЕ
Я - прекрасна. Ни одна грудь смертной женщины не может соперничать с
моими мраморными грудями, сделавшимися гладкими в результате
прикосновения дождевых струй и губ.
Я - прекрасна, и у меня никогда не было натурщицы. Даже неизвестный
художник, который изваял меня, не признал бы во мне Афродиту, сводившую
его с ума. И если бы не песок, постоянно трущий меня, только те, кто в
течение миллионов ночей отдавал мне свои ласки, могли бы признать себя
истинными творцами шедевра, каким являюсь я.
Я -- прекрасна: мой черный лобок на моем белом теле хранит следы
грубых морщинистых рук пастухов, а мои глубокие ягодицы источают ароматы
их ночной любви. Весь день, привязанные к своим пасущимся овцам, они
держат в руках свои члены, сдерживая желание и мечтая обо мне. После
захода солнца они обхватывают мой бюст своими волосатыми руками, гладят
мои груди своими ладонями и кусают мои плечи. Они прижимаются животами к
моим бокам. Пористое углубление моих ягодиц принимает их мужскую силу.
Один за другим всю ночь они подходят ко мне. Моя бессловесная
услужливость оправдывает их ожидания. Мое сердце не издает ударов,
которые могли бы отвлечь их от испытываемого сладострастия. Я не издаю
вздохов, которые могли бы нарушить их монолог. Я ничего не прошу из
того, что могли бы потребовать женщина или животное. Поэтому они не
могут желать другой любовницы, кроме меня.
Их страсть и варварское наслаждение иссякнут лишь с утренней
прохладой, нисколько не смягчив мои мраморные органы. Это - недоступный
предмет, я остаюсь верной самой себе. Слишком много знаменитых
любовников наслаждались моим горячим камнем, чтобы я могла
удовлетвориться от слабых прикосновений. Я никогда не дам овладеть мною
желанию, которое могла бы удовлетворить живая плоть. Никогда живая плоть
не лишит девственности продажное божество, в которое превратилась я.
Я не знаю, кто из глыбы камня изваял мое тело. Я обнаружила себя
побелевшей от солнца и ветра на скалистой возвышенности. Чуть ниже, в
гротах, которые служили музеем, находились другие бюсты, менее
прекрасные, которые охранялись. Эта статуя, которую никто не сторожил,
не была, однако, никем украдена.
И я взяла ее. Не как воровка, чтобы украсить свой дом или продать, а
потому, что это была я. Я сделала из нее свое тело.
Прежде я была ничем, я скрывалась. Никто ко мне не прикасался, я бы
так никогда и не почувствовала чьего-либо прикосновения. Как я могла
быть любимой и как могла любить, если у меня не было тела, которого я
могла бы желать? Почему я должна была довольствоваться единственным -
своей красотой?
Ради любви я стала ею. Мои спина, бедра, живот являются только что
родившимся повторением ее красоты.
Это упругое тело принадлежит мне, у которой никогда не было
подобного. Гордость за мою неестественную красоту меня опьяняет. Что в
общем я имею? Я не могу любить!
Любящая себя, я не имею рук, чтобы обнять себя. Я напрасно ожидаю
единственного удовольствия, которое желаю познать: это чувствовать ласки
рук, которых мне не могла дать покалеченная статуя.
И как я могу погладить свой половой орган, чья тайна влечет меня,
между этими отсутствующими ногами, которые я не могу раздвинуть?
Но, по меньшей мере, я уверена в том, что - прекрасна, я, которая,
чтобы видеть себя, может лишь воспользоваться потерянными глазами своего
обезглавленного бюста.
Лицо, которого мне не хватает и которое отдельно покоится на стене,
внимательно рассматривает та, что им обладает.
Это - молоденькая девушка, чьи босые красивые ноги и тонкие руки
торчат из-под туники из темного грубого полотна, скроенной в виде мешка
с прорезью на месте шеи. Две другие прорези, будто сделанные ударами
ножа, служат рукавами. Зрители, которые собрались вокруг нее, уделяли,
однако, меньше внимания ее необычному одеянию, чем схожести - настолько
полной, что она казалась неестественной, - между ее лицом и рисунком,
который она рассматривала.
И то, и другое находилось на одном и том же уровне и имело одни и те
же размеры.
Я приблизилась к девушке и спросила ее, не может ли она назвать мне
имя художника, автора этого рисунка. Когда она позировала ему?
Девушка подернулась, чтобы посмотреть на меня: молчаливая улыбка
превратила неземные черты ее лица в необычайную красоту, которую я могла
бы любить бесконечно. Мне показалось, что незнакомка, возможно, не
поняла моего вопроса, но она уже отвернулась, потеряв ко мне всякий
интерес.
Один из мужчин, который услышал мой вопрос к девушке, сказал, что
портрет был написан век назад и что поэтому невероятно, чтобы девушка
могла позировать художнику. Другой высказал предположение, что
натурщица, возможно, была прародительницей девушки, так как трудно было
вообразить, что подобная схожесть может быть лишь результатом
совпадения. Директор галереи, в свою очередь, заявил, что этот вопрос
следует выяснить и что он созовет фотографов и журналистов, чтобы
сделать достоянием общественности этот необычный факт. Одна женщина с
грубыми замашками взяла пальцами острый подбородок героини, попыталась
отбросить назад ее волосы и спросила ее, из какой страны она приехала.
Девушка резким движением головы освободилась от руки женщины и
бросила на нее презрительный взгляд.
- Она не говорит на нашем языке, - заявила женщина.
Затем с наглостью, которая шокировала меня, она овладела плетеной из
веревок сумкой девушки и извлекла оттуда кошелек, открыла, исследовала
содержимое и сообщила:
- Я же вам говорила, она - ирландка.
Толпа тут же принялась обсуждать невозможность того, чтобы
сумасшедший художник из Умбрии, умерший в двадцатилетнем возрасте,
который никогда не покидал селения, где родился и куда никогда никто не
заезжал, мог познакомиться с женщиной-ирландкой и чтобы этот эпизод
личной жизни не стал известен его биографам, которые бы, в свою очередь,
не поведали об этом потомкам. Было доподлинно известно, что эти люди не
оставили неосвещенным ни одного факта этой бедной жизни. Кроме того, они
установили - и это невозможно было оспорить, - что художник никогда не
пользовался натурщицами. Портреты, исполненные им, соответствовали тем,
кто представал перед его внутренним взором, что создавалось его больным
воображением и призраками, осаждавшими его. Ни одно реальное лицо не
было для него источником вдохновения.
Все тут же заговорили разом, стараясь показать свою эрудицию. Я взяла
за руку девушку, чтобы увести ее от этой возбужденной толпы и от этого
шума. Она снова посмотрела не меня своей чарующей улыбкой и последовала
за мной. Я повела ее в свою комнату.
Наконец-то! Давнишняя двойственность твоей и моей красоты больше не
существует!
Мое обнаженное тело проникает в твое. Ее одеяние в виде мешка более
не прикрывает стыдливо ее груди, ее ягодицы, ее детский живот. Мое
великолепное тело стало уже ее телом. Вернее - нашим телом.
Это я или она исследует его своими изящными ручками, ловкими, как
усики виноградной лозы, которыми моя возлюбленная оплела мой бюст, тоже
искалеченный? Они резвятся и танцуют всю ночь свой лесбиянский танец на
нашем половом органе, который никогда не может насытиться.
О, ты, я - прекрасна. Я, ты - прекрасны. Мы - прекрасны. Твое горло,
которое это выкрикивает, - мое.
О, моя красавица. Тебя, себя - я люблю обеих. Я - в тебе, чувствую,
как ты любишь нас. Наша двойная любовь настолько сильна, что не может
допустить никогда уродства, настолько сильна, что делает нас единым
телом, которое, возможно, долго еще будет счастливым!
НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ
Когда Мари-Шатт успешно закончила учебу, Координатор решил, что она
пройдет сексуальную практику на Диане, черной планете в системе Альфа в
созвездии Ателье Скульптора.
Выбор этого места удивил всех, так как, хотя об дианийцах знали
довольно мало, было, однако, известно, что у них нет половых органов.
Сгорая от любопытства и нетерпения узнать, что ее ожидает, выпускница
устояла под натиском родных и друзей, которые советовали ей попросить
руководство института направить ее в другое место. Попрощавшись со
