гордый. Я могу весь твой журнал купить и туалетной бумагой обмотать! И я
не обеднею!.. Но, когда Рапсоду на ногу наступают, в Рапсоде зверь
просыпается!..
- Слушай, Рапсод, дорогой, да что, наконец, происходит? - не понимает
Алеко Никитич.
- Не понимаешь, да?
- Не понимаю.
- Вот так и знай! Напечатаешь - имя Рапсода забудешь!
- Ты освежись, дорогой, - говорит Алеко Никитич и кладет руку на
плечо Рапсоду Мургабовичу, - и потом спокойно все объяснишь... Главное,
чтоб с банкетом все было нормально...
Рапсод Мургабович сбрасывает руку друга с плеча.
- Имя Рапсода забудешь! Так и знай! - выкрикивает Рапсод Мургабович
и, пыхтя, выкатывается из кабинета.
...С-с-с... Все спятили... То ли перегрелись, то ли действительно от
летающей тарелки, то ли _э_т_о_... Алеко Никитич опасливо косится на
рукопись... Может, прав Индей Гордеевич?.. С-с-с... Сегодня утром Алеко
Никитич все же решился. Он нашел в старой записной книжке телефон и
позвонил. Он сразу узнал Симину мать и удивился столь моложаво звучавшему
голосу. Алеко Никитич поздоровался и, откашлявшись, представился... После
паузы он услышал: "Подонков попрошу больше не звонить"... Так и заявила...
Дело, конечно, хозяйское, но уж что-что, а подонком Алеко Никитич никогда
не был и таковым себя не считал... Просто все спятили... С-с-с...
16
Господин Бедейкер с супругой и сопровождающей его свитой, официально
именуемой "делегацией из австралийского города-побратима Фанберры", прибыл
в Мухославск в пятницу в одиннадцать часов утра. Ритуал встречи был
продуман и утвержден заранее. Алеко Никитич хотел, чтобы встреча в
Мухославском аэропорту и дальнейшее следование кортежа по центральной
улице транслировались по телевидению, но Н.Р. сообщил, что Москва этого не
утвердила, ибо никакого политического значения приезд не должен иметь.
Отменены были исполнение гимнов, почетный караул, ковровая дорожка от
самолета до здания аэровокзала и эскорт мотоциклистов. Разрешены были
краткие приветственные речи, тексты которых заготовили заранее, и
упредительный "газик" мухославской ГАИ.
Встречать господина Бедейкера решено было всем коллективом. В
помещении редакции по банкетно-хозяйственным делам остались только
машинистка Ольга Владимировна, вахтерша Аня и жена Свища. Среди
встречающих также были делегации спичечной фабрики и химкомбината. У всех
в руках были флажки с гербом города Фанберры и цветные воздушные шарики.
Как только самолет коснулся взлетно-посадочной полосы, объединенный
духовой оркестр производственно-технических училищ N_2 и N_7 грянул припев
английской солдатской песни "Типперери" и играл этот припев до тех пор,
пока серебристый лайнер не подрулил к стоянке и официально встречающие
лица не двинулись. Впереди медленно шагали Н.Р., Алеко Никитич с супругой
и переводчица. Чуть сзади шествовали Индей Гордеевич, директора спичечной
фабрики и химкомбината, Бестиев и Сверхщенский. Далее - все остальные.
Идти до самолета предстояло метров пятьдесят, и встречающие
переговаривались между собой, как водится в таких случаях, вполголоса. Но
так как говорить было не о чем, то разговор шел о погоде.
- Повезло ему с погодой, - сказал Н.Р.
- Да уж, - откликнулся Алеко Никитич.
- А интересно, какая погода в Фанберре? - полюбопытствовала Глория.
- Там сейчас зима, - вставил сзади Индей Гордеевич.
- Погода, надо сказать, замечательная, - сказал Н.Р.
- Исключительная погода, - согласился Алеко Никитич.
В этот момент Индей Гордеевич с ужасом прошипел в спину Н.Р.:
- Хлеб-соль!
- Хлеб-соль где? - процедил Н.Р. Алеко Никитичу.
- Хлеб-соль! Хлеб-соль! - пронеслось среди встречающих.
Свищ стремглав бросился к зданию аэровокзала. Через минуту оттуда
выбежала жена начальника аэропорта в расписном переднике, держа на
вытянутых руках каравай и солонку из ресторана. Она успела как раз к тому
времени, когда подали трап и дверца фюзеляжа открылась. Появившаяся
стюардесса некоторое время пыталась кого-то не выпускать, но ее
оттолкнули, и по трапу сбежали пятнадцать темномастных мужчин, кричавших
что-то на своем языке и оживленно жестикулирующих.
Жена начальника аэропорта бросилась было к ним с хлебом-солью, но
стюардесса закричала:
- Это не им! Они не делегация! Это свои! Привезли фрукты на рынок!..
Зато потом все было нормально. На трап ступил господин Бедейкер -
огромный полный мужчина. Он приподнял свою ковбойскую шляпу и замахал
свободной рукой. Встречающие в ответ тоже замахали руками и флажками. Жена
начальника аэропорта с хлебом-солью уже стояла у трапа.
Бедейкер отломил кусок хлеба, обмакнул его в соль и жадно съел. Все
ждали, пока он прожует. Бедейкер прожевал, проглотил, опять замахал руками
и неожиданно отломил еще кусок.
- Их не кормили? - шепотом спросила Глория.
- Пусть ест, - буркнул Н.Р.
Наконец Бедейкер уплел весь каравай, спрятал в сумку вышитое
полотенце и сделал шаг в направлении встречающих.
- Целовать? - тихо спросил Алеко Никитич.
- Целуете только вы, - деловито ответил Н.Р., - и однократно.
- Но это не по-русски...
- Однократно, - тоном, не вызывающим возражений, повторил Н.Р.
- Чарльз! - закричал Алеко Никитич. - Привет, дорогой! С приездом!
И, обняв Бедейкера, он нанес ему в еще соленые губы затяжной
дружеский поцелуй.
Когда все пережали друг другу руки, Н.Р. сделал шаг вперед и
произнес:
- Добро пожаловать, господин Бедейкер, на гостеприимную древнюю землю
солнечного Мухославска!..
Раздались аплодисменты, после которых Н.Р. достал из кармана
приветственную речь.
- Дорогой господин Чарльз Бедейкер! - прочитал Н.Р. - Дорогие
господа, члены делегации из далекого австралийского города-побратима
Фанберры! Как вы только что сказали в своей приветственной речи...
Переводчица начала переводить на ухо Бедейкеру, и тот сделал
изумленное лицо.
- Он еще не выступал, - вполголоса сказал Алеко Никитич, улыбаясь,
будто ничего не произошло.
Н.Р. и бровью не повел. Он сложил вчетверо свою речь, спрятал ее в
карман и широким жестом пригласил Бедейкера к микрофону.
- Слушаем вас, господин Бедейкер! - сказал он.
Бедейкер тоже достал из кармана свою речь и стал читать:
- Уважаемый господин Н.Р.! Уважаемый Алеко Никитич! Как вы только что
сказали в своей приветственной речи, разногласия в политических взглядах
между нашими странами не должны омрачать дружбу и взаимосимпатию между
нашими народами...
- Я еще ничего не говорил! - испугался Алеко Никитич.
- Скажете! - тихо произнес Н.Р. - Пусть продолжает.
"На аэродроме г-н Бедейкер обратился к встречающим с ответной теплой
речью".
(Из газеты "Вечерний Мухославск").
До гостиницы кортеж, состоявший из "газика" начальника мухославской
ГАИ и двух черных "Волг", проследовал по главной улице города вдоль живого
коридора выстроившихся работников спичечной фабрики и химкомбината. Сзади
кортеж сопровождал мотоцикл с коляской, ведомый тестем художника
Дамменлибена, бывшим заместителем начальника мухославской ГАИ. В коляске в
вечернем платье, с каской на голове величественно сидела теща художника
Дамменлибена. Она широко улыбалась стоявшим по пути мухославцам,
приветливо делала им ручкой и повторяла то и дело: "Здравствуйте,
здравствуйте, товарищи!" В сопровождении Алело Никитича и переводчицы
господин Бедейкер поднялся в специально подготовленный для него
трехкомнатный "люкс" на втором этаже. Алеко Никитич пожелал ему хорошо
отдохнуть с дороги и спустился в холл, где его ожидал Н.Р., которому не
годилось провожать господина Бедейкера в номер.
17
Прием господина Бедейкера в редакции журнала "Поле-полюшко" состоялся
в 17.30 того же дня. К этому времени фанберрского гостя уже ждали все
сотрудники редакции и приглашенные. В последний момент стало известно, что
не приедет Н.Р. Многие облегченно вздохнули, полагая, что отсутствие Н.Р.
создаст во время приема и банкета непринужденную обстановку. Все толпились
в конференц-зале, украдкой поглядывая на расставленные в виде буквы "Т"
столы с угощениями и напитками.
- Теперь так, - приставал к Индею Гордеевичу известный в Мухославске
писатель-почвенник Ефим Дынин, - а ежели я, к примеру, спрошу его про
Общий рынок? Запросто спрошу, напрямки. Тогда что?
- О чем угодно, - советовал Индей Гордеевич, - только не об Общем
рынке.
Публицист Вовец, успевший к этому времени по-тихому опрокинуть бокал
сока под болгарский огурчик, встрял с шуткой:
- А вы его спросите, почем помидоры на Общем рынке, так?
- Какие помидоры? - не понял шутку Дынин.
- Да это шутка, так? - захохотал Вовец. - Шутка!
- С шутками тоже поосторожнее, - строго заметил Индей Гордеевич.
- А если я, к примеру, спрошу, как у них с крупным рогатым скотом?
Запросто, напрямки, а?
- У них хорошо с крупным рогатым скотом, - скрывая раздражение,
ответил Индей Гордеевич. - А если не о чем спрашивать, то лучше помолчать.
Художник Дамменлибен только что повесил на стену игривый
коллаж-монтаж и, стоя рядом, наблюдал, какое впечатление коллаж-монтаж
производил на присутствующих. Затея Дамменлибена представляла собой
красочное панно на темы "Вальпургиевой ночи" в воображении художника. Лица
сотрудников и писателей, вырезанные из фотографий, были приклеены к
мужским и женским телам, взятым из полупорнографических журналов. В самом
центре панно плотоядно улыбающийся Алеко Никитич с телом
культуриста-производителя взирал на Глорию с ярко выраженными русалочьими
бедрами. Образы не соответствовали оригиналам, и все спрашивали у
Дамменлибена, что он хотел этим сказать.
- Б-б-леск! - хохотал Дамменлибен. - Дико смешно!
- Ты все-таки, Теодор, зад Глории заклей, - советовал Индей
Гордеевич, - она может обидеться.
- Ч-че-п-п-уха! - кричал Дамменлибен. - Вы мою Нелли знаете она умная
женщина все свои люди а как Ригонда?
- Ригонда ничего, - довольно ответил Индей Гордеевич, ища глазами
Ригонду, которая кокетничала в углу с Бестиевым.
Тело Ригонды было взято из рекламы женских колготок во французском
журнале "Она". Поэт Колбаско и Людмилка были изображены под роскошным
одеялом, изо рта у Колбаско торчал пузырь с надписью: "Ку-ку!".
Группа развратных фигур с головами Ольги Владимировны, вахтерши Ани,
жены Свища и жены Зверцева танцевала вокруг сатирика Аркана Гайского, у
которого на самом интересном месте висел большой амбарный замок.
Почвенник Ефим Дынин после долгих поисков нашел наконец свое лицо,
смонтированное с конской фигурой, снабженной всеми конскими деталями.
- Непохоже, Теодор, - корил он Дамменлибена, - совсем непохоже.
- Д-да б-б-рось ты Фимуля! - кричал художник. - Ты же т-т-талантливый
писатель!
Публицист Вовец, пользуясь неразберихой, хватанул еще бокал сока и
хотел уже было наполнить следующий, как в конференц-зал вбежал
возбужденный Свищ и прошептал таинственно:
- Приехали!
Все присутствующие, в том числе и недовольный Вовец, направились к
дверям встречать господина Бедейкера.
Улыбающийся, хорошо пахнущий, в шикарном темно-синем костюме господин
Бедейкер вошел в редакцию в сопровождении Алеко Никитича в строгом черном
костюме и Глории в вишневого цвета бархатном платье. Алеко Никитич
представил Бедейкеру собравшихся, и все проследовали в конференц-зал.
