Как бы там ни было, но даже учитывая моменты колебаний, пока я решал,
в какую сторону пойти, и возможную опасность заблудиться, я все-таки
решил отправиться в путь. Однако вскоре пришлось пожалеть, что я не
попросил этого доброго старика проводить меня и поднести вещи. Но он,
наверное, все равно отказался бы покинуть свой пост. Во всяком случае,
теперь уже было поздно возвращаться назад. В лабиринтах Венеции, даже
если всего один раз свернешь не на ту улочку, рискуешь без конца ходить
по кругу.
К счастью, я довольно точно помнил маршрут, по которому должен был
сейчас пройти. Честно говоря, это непросто, потому что нет Прямых улиц,
соединяющих площадь Рима, откуда я стартовал, с кварталом Сан-Марко, где
находился мой отель. В этом городе много тупиковых улочек, и нужно
успеть вовремя с них свернуть, чтобы потом не возвращаться назад. Часто
такой поворот следует сделать в середине пути, а нужная улочка направо
или налево выглядит неприметной: то замаскированная под парадные ворота
дома, то скрытая узким проходом, в то время как красивая улочка тут же,
рядом, которая кажется главной артерией, через сотню метров вдруг
упирается в глухую стену или канал.
Минут через двадцать, в течение которых мне пришлось сосредоточить
все свое внимание, чтобы не сбиться с пути, я выбрался наконец на
площадь Сан-Панталеоне. По крайней мере, мне так показалось, судя по
расположению знакомой церквушки.
Однако для большей уверенности пришлось задержаться на углу площади,
чтобы разобрать надпись на табличке. Но это оказалось занятием
безнадежным: табличка висела слишком высоко, и даже если бы у меня были
спички или зажигалка, их свет все равно не мог бы пробить туман. Ничего
страшного, нужно только продолжать идти прямо, никуда не сворачивая. Но
не тут-то было: двинувшись вперед, попадаю снова в тупиковую улочку,
которая изгибается дугой, чтобы совсем запутать меня.
Тем временем мой чемодан начинает казаться слишком тяжелым.
Захотелось присесть на него, чтобы перевести дыхание. Большая площадь,
на которую я выбрался, казалось, располагала к такому привалу. Я
попытался пересечь ее, но не смог дойти до края. Можно было подумать,
что я оказался в море и бросил якорь вдали от берега, обманутый
сверканием коварного утеса. Как добраться до порта, если не видно звезд,
нет компаса и навигационных карт?.. Нет, эта остановка мне не поможет,
лучше, не теряя времени, пробираться дальше...
Тень, скользнувшая в нескольких метрах от меня, заставила
остановиться и замереть от ужаса. Переборов страх, я приблизился к
незнакомцу.
Он выглядел довольно странно: облегающие кожаные брюки
соломенно-желтого цвета, сапоги с бронзовыми кнопками, бархатный пиджак
с жилетом, рубашка с жабо, тоже ярко-желтого цвета, лайковые перчатки и
трость с набалдашником. Длинные седые волосы свободно ниспадалина узкое
лицо. Нос короткий, почти плоский, широкий рот с тонкими губами, глаза,
похожие на хризантемы. Возможно, передо мной был какой-то старый
аристократ, тоскующий по ушедшим временам.
- Вы заблудились, насколько я понимаю? - спросил он, как мне
показалось, высокомерным тоном.
- Нет, я просто отдыхал, - стараясь казаться безразличным, ответил я.
- Вы можете здесь простудиться, - продолжал он, переходя на
французский и тем самым давая мне понять, что он угадал, кто перед ним.
- Позвольте, я провожу вас.
- Но я уже, кажется, почти на месте.
- В некотором смысле да. Но вы рискуете снова заблудиться.
- Не думаю.
- Ваш поезд опоздал?
- Я прилетел самолетом.
Его тонкие губы скривились в иронической улыбке. Но почему я теряю
время на объяснения неизвестно с кем?
Что-то в этом человеке меня раздражало, и мне не хотелось продолжать
этот разговор. Я кивнул на прощание, он понял мои намерения и церемонно
откланялся, воскликнув:
- Надеюсь, мы еще увидимся!
Я молча удаляюсь. Этот незначительный инцидент повергает меня в
уныние. Я бы сказал, он испортил мне праздник, если можно назвать
праздником это мое затянувшееся путешествие. Но верно и то, что если
раньше я не испытывал особого разочарования от моих блужданий, то теперь
это начало угнетать меня. И я спешу начать все сначала. Смотрю на часы:
неужели всего только - половина второго ночи? Прикладываю часы к уху:
так и есть - остановились. Эта новая неудача выбивает меня из колеи;
ускорив шаг, иду как приговоренный, ступающий на эшафот.
Площадь кажется бесконечной. Но вдруг почти натыкаюсь на церковную
паперть. Какой смысл в этом обилии церквей, если они все похожи одна на
другую и не могут даже служить ориентиром для ночного путешественника?
Эту я, кажется, раньше не видел. Или даже если видел, абсолютно не
помню. Но сейчас у меня не то настроение, чтобы изучать ее стиль: я
оставляю ее справа и вступаю на мост, затем поворачиваю налево, иду
вдоль берега и оказываюсь перед другой церквушкой, которая
перегораживает мне дорогу. Разозлясь, возвращаюсь назад, прохожу мост,
иду прямо и без колебаний, пока не оказываюсь снова в море без берегов.
На этот раз я даже не имею представления о том, где очутился.
Знакомый голос заставил меня обернуться. Человек, с которым я только
что разговаривал, смотрел на меня с иронией.
- Я так и думал, что вы вернетесь ко мне за помощью, - произнес он.
- Значит, вы так и не уходили с того места, где мы расстались?
Он снова отвесил церемонный поклон. - Это был мой долг - подождать
вас. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие.
Действительно, в моем положении было бы лучше всего расспросить
человека, как найти дорогу. И я решаюсь на это. Но вместо того чтобы
показать мне направление, он начинает рассуждать, тот ли отель я выбрал.
- Не могу поверить, чтобы человек вашего склада мог заказать такой
низкопробный отель, - начал он выговаривать мне. - Вы считаете это
допустимым?
Прежде чем я успел послать его к дьяволу, он вежливо улыбнулся:
- Разве мы путешествуем не для того, чтобы получать удовольствие? И
добавил доверительным шепотом: - Вы, конечно, уже поняли, что я тоже не
здешний. Я махнул рукой, показывая, что этот факт мне абсолютно
безразличен.
Он воскликнул:
- Кстати, я разве не представился?
Запустив в карманчик жилета два пальца, он достал визитную карточку и
протянул ее мне. Я с деланным интересом вгляделся в длинную фамилию,
которую невозможно было прочесть; успел только заметить, что над ней
изображен дворянский герб. Я пробормотал в ответ свою плебейскую
фамилию. Не слушая меня, он пустился в новый длинный монолог, завершив
его предлинной фразой:
-... и вы, конечно же, знакомы с моими произведениями.
Я воскликнул:
- Впервые слышу!
Он не высказал разочарования и произнес странную фразу:
- Однако нет других исследователей амазонок, кроме меня!
И погрузился в какие-то свои размышления, предоставив мне наконец
возможность пуститься наутек.
Я обежал площадь, не узнавая ничего, и остановился в полном
недоумении. Где вода, где берег? Мне не вырваться своими силами из этого
дьявольского лабиринта!
Возвращаюсь, побежденный, к освещенному островку - единственному
месту, где можно бросить якорь. Странный человек снова начинает свои
рассуждения, как будто не заметив моего отсутствия:
- Согласитесь, что нельзя общаться с людьми, не делая между ними
никаких различий. Роду человеческому грозит вырождение. И наш долг - не
допустить этого. Но, кстати, вам будет спокойнее в частном доме...
- Я был бы вам очень признателен, если бы вы подсказали, как пройти
кратчайшим путем к мосту Академии, - грустно попросил я.
- Следуйте за мной, - коротко отозвался он.
Неужели этот человек наконец-то услышал меня? Но он остановился у
фонтана, украшенного высокими фризами с изображением вздыбленных коней.
- Изучите хорошенько эти фигуры! - воскликнул барон. - И вы сразу
поймете связь между ними и моими героинями.
Я опустил чемодан на скользкую брусчатку мостовой и погладил
мраморный зев фонтана, который, кажется, дышал под моими пальцами.
- Эти лошадки позволяли оседлать себя только тому, кто их любил, -
продолжал рассказчик. - А любить друг друга могут только существа,
созданные одинаковыми.
Я устало ответил, уловив его мысль:
- Пол перестает быть злом, если не подчиняется законам вида? Он вдруг
посмотрел на меня как на старого знакомого.
-Вы упрямо используете слова, чтобы скрыть свои мысли, - воскликнул
он. - Это секрет любого самоубийцы. Амазонкам помогло выжить то, что они
не разговаривали.
Несомненно, делаю ошибку, притворяясь, что принимаю его игру:
- Так вот откуда идет их дурная слава?
- То, что им никогда не могли простить, - это их стремление к
однополому существованию.
- Как же они продолжали свой род?
- Иллюзия необходимости противоположного пола еще не делает любовь
возможной, но лишь скрывает ее истинные возможности.
- Природа, однако, распорядилась по-своему...
- Природа чаще обрекает нас на несчастья, чем на радости.
- Но мы не можем выбрать себе другие условия для жизни.
- Можно просто не подчиняться условиям.
- Убежать в фантастику?
- Мудрость амазонок заключается в том, что они отбросили сказку о
мире, разделенном на мужчин и женщин.
- Отказ от признания полового плюрализма не может изменить реальность
бытия.
- Они всегда знали, что существует только один пол.
- В каком мифическом пространстве?
- В том, где мифы становятся реальностью.
- Единственная реальность, о которой можно говорить с уверенностью -
это смерть.
- Смерть понятна только там, где существует любовь, которая является
антитезой смерти, - это отмена всех различий. - А амазонки вели войны из
любви к жизни или из любви к смерти?
- Они сражались только за свободу любить.
- И какими мерками они измеряли эту свободу?
- Самой красотой их обнаженных торсов!
- То есть вы хотите сказать, что они были лесбиянками?
- Они были сами себе хозяйками.
- Такое искусство может иметь различный смысл.
- Смысл, который в этом заложен, еще никем не понят.
- Ну конечно, иначе амазонки не дожили бы до наших дней.
Он не реагирует на сарказм, просто замечает:
- В противном случае зачем я был бы здесь?
Я стараюсь казаться объективным:
- И каким образом они воспроизводятся?
- Кооптированием.
Мое молчание, по-видимому, заставляет моего странного собеседника
думать, что я размышляю над этим открытием. Поэтому он уточняет:
- Вербуются среди женщин, способных быть мужчинами, и среди мужчин,
способных быть женщинами.
Должно быть, я на какое-то мгновение закрыл глаза, потому что,
осмотревшись, вдруг никого не увидел рядом с собой. Жду какое-то
мгновение, зову. Никто не отвечает. С некоторым сожалением поднимаю свой
чемодан и снова пускаюсь в путь с новым болезненным усилием, в попытке
вырваться из лабиринта, в который я позволил себя завлечь.
Удаляюсь от фонтана, пока не натыкаюсь на стену. Обойдя ее, нахожу
проход. В конце прохода вижу обычные венецианские стены. Но канал,
идущий вдоль этих стен, имеет узкую неогороженную мостовую, и приходится
ступать по воде. Чем дальше, тем вода становится выше. Может, это начало
одного из очередных наводнений, которые так часто случаются в Венеции?
Может, начинается период, когда расположение луны и солнца поднимает
уровень моря? Знаю только, что в этом направлении идти больше нельзя. Но
только делаю несколько шагов в другую сторону, как снова коварная вода
настигает меня. Теряя голову, опрометью бегу с этого места. Туман
